Скарамуш. Возвращение Скарамуша - Сабатини Рафаэль

Андре-Луи пропустил замечание барона мимо ушей.

– Если бы народу открылось, что те, кто составляет его последнюю надежду, еще более продажны, чем их предшественники, если бы народ убедился, что эти революционеры навязали ему себя хитростью, лицемерием и ложью только для того, чтобы жиреть на развалинах нации, – что бы тогда случилось?

– Если бы это удалось доказать, произошел бы взрыв. Но как доказать?

– Правда всегда легко доказуема.

– Теоретически – да. Но мерзавцы слишком прочно сидят на своих местах. С наскоку их не взять.

Андре-Луи не согласился:

– Не может бесчестный человек прочно сидеть на своем месте только потому, что окружающие верят в его честность. По вашим словам, регент в своем деревянном шале сочиняет манифесты, призванные расшевелить европейские дворы. А не лучше ли было бы расшевелить население Франции? Разве так трудно возбудить подозрение к власть имущим, даже если они слывут честными?

Барон просиял.

– Во имя всего святого! Вы совершенно правы, mon petit! Репутация власть имущих не менее уязвима, чем репутация женщины.

– Вот именно. Спровоцируйте вокруг мошенников скандал, представьте доказательства их продажности, и произойдет одно из двух: либо бунт и переворот с последующим возвращением к власти прежнего правящего класса, либо воцарение хаоса и анархии, коллапс государственного управления, неизбежные голод и разруха. Революция пожрет себя сама.

– Господи, да будет так! – воскликнул де Бац. Он обхватил голову руками, закрыл глаза и задумался. Моро изнывал от нетерпения, но молчал. Когда полковник поднял голову, его гасконские глаза горели. – Безумная, говорите, идея? И все-таки она осуществима.

– Дарю ее вам.

Но барон покачал головой.

– Чтобы проработать детали и наблюдать за исполнением плана, необходим ум человека, способного родить такую идею. Это задача по плечу только вам, господин Моро.

– Точнее сказать, Скарамушу. Здесь нужен его особый талант.

– Называйте себя как угодно. Вообразите, чего вы достигнете, если ваши усилия увенчаются успехом. А ведь это, если взяться за дело с умом, весьма вероятно. Вы окажетесь в положении спасителя монархии.

– Скарамуш – спаситель монархии!

Де Бац не обратил внимания на его сарказм.

– И подумайте о великой награде, которая ждет такого человека.

– Стало быть, вы все-таки верите в благодарность принцев.

– Я верю в способность спасителя монархии добиться оплаты своих услуг.

Андре-Луи промолчал. Он грезил наяву. Мысль о том, что люди, обращавшиеся с ним подчеркнуто высокомерно, будут обязаны его гению восстановлением своего могущества, была удивительно приятна. Не менее приятной была мечта о величии, коего он заслуживал в этом полном глупцов мире, величии, которого он мог бы достигнуть собственными стараниями и которое не колеблясь разделил бы с Алиной.

Голос барона вернул его к действительности.

– Ну так как? – спросил де Бац хрипло, нетерпеливо и даже с тревогой.

Андре-Луи улыбнулся.

– Пожалуй, я рискну.

Глава XIII

Отъезд

Господин де Бац снова предстал перед регентом – в той же простой комнате того же шале в Хамме. Он стоял перед письменным столом его высочества в ромбе солнечного света, падавшего через витражное окно на крашеный пол. Плотно закрытые окна и дверь не пропускали свежего воздуха, и комнату наполнял тяжелый земляной дух горевшего в глиняной печи торфа. Утром началась оттепель, и с карнизов частыми каплями падала талая вода.

Помимо барона, на встрече присутствовали еще трое. Исполненный изящества граф д’Аваре, английскую внешность которого подчеркивали простой синий сюртук для верховой езды, лосины и высокие сапоги с отворотами, сидел в центре комнаты, слева от барона. Рядом с ним восседал смуглолицый, энергичный граф д’Антрег. Брат регента, худощавый и утонченный граф д’Артуа, беспокойно мерил шагами комнату. Его пригласили сразу же, как только стало понятно, куда клонит барон со своими предложениями.

Де Бац закончил свою речь, и в комнате повисла тишина. Регент в задумчивости покусывал кончик гусиного пера. Наконец он пожелал выслушать мнение господина д’Антрега по поводу только что высказанных предложений. Д’Антрег не потрудился скрыть свое презрение.

– Дикая затея. Совершенно безнадежная. Ход азартного игрока.

Господин д’Артуа остановился. Он умел напустить на себя умный вид, хотя в действительности умом не отличался. Вот и сейчас он хранил многозначительное молчание.

Регент поднял взгляд на де Баца.

– Согласен, – невозмутимо сказал барон. – Совершенно справедливо. Но смертельную болезнь нельзя вылечить обычными средствами.

– Не стоит называть эту болезнь смертельной, – угрюмо поправил его граф д’Артуа. – До этого еще далеко.

– Я имею в виду положение августейших узников, монсеньор. Я думаю, вы согласитесь с тем, что это положение – отчаянное, и время работает против них. Если мы хотим спасти ее величество от ужасной участи, которая выпала покойному королю, нельзя терять ни дня. Господин д’Антрег называет мой замысел диким. Допустим. Но что господин д’Антрег может предложить взамен?

Господин д’Антрег нетерпеливо пожал плечами и закинул ногу на ногу.

– Думаю, вам следовало бы ответить, – сказал граф д’Артуа холодным, ровным тоном.

Д’Антрегу пришлось подчиниться.

– Что касается попытки спасения ее величества, я не вижу оснований, почему бы ее не предпринять. Я даже сказал бы, что господин де Бац совершит героический поступок, если он готов рискнуть своей головой. Но что до других, более широких вопросов, которые затронул господин де Бац, то тут я должен сказать честно: его вмешательство серьезно осложнит работу моих агентов в Париже.

– Другими словами, – задумчиво произнес Месье, – вы советуете нам уполномочить барона на действия по спасению королевы, но не давать ему санкции на более масштабные инициативы?

– Именно так, монсеньор.

На этом обсуждение, возможно, и закончилось бы, если бы не тихое замечание д’Аваре. Он редко позволял себе высказывать собственное мнение, но его слова никогда не ускользали от внимания регента.

– Но что, если возможность для смелого удара представится сама? – вопросил он. – Неужели ею следует пренебречь?

Д’Антрег подавил раздражение, вызванное вмешательством фаворита, которого он ненавидел, хотя и не осмеливался высказывать открыто свою неприязнь. Он заговорил самым сдержанным тоном, на какой был способен.

– Если такая возможность представится, мои люди будут начеку. Могу заверить вас, господа, я дал им самые подробные указания.

Но неожиданная поддержка господина д’Аваре воодушевила барона.

– А что, если они не увидят возможности, которая представится мне? И в этом случае я все-таки должен буду пренебречь ею? Мне кажется, неразумно упускать благоприятный случай, монсеньор. И потом, я не понимаю, как могут повредить агентам господина д’Антрега мои действия, пусть даже они окончатся неудачей.

– Меры, которые они принимают, могут быть аналогичны вашим! – вскричал д’Антрег, не дожидаясь, когда ему будет позволено высказаться. – Ваши неуклюжие действия вызовут настороженность властей, направят их внимание в самую нежелательную для нас сторону, и в итоге мы можем потерпеть поражение.

Так начался спор, который тянулся битый час. Господин де Бац оставался внешне спокойным, в то время как господин д’Антрег все больше горячился, и несколько раз его опрометчивость в выборе аргументов позволила противнику нанести ему довольно чувствительные удары.

В конце концов их высочества крайне неохотно согласились выслушать в подробностях план низвержения революционного правительства. Всем своим видом они демонстрировали, что оказывают господину де Бацу высочайшую милость, снисходя до его объяснений. И тут барон едва не лишил себя счастья рискнуть своей шеей на службе у неблагодарных принцев. Он заявил, что предпочел бы раскрыть свои планы в присутствии человека, который в значительной мере является их автором и будет его ближайшим помощником в их воплощении.