Избранное - Нора Георгиевна Адамян

час и не позвонил. Галя мучилась до поздней ночи и помчалась через всю Москву к нему в общежитие. Она без стука распахнула дверь его комнаты. Там были чужие люди. Высокий, красивый человек с седыми волосами и густо-черными бровями склонил перед ней голову:

— Какие прелестные девушки посещают нашего племянника!

Другой, полный, очень веселый, налил Гале вина, угощал острыми маринованными травками, орехами. Ираклий сидел мрачный. Напрасно Галя улыбалась ему — ведь все было хорошо, она понравилась его дядям. Оба, наперебой, пили за ее здоровье, сравнивали ее то с бутоном розы, то с ласточкой.

Два дня Ираклий провел с родственниками. Это было понятно. На третий день Галя поймала его в университете.

— Ты сама все испортила, — сказал он, опустив глаза, — теперь я никогда не смогу на тебе жениться.

— Почему?

— Мои дяди говорят, что Цинцадзе не женятся на девушках, которые ночью прибегают к молодому мужчине.

И тогда Галя, размахнувшись, с силой ударила его по щеке, а потом, охваченная дрожью и огнем, сбежала с лестницы университета. Больше она туда не вернулась.

Две недели она пролежала на кровати, отвернувшись лицом к стене. А потом папа устроил ее приемщицей на пункт химчистки.

Сперва она чего-то ждала. Встретился Николай. С ним было весело. Галя подумала: «Молодость проходит, почему бы и нет?» С Николаем ничего серьезного не получилось. Начались какие-то отношения с Анатолием. И Галя вдруг испугалась: что же дальше? Какая это жизнь — ни семьи, ни детей. И родила Тимку. Пусть люди говорят что хотят.

— А Леонид? — спросил Александр Семенович.

— Ах, вам и об этом уже доложили? Ну, это глупость сплошная. Мне казалось — так станут меньше болтать. Парнишка был на все согласен. Ему очень хотелось посмотреть Москву. Только он меня потом ужасно стал раздражать. До сих пор стыдно вспомнить, как я его выставила! И главное, все оказалось ни к чему. Никто в него не поверил.

Через несколько минут Александр Семенович слышал, как Галя приглушенно говорила в телефонную трубку:

— Я тебе по делу звоню, понимаешь, по делу. Нет, ты послушай, это насчет комнаты. Да, насчет обмена. Да, мне обещали. Нет. Если придешь, я расскажу все подробно. Придешь? Когда?

Александр Семенович взял чайник и вышел в переднюю. Галя повесила трубку.

— Все не так, — сказал он жестко, — все очень плохо, — и прошел на кухню.

5

Тетя Паша во время уборки все рассказывала о своих семейных делах:

— Пришел в воскресенье сам Федор, с внучкой. Вина принес, красного. Я блинцов, конечно, напекла. Ел — за ушми трещало. Нет, жена таких не сготовит, как мать. Посидел. Отдохнул. «Я, говорит, мама, надумал машину купить. Как вы советуете?» — «А мне что, говорю, покупай, если деньги есть. А нет — так я сотни три могу дать».

Потом тетя Паша поела молока с булкой, посудачила о своей соседке, которая купила новое пальто с «шаншалевым» воротником, и, только уже собираясь уходить, сообщила:

— А на тебя, девка, приказ в конторе висит. За необщественное поведение. Я месткому сказала: если ей выговор давать, то других приемщиц и вовсе в воду побросать надо.

Все-таки вынесли ей выговор! Ну что ж! Теперь пусть и с нее не спрашивают.

Галя сама не знала, что скрывается за этой фразой, но весь день повторяла про себя: «Теперь пусть с меня не спрашивают. Мне меньше всех надо. Подумаешь — выговор…»

Эти бессмысленные слова точно заглушали обиду. За работой Галя вдруг с горечью вспоминала — выговор. Ожесточенно твердила себе: «Хорошо же, пусть» — и не поднимала глаз от пальто, платьев, костюмов.

В контору Галя не пошла. Что за удовольствие читать приказ о себе! Очередную газету все равно раньше Нового года не вывесят. В газете должно быть опровержение. Если уж ей объявили выговор, то опровержение она их заставит опубликовать.

К вечеру она почти совсем не вспоминала о выговоре — случилось более важное событие. Няня в яслях сказала ей:

— Поздравляю, мамаша, сынок на ноги встал, пошел.

Дома, едва Галя раздела Тимку, он протянул ей ручки. Малыш очень любил прыгать по пружинистой тахте. В любом горе можно было его утешить, стоило сказать: «Давай прыг-скок», — и он, держась за руки матери, скакал как мячик, высоко подбирая ножки.

На этот раз Галя отняла руки. «Нет, маленький, сам иди, сам». Она не очень поверила ясельной няне. Но Тимке было знакомо слово «сам». Он, пыхтя, стал подниматься на ножки. Ему трудно было бы идти по мягкой тахте. Галя стянула свое одеяло на пол и посадила сына.

Он тотчас начал сосредоточенно отрываться от земли. Сперва, упершись ногами и руками, поднял самую тяжелую часть туловища, потом одну ручку, пошатнулся, снова уперся в одеяло и, наконец, поднялся, серьезный, деловитый, покачиваясь на толстых, неоформленных ножках.

Галя отодвинулась и позвала его. Мальчик шагнул к ней медленно, неуверенно, раз, потом другой, потом, быстро перебирая ногами, бросился вперед, и она его подхватила на руки.

Опыт проделали еще раз. Между собой и Тимкой Галя поставила табуретку. Мальчик по пути цеплялся за табуретку, обходил ее, а потом, очень хорошо понимая, что мать близко и не даст ему упасть, кидался к ней, зажмуривая круглые темные глазки.

Все говорили Гале: «Встанет ребенок на ноги — сразу легче будет». И он встал, хотя ему еще и одиннадцати месяцев не исполнилось, точно торопился помочь матери. Галя прижала его, плотного, тепленького, к груди и помчалась с ним на кухню:

— Марья Трофимовна, Тимка уже ходит.

— Ох, теперь за ним глаз да глаз нужен, — сказала Марья Трофимовна, — то посадили его — он сидит, а теперь только смотри за ним.

— И ничего особенного, — заявила Танечка, — ребенок должен нормально развиваться. Раз-другой сдернет скатерть со стола, только и всего.

Она выхватила у Гали Тимку, посадила его на ладонь и ловко завертела над своей маленькой завитой головой.

Галя рванулась, но сдержала себя. Прикрикнула Марья Трофимовна:

— Гляди, осторожней поворачивай. Уронишь, не свой.

— Меняюсь, — сказала Танечка, — берите нашу машину за Тимончика. Согласны?

— Пожалуйста, пожалуйста, только, чур, менки без переменки, а то как запищит он у вас ночью.

— Нет, что вы думаете. Костя охотно отдал бы «Волгу», — грустно сказала Танечка.

У этой пары детей не было. Танечка бегала по врачам, таскала за собой мужа, потом огорченно рассказывала:

— Нет, не обидно было бы, если б причину нашли. А когда мне врач говорит, что никакой причины нету, вы оба здоровы, как я это должна понимать? Бог не дает — так, что ли?.. Тимончик, пойдешь ко мне в