ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3) - Пантелеймон Кулиш

всякую деятельность.

Скучное, подавляющее ненастъе прерывали изредка ясные дни, а безжизненное

уныние войска—какие-нибудь вести, привозимые пбдездами, или королевские планы,

беспрестанно менявшиеся. Наконец унылое войско стали оживлять радостные вести

из-под Сочавы, а потом и союзные силы, приходившие против Козаков и Татар, в

небольшом, однакож, числе. Короля занимала снова мысль о Турецкой войне,

унаследованная от несчастного Владислава. Ракочий поддерживал его 'завоевательные

фантазии. Вследствие соглашения с Ракочим, послал он одного посла в Стамбул, а

другого в Москву; но среди своих предначертаний был встревожен известием, что Орда

двинулась из-под Шаргорода на соединение под Баром с козаками. Панский лагерь

пришел в движение. По слухам, хан шел вдоль реки Бога из Латычева, а оттуда

спустился к Бару и взял в сторону к истокам Смотрича

.

393

Не думали паны, чтоб он осмелился к нпм приблизиться. Полагали, что Татары

постоят несколько времени на кочевьях и возвратятся в Крым. Но известие о появлении

Орды заставило рваться домой лаповую милицию, которую некоторые воеводства

прислали в замен посполитого рушения.

На эту, как ее называли, „ни к чему негодную сволочь", все панское войско

смотрело с презрением. Ей заплатили за четверть года по 100, по 150 и даже по 200

злотых на коня; но одна часть этого „мбтлоха", получив плату и за другую четверть

вперед, то-есть за август, сентябрь и октябрь, шла в лагерь так медленно, что, пока

пришла, четверть истекла уже, и, не видав лагеря, она возвратилась домой. Другие,

прибывши под конец четверти в лагерь, и услыхав теперь о приближении Орды, начали

дезертировать сперва по одиночке, а потом толпами, и панские подъезды грабили их

при встрече. Когда было получено донесение, что неприятель миновал Гусятин и

находится только в шести милях от лагеря, сендомирцы и другие милиционеры

двинулись через лагерный майдан табором. Их тотчас окружила обозная галастра и

начала грабить их возы. Завязалась такая битва, что сам гетман бросился унимать.

Несколько человек было убито, множество подстрелено, а десятка полтора очутилось

на виселице. Среди шума и смятения, остальных „упросили", и 8.000 лавовых

жолнеров осталось в лагере.'

Венгерское войско, пришедшее из-под Сочавы налегке, также рвалось домой.

Одетое по-летнему, оно сильнее других страдало от морозов. Король склонил его

остаться просьбами и обещанием по 2 талера еженедельно на голову.

Между тем хан, расположась под Гу сатином, запер коро* ля со всех сторон и

пресек подвоз аммуниции и съестных припасов. Король хотел было двинуться на Орду

комонником, оставив пехоту в таборе; но ему не советовали разделять войска. Совет

выслушал он с крайней досадой, и, однакож, последовал сму. Отдан был приказ

исправить валы и готовиться к отражению неприятеля.

Но продолжать войну, как писал Гулевич от 26 октября, было не с кемц а от 29-го

сообщали в Варшаву, что настоящего (pewnego) войска нет у короля больше 14.000, „да

и те" (продолжал вестовщик с отчаяньем), „вырыв Немцам могилу, сами себя

засыплютъ". .

Ночью 29 октября привел подъезд мужика, которого Орда

50

т. III.

394

.

поймала в поле, вложила ему в сапог письмо, примчала в ВО коней к польской

стороже и ускакала обратно.

Письмо было от ханского визиря к коронному канцлеру, и написано, против обычая,

по-польски. Визирь осведомлялся о своем слуге, Фетаке, не попал ли он в руки

жолнеров и, под этим предлогом, будто бы без ведома хана, советовал, чтобы король—

или переговорил с ханом, или „дал ему поле“, вместо того, чтобы сторожить чужия

границы, рыться в земле по закоулкам, ждать и смотреть, как его собственное

государство будет грабить Орда. Он припомнил Зборовские и Белоцерковские пакеты,

и прибавил, что если козаки провинились, то король был обязан донести хану, а главное

—уплачивать правильно гарач.

Письмо визиря было получено в 2 часа ночи, и, однакож, немедленно созвали

военную раду. Визирю отвечали, что хан не должен мешаться между государя и

подданных, если, вместо подарков, не хочет получить чего-нибудь такого, как под

Берестечком; но хана готовы встретить и боем, и переговорами, если он смеет и желает.

Слуга визиря, Фетак, находился в плену у коронного маршала, Любомирского; и

Любомирский писал к визирю, якобы частным образом, что готов возвратить пленника.

В ответ на это письмо, хан писал к Любомирекому, называя его милым другом

своим, выражал готовность к миру, обещал прислать к нему послов и подарок, яко

человеку, при королевском дворе всемогущему.

После того назначили совещание между визирем с одной стороны и канцлером с

другой, в поле под Каменцем, с тем чтоб одна и другая сторона имели при себе не

больше, как по

2.000

войска. В залог прислал хан королю Осман-агу. Король отправил к хану в

залог гетманского наместника, Войниловича, под .прикрытием нескольких десятков

комонника. Но едва этот почт отъехал от короля, на него напала татарская чата, одних

изрубила, других забрала в неволю. Сам Войнилович насилу пробился с несколькими

жолнерами и вернулся в лагерь. После новых варварских покушений со стороны Татар,

съехались таки наконец уполномоченные с обеих сторон под Каменцем.

Поляки требовали, чтобы хан отступился от Козаков, вернулся домой со всеми

ордами и довольствовался годовою пенсией от короля. Татары требовали, чтобы Речь

Посполитая уплатила недоимку гарача, не препятствовала Орде брать на возвратном

пути ясыр,

.

395

чтобы король дал в залог сенаторов и сверх того несколько миллионов окупа. С

обеих сторон говорили запальчиво, и между полякотатарскими коммиссарами

поднялась угрожающая ссора. Но договор надобно было довести до конца, во что бы то

ни стало, потому что король-главнокомандующий допустил Татар окружить польский

лагерь и так стеснить поле, что трудно было предпринять военные действия.

Коммиссары разъехались, ничего не решив, и Орда, при этом удобном случае,

перехватала собольи шайки с панских голов.

На другой день возобновился съезд овец с волками. Татары со всех сторон

придвинулись к лагерю и окружили уполномоченных с их 2.000-ным ночтом. Поляки

боялись и за лагерь, и за коммиссаров. Пришлось вывести войско в поле. Тогда хан

отступил и велел своим уполномоченным окончить переговоры поскорее, если король

согласится на Зборовский договоръ* Король, с своей стороны, приказал оканчивать, и

таким образом был заключен мир, но только на словах, потому что хан от письменного

договора отказался. Обе стороны, положив руки на груди и на бороде, обещали взаимно

сохранять этот мир.

Возобновление Зборовского договора было главным условием Жванецкого мира. В

этом соглашаются все современники. По словам литовского канцлера, князя Радивила,

под Жванцем „заключили унизительный мир, возобновили Зборовские пакты, обещали

обычные подарки и трехлетнюю недоимку". Возобновить Зборовский договор значило

согласиться на ежегодный в гарач 30.000 талеров и предоставить Орде право „воевать

на возвратном пути польские владения вправо и влево мечем и огнемъ". Понятно,

почему Радивид назвал Жванецкий мир унизительным. Одни из находившихся под

Жванцем панов опровергают факт нового предательства, другие подтверждают. Не

подлежит никакому опровержению то, что Татары, по заключении мира, распустили

загоны по самый Бог и увели в Крым огромный ясыр, без всякого препятствия со

стороны Поляков и без всякой позднейшей рекримииации. Современный нам польский

историк говорит, что „Жванецкий договор, не написанный чернилами, был написан

кровью и слезами человеческими на Волыни, в Полесье, в Украине".

И вот как окончилась шестидесятилетняя борьба панов с козаками. Татары

примирили Шляхетский Народ с козацким, забравши в неволю миллионы того и

другого в течение последних пяти лет этой постыдной для обеих сторон борьбы.

396

ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ИИОЛЫПИ.

Уже с половины ноября, когда Орда выступила из-под Шаргорода, хан распустил

загоны во все стороны. Целые области лишились населения, тем более, что шляхта и

мужики, воображая, что находятся под защитой королевского войска, вовсе ие

заботились об осторожности. Имея столько тысяч Орды в загонах, ИсламГирей не

думал о войне с Яном Казимиром. Обремененный ясыром, он желал мира, и начал сам

переговоры, которые удались ему как нельзя лучше. Теперь, по заключении мира,