Дорога шамана - Робин Хобб

— Он что-нибудь говорил? — Доктор посмотрел мне прямо в глаза.

— Он был без сознания, когда мы его нашли, — вмешался Ордо.

Но Амикас был отнюдь не дураком.

— Постой, минуту назад я слышал от тебя, что он приехал в экипаже. Сомневаюсь, чтобы возница согласился взять кадета, находящегося без сознания. И уж вряд ли он просто выбросил бы его из повозки, а потом уехал. — В голосе доктора звучал холодный жесткий скептицизм, и я, набравшись смелости, поведал о том, как все было на самом деле:

— Он немного поговорил со мной, когда я к нему подошел. Мы вели Горда в Карнестон-Хаус и встретили Колдера. Он сообщил, что кто-то пострадал. Поэтому я побежал сюда, чтобы узнать, смогу ли чем-нибудь помочь. Тайбер был в сознании. Он сказал, что он не пьян. И что на него напали четыре человека. А еще он попросил меня найти его бумаги.

Доктор опустил голову, понюхал Тайбера и снова отодвинулся от него.

— Ну, судя по запаху, он не слишком трезв. Но спиртное не способно проломить череп — насколько мне известно. Да и грязи такой в городе нет. Ему чертовски повезло, что он остался жив после такого удара. Положите его на носилки и несите в лазарет.

Доктор встал и поднял фонарь, а санитары в это время осторожно укладывали Тайбера на носилки. Я посмотрел на доктора и с удивлением обнаружил, что сейчас он выглядел как дряхлый старик — лицо изрезано глубокими морщинами, глаза стали какими-то безжизненными.

— Он мог испачкаться здесь, когда упал, пытаясь добраться до своей казармы, — неожиданно заявил Ордо.

Мы все дружно повернулись к нему. Его объяснение показалось мне слишком искусственным и, видимо, доктору тоже, потому что он вдруг сердито рявкнул:

— Пойдешь с нами. Напишешь все, что видел, и поставишь свою подпись. Бурвиль, возвращайся в казарму. А ты, Колдер, немедленно отправляйся домой. Я больше не хочу тебя сегодня видеть.

Мальчишка стоял на самой границе круга света и смотрел на Тайбера со смешанным чувством ужаса и восторга. Когда доктор с ним заговорил, он вздрогнул и, ни слова не говоря, умчался в темноту. Я наклонился и поднял ранец и бумаги раненого лейтенанта.

— Дай мне, — резко приказал доктор, и я послушно протянул ему вещи Тайбера.

До тех пор, пока мне было по пути с доктором, я шел возле изголовья носилок. Фонарь в руке пожилого лекаря раскачивался на ветру, и тени метались по лицу Тайбера, искажая его черты. Раненый был очень бледен.

Я свернул на дорожку, ведущую к Карнестон-Хаусу, и увидел, что в окнах на верхнем этаже уже не горит свет, но фонарь у двери еще не погасили. Войдя внутрь, я собрал остатки мужества и доложил о случившемся сержанту Рафету. Он не сводил с меня глаз, пока я, заикаясь, объяснял, почему опоздал. Я думал, что получу от сержанта очередное взыскание, но он только кивнул и сказал:

— Твой друг доложил, что кто-то пострадал и ты пошел посмотреть, не нужна ли помощь. В следующий раз ты должен сначала прийти сюда и поставить меня в известность о происшествиях подобного рода. Я бы послал с тобой кого-нибудь из старших кадетов.

— Слушаюсь, сэр, — устало проговорил я и направился к лестнице.

— Ты сказал, что пострадал кадет-лейтенант Тайбер.

Я снова повернулся к нему.

— Да, сэр. Его сильно избили. Он был пьян, поэтому не думаю, что он сопротивлялся.

Нахмурившись, сержант переспросил:

— Пьян? Только не Тайбер. Он не пьет. Получается, кто-то врет, — задумчиво пробормотал он, но, видимо, решив, что сказал лишнее, резко захлопнул рот. — Иди спать, кадет. И не шуми, — велел он, и я побрел наверх.

Спинк, уже переодевшийся в ночную рубашку, ждал меня около камина в учебной комнате. Мы вместе отправились в нашу спальню, и я, раздеваясь, рассказал ему, что произошло. Спинк молчал. Я встряхнул мокрую шинель, понимая, что за ночь она не высохнет и завтра мне придется надеть ее сырой. Не слишком приятная мысль перед сном. Я попытался думать про Карсину, но почему-то сегодня она показалась мне страшно далекой. По-видимому, сейчас гораздо важнее было решить, как дожить до конца учебного года. Когда я улегся в постель, Спинк вдруг спросил:

— У него пахло спиртным изо рта?

— От него воняло.

Мы оба знали, что это значит. Как только Тайбер поправится, его переведут на испытательный срок и он получит дисциплинарное взыскание. Если он поправится.

— Ты не понял. Запах шел от его дыхания или от одежды? Я задумался.

— Не знаю. Мне даже в голову не пришло проверить. Наклонившись над ним, я почувствовал дух спиртного, причем очень сильный. Вот и все.

Снова наступила тишина, а потом Спинк с неясной надеждой в голосе очень тихо проговорил:

— Доктор Амикас мне показался человеком умным. Он поймет, был Тайбер пьян или нет.

— Может быть, — не стал спорить я, но не слишком в это поверил; я вообще мало во что теперь верил.

Я заснул, и мне приснился сон. Старая толстая женщина — древесный страж — сидела, прислонившись спиной к стволу, а я стоял перед ней. Лил сильный дождь, и хотя я промок до нитки, она оставалась практически сухой. Капли, падавшие на нее, тотчас исчезали, словно ее плоть состояла из истосковавшейся по воде земли. Но, как ни странно, мне дождь тоже очень нравился. Он был мягким и нежным, а его прохладные прикосновения ласкали кожу. Поляна показалась мне знакомой, будто я здесь уже бывал. Посмотрев на себя, я обнаружил, что слишком легко одет, но мне все равно было тепло и приятно.

— Подойди. — Женщина властным жестом поманила меня к себе. — Подойди и поговори со мной. Я хочу убедиться, что правильно поняла то, что увидела твоими глазами.

Мы отошли от дерева, и я повел ее за собой по извивающейся лесной тропинке между гигантскими деревьями. Местами их могучие кроны полностью защищали нас от дождя. А кое-где вода стекала вниз по листьям и веткам и, окатив нас, впитывалась в землю. Мы, не обращая на это внимания, все дальше углублялись в лес. Мимоходом я заметил, что всякий раз, оглядываясь на идущую позади женщину, лишь при определенном усилии могу различить ее силуэт, ибо у меня возникало стойкое ощущение, что она является частью какого-нибудь дерева. Она касалась рукой ствола или ее волосы скользили по ветвям — в общем, постоянно поддерживала контакт с зелеными великанами. Несмотря на огромное тело, тяжелая поступь женщины была необычно грациозной. В моем сне она олицетворяла собой силу и изобилие. Складки жира и кожи придавали ее телу мягкую округлость, и оно казалось мне не более отвратительным, чем могучий ствол дерева или раскинувшийся у нас над головами шатер из ветвей и листьев. Его впечатляющие размеры свидетельствовали о благополучии и плодовитости, что было крайне важно для людей, живущих охотой и дарами леса. И это тоже представлялось мне знакомым.