Не позднее полуночи (сборник) - Рекс Стаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уже наполовину покончил с записью беседы с мисс Фрейзи, когда меня прервал телефонный звонок. Когда я сказал: «Кабинет Ниро Вульфа, у телефона Арчи Гудвин», мужской голос ответил: «Мне нужно поговорить с мистером Вульфом. Это Патрик О’Гарро».
Эти люди явно нарушали все каноны. По правилам мистеру О’Гарро полагалось дать соответствующее распоряжение своей секретарше, чтобы та связалась со мной и потратила минут пять, пытаясь уломать меня позвать к телефону Вульфа. Единственное разумное объяснение, с моей точки зрения, заключалось в следующем: дело приняло настолько серьезный оборот, что они пытаются скрыть даже от персонала, что обратились к услугам Ниро Вульфа.
– Он сейчас занят, – ответил я, – и если я оторву его ради телефонного разговора, то из этого ничего хорошего не получится. Если желаете, я могу сыграть роль передаточного механизма.
– Я хотел спросить у него, есть ли какие-нибудь результаты.
– Если и есть, то только у него в голове. Он же сказал вам, что будет докладывать о результатах сегодня поздно вечером. Он уже встретился с мисс Фрейзи и миссис Уилок. Как там насчет остальных?
– Да-да, я как раз поэтому и звоню. Сьюзен Тешер будет у вас в шесть, Гарольд Роллинс – в семь, а Янгер прийти не сможет. Он сейчас лежит в постели, в гостинице, у него что-то с сердцем. Его отправили на «скорой помощи» прямо из районной прокуратуры. В больницу он не захотел. Его смотрел мой врач, сказал, что ничего серьезного, но он полежит до завтра, пока его снова не посмотрит врач.
Я пообещал передать все Вульфу и спросил, в каком номере остановился Янгер. Повесив трубку, я взял внутренний телефон и набрал номер оранжереи.
Через минуту раздался голос Вульфа:
– Ну что еще?
– Только что звонил О’Гарро. Одна придет в шесть, другой – в семь, а у Филиппа Янгера прямо в кабинете следователя начались перебои с сердцем, так что он сейчас в гостинице, лежит в постели. Не посидеть ли мне у его изголовья?
– К шести часам ты должен быть здесь.
Я пообещал вернуться к этому времени, и связь прервалась.
Прежде чем уйти, мне предстояло решить для себя небольшую проблему. Дело в том, что вот уже много лет, как я после одного пикантного инцидента дал себе слово никогда не ходить без оружия ни на какие экскурсии, связанные с расследованием дел об убийствах. Строго говоря, если следовать букве нашего соглашения, это не было делом об убийстве. Наша работа состояла в том, чтобы найти вора. В конце концов я решил не быть буквоедом, вынул кобуру из ящика, надел ее, взял свой «марли» тридцать второго калибра, зарядил его и сунул в кобуру. Потом вышел в прихожую и крикнул Фрицу, чтобы он закрыл за мной дверь на цепочку.
Глава шестая
У меня были все основания подозревать, что дежурная восемнадцатого этажа гостиницы «Черчилль» слегка заупрямится: ведь ясно, что журналисты уже давно выследили наш славный квинтет и не оставляют его своим вниманием. Предвидя ее реакцию, я начал с того, что разыскал Тома Эвартса – первого помощника уполномоченного по безопасности в гостинице, точнее – местного сыщика; по нашим прошлым делам за ним числился небольшой должок. Он тут же любезно согласился позвонить дежурной, предварительно взяв с меня обещание не устраивать в гостинице пожаров и не обнаруживать там трупов. Дежурная с двух сторон внимательно изучила мою визитную карточку, бросила беглый взгляд на меня и жестом показала, что я могу идти.
Комната 18–26 оказалась почти посредине длинного коридора. Вокруг, кроме горничной с полотенцами, никого видно не было, из чего я заключил, что саму гостиницу сотрудники городских служб пока еще не наводнили. После первого же стука в дверь я получил приглашение войти, правда не совсем внятное, переступил порог и сразу же понял, что фирма «ЛБА» весьма недурно относится к своим гостям. Это был, судя по размерам, пятнадцатидолларовый номер с двумя кроватями, расположенными изголовьями к левой стене. На одной из кроватей я увидел всклокоченную швабру седых волос и больные глаза хозяина. Он был как две капли воды похож на журнальные фотографии страдающего с похмелья старины Кинга Коула.
Я подошел ближе.
– Меня зовут Арчи Гудвин, – сообщил я ему. – Я от Ниро Вульфа, по поручению фирмы «Липперт, Бафф и Асса». – Тут я приметил стул и сел. – Нам необходимо уточнить кое-какие детали в связи с конкурсом.
– Дерьмо, – проговорил Янгер.
– Так дело не пойдет. Это не ответ. Тут одним словом не обойтись. Тем более что непонятно, к чему это слово относится. Вы хотите сказать, что конкурс дерьмо, или я, или еще что-нибудь?
– Я болен. – Янгер закрыл глаза, потом открыл их. – Завтра поправлюсь.
– Вы что, настолько плохо себя чувствуете, что вам даже трудно говорить? Я вовсе не хочу причинять вред вашему здоровью. Я ведь даже не в курсе, насколько это серьезно – перебои с сердцем.
– Да нет у меня никаких перебоев. Так, обычный приступ тахикардии. Что тут может быть серьезного? Давно бы уже был на ногах, если бы не одна вещь. Слишком много болтается вокруг всяких дураков, вот в чем дело. Плохое самочувствие, вызванное тахикардией, усиленное страхом, тревогой, нервным напряжением и мрачными опасениями, – и все из-за этих дураков.
Янгер приподнялся на локте, дотянулся до придвинутого к изголовью кровати столика, взял оттуда стакан с водой, отпил не более столовой ложки и поставил стакан на место. Потом поворочался, устроился на боку и уставился на меня.
– Каких дураков вы имеете в виду? – осведомился я учтиво.
– Да вот вас, к примеру. Вы ведь тоже пришли сюда разузнать, где я достал пистолет, из которого убил этого Далманна, разве нет?
– Нет, сэр. Нас, я имею в виду Ниро Вульфа, совершенно не интересует смерть Далманна как таковая. Она имеет для нас значение лишь постольку, поскольку затрагивает конкурс и вызывает проблемы, которые необходимо урегулировать.
Он фыркнул:
– Ну вот, я же говорил! Дерьмо. Ну скажите, какое отношение это вообще имеет к конкурсу? Так случилось, что вчера ночью кто-то пришел и застрелил его – может, ревнивая женщина, или кто-то его ненавидел, а может, просто боялся или захотел свести с ним счеты, мало ли что, – и только потому, что это случилось именно вчера ночью, они решили, что это обязательно связано с конкурсом. Они даже вообразили, что это сделал кто-то из нас. Ну скажите, разве не дураки, а? Ну, допустим, я поверил этому типу, когда он показал нам эту бумажку и сказал, что там ответы, допустим даже, что после этого я решил его убить. Узнать, где он живет, не так уж трудно, хотя бы по телефонной книге. Значит, допустим, я пришел к нему домой. Добиться, чтобы он меня впустил в квартиру, тоже несложно: я мог сказать ему, что хотел бы кое-что изменить в условиях конкурса и предварительно обсудить это с ним. Исхитриться и застрелить его могло оказаться потруднее, это уж как повезет, ведь он мог заподозрить, что я пришел попытаться получить эту бумагу, но и с этим можно было бы справиться. Значит, допустили: я убил его, взял бумагу и вернулся с ней в гостиницу, к себе в номер. Ну, и что дальше?
Я покачал головой:
– Да, действительно. Интересно, что же дальше?
– Дальше? Дальше выходит, что я сам вырыл себе могилу и сам же в нее прыгнул. Если они захотят продолжить конкурс с теми же стихами и ответами, то я таким образом лишаю себя шансов выиграть, потому что по закону они имеют право запретить нам уехать, а если бы я даже успел уехать в Чикаго прежде, чем обнаружат труп, то все равно они могут заставить меня вернуться, и я обязан буду подчиниться. А если бы я даже, не дожидаясь крайнего срока, послал им правильные ответы, то как я объясню, откуда я их взял? А если решат не продолжать конкурс со старыми ответами, аннулируют их и дадут нам новые стихи, тогда единственное, что я могу получить за убийство устроителя конкурса, – это перспективу сесть на электрический стул. Теперь докажите мне, что они не дураки, если подозревают кого-то из нас. Дерьмо.
– Но ведь есть же и альтернатива, – возразил я. – А что, если дурак вы сам? Согласен, ваш анализ звучит вполне логично, но что, если при виде этой бумаги и при мысли о полумиллионе долларов вы совсем потеряли голову, пошли и проделали все то, о чем сейчас говорили, и лишь потом проанализировали сложившуюся ситуацию? И вот когда вы действительно ее проанализировали и оценили все последствия – скажем, это произошло в кабинете у следователя, – вы, я думаю, и почувствовали перебои в работе сердца, не важно, как вы называете свою болезнь. Во всяком случае, мое сердце уж точно не выдержало бы.
Янгер перевернулся на спину и закрыл глаза. Я сидел и смотрел на него, но, кроме несколько учащенного дыхания и легкого биения жилки на шее, никаких признаков сердечного приступа не обнаружил. Не мог же я запугать его до смерти. Вообще-то я поклялся Тому Эвартсу не обнаруживать трупов, но ведь при этом я не обещал ему, что не приложу руку к появлению новых.