Дорогой товарищ король - Михаил Успенский

Поэтому нечего и мечтать о том, чтобы установить между Миром и Замирьем регулярную связь - мало того, что асинхронность не позволит, так еще последствий не предугадаешь. В сущности, обе стороны земного диска враждебны друг другу, поскольку одной из них суждено погибнуть, а другой, согласно преданию, процвести...

«Так это выходит, что я предатель, изменник Родины, невозвращенец», - ужаснулся король. Нужно честно сказать, что желание не возвращаться у него однажды в жизни возникало - во время посещения мюнхенского варьете со стриптизом в составе дружественной делегации. А сейчас в государственной голове нечаянного монарха замелькали разные дельные мысли: опрокинуть это чертов диск с помощью направленных ядерных взрывов или путем поворота северных рек, чтобы самому погибнуть, но в песне смелых... призывом страстным...

Мысли эти настолько взволновали короля, что он покинул кресло и принялся ходить по залу взад-вперед - от канцлера к столу.

Эндустан снова угадал, в чем тут дело.

- Напрасно думаешь над этим, государь. Твой предшественник поначалу тоже убивался: финал кубка, финал кубка, вратаря какого-то все желал сменить, но потом смирился, приступил к монаршим обязанностям и возглавил несколько победоносных походов. Нипочем бы не выстоять нашей пехоте против конницы кирибеев, когда бы не придуманные им боевые клюшки, коими подсекали ноги вражеским лошадям. Ты же самой судьбой предназначен для власти, но таких ее вершин, как в Замирье, навряд ли бы достиг...

«И то верно, мне с этими волками не равняться», - грустно подумал Виктор Панкратович про свое бывшее начальство. И дерзкая дума осенила его внезапно: да кто они такие, чтобы мне, законному владыке Листорана, диктовать свои дурацкие указания? Да... Да во рту он их видал! (Виктор Панкратович уже и думать по-здешнему начал.) Да он сегодня же в ООН пошлет ноту протеста против ядерных взрывов, чтобы не тревожили священную листоранскую землю... Тут Востромырдин припомнил, что ООН, к сожалению, на той стороне. Ладно. Здесь можно начать новую жизнь. Никто не будет помыкать и шантажировать, не придется подписывать подсудные приказы и покрывать чужие грехи, с тревогой всматриваться в порядок подписей под некрологами... А с людьми он работать умеет. Он тут так все поставит, что соседи позавидуют. Он будет ездить по всему Замирью с дружественными визитами в открытом «ЗИЛе», охотиться на незнакомых зверей, любить лучших женщин, пить великолепные вина не с нужными людьми, а с кем душа пожелает, он будет прост и доступен для граждан...

- Так, так, государь! - похвалил колдун. - Верно, верно! Кто они тебе? Они тебя похоронили. Ты наш. Ты всегда был наш. Ты давно знал, что ты наш и непременно вернешься домой.

Так, так, думал Востромырдин. Верно, верно. То-то меня все с души воротило там жить: и то не так, и это не этак. Вот в чем все дело. Я там был все равно что по ошибке и никому ничего не должен...

Он продолжал маршировать взад-вперед. Потом остановился, чтобы провозгласить нечто важное, да осекся: до него дошло, что все это время по стенам двигались какие-то гибкие шланги, каждый из которых заканчивался прозрачной линзой. Линзы как бы следили за каждым шагом короля.

- Что это? - грозно спросил Востромырдин.

- Ах это... - пожал плечами Эндустан. - Это, надо тебе знать, самоцветы-охранники. Они отводят от августейшей особы любые злоумышления. Если на тебя, паче чаяния, бросится изменник с кинжалом, так тут же, на месте, и упадет, сраженный магическим лучом. Они, эти камни, во дворце повсюду, так что твоя жизнь вне всякой опасности...

«Чеши, чеши, старый черт! - злобно мыслил Виктор Панкратович. - А я-то уши развесил, тоже хорош гусь! Слушал этот бред, ладно, сам не ляпнул чего-нибудь, хотя он меня явно провоцировал... Конечно, это проверка: понаставили везде японских скрытых камер и ждут, что я склонюсь к измене! Наши небось сидят и хохочут надо мной в этих идиотских шароварах и сапогах! Не член ЦК, а Портос какой-то или король Махендра... Ох, а я же еще с этой шалавой переночевал... Теперь придется каждым шагом своим, всей жизнью доказывать, что не купился и не прельстился... Баба - вздор, простят, а вот если бы я что думал, ляпнул! Что же я сказать-то собирался, идиот? Это же шестьдесят четвертая! Жесток, жесток секретариат, да ведь с нами иначе и нельзя...»

- Ну вот что, - сказал он решительно. - По этому вопросу подготовить кратенький рефератик, страничек этак на двести, в трех экземплярах, и утром подать мне («Посиди, посиди, мымра ученая! Другой раз врать не будешь!»). Товарищу канцлеру вернуть уши немедленно! («С ним договориться можно, он мужик исполнительный. А этот, зараза, академик Сахаров нашелся!») А сам изволь обратно в перья и к себе, на насест! Распустились тут, едрена-зелена... Мы тоже в государственных тайнах кое-что понимаем!

Он чуть было не похвастался покойником тестем, но вовремя удержался. Эндустан Умудрившийся несколько офонарел от такой перемены, но покорно вернулся на посадочный знак, сгорбился, оперился и полетел на место постоянной дислокации. Уши канцлера совершенно самостоятельно вывернулись из бархата и снова, будто бабочка, устремились к хозяину.

- Ты суров, но справедлив, государь, - заметил обрадованный воссоединением канцлер. - Нельзя ученым людям потачку давать: сейчас на шею сядут и ножки свесят. Они, видишь ли, чародеи наши, от жизни у себя в башнях оторвались, ничего не соображают. Правильно ты его трактовал. Я даже рад, что ничего не слышал, у меня от его речей голова болит.

- И ведь даже икру, подлец, метать не может! - воскликнул Виктор Панкратович.

- Не может, государь! - засмеялся Калидор Экзантийский.

Очень довольные согласием, они покинули башню и проделали давешний путь над пропастью в подземелье. На этот раз большую часть дороги пришлось подниматься, но Виктор Панкратович, казалось, не замечал усталости. Только что он избежал великой опасности - он, почти полномочный представитель ЦК в этой дикой и варварской стране. Он вовремя среагировал, оперативно пресек вражескую пропаганду и агитацию. Теперь он все тут приведет в соответствие с директивами.

Плотно пообедав - или уже поужинав, - он велел гнать в шею всех развратных девиц, что и было с недоумением исполнено. Да, во всех королевских покоях были эти самые штуки, надо ухо держать востро. Канцлер Калидор быстро сообразил, что король желает всех поставить на место, и старался, чтобы его собственное место было как можно повыше. Потом Виктор Панкратович вызвал пред свои очи начальника стражи Тубарета Асрамического, своего вчерашнего собутыльника, и долго распекал его за тут же выдуманное нарушение формы одежды. Бравый усач тоже все понял и приуныл, пообещав усилить бдительность. Король в ходе выволочки неосторожно помянул по-русски Тубаретову матушку, отчего немедленно раскололась каменная столешница, а сам Тубарет втянул голову в могучие плечи, ожидая горшей участи, но государь сменил гнев на милость и даже хватил с ним на сон грядущий стопочку полюбившегося напитка, и Тубарет удивлялся, почему для этого надо прятаться за шторой.

Цели были ясны, задачи определены. Перед тем как удалиться в свою холостяцкую опочивальню, Виктор Панкратович призвал к себе придворного портного и долго объяснял ему, что такое галстук и как должны выглядеть три составные части костюма-тройки.

Глава 6

Внизу все оказалось не так, как виделось сверху: скала, с которой отважно прыгнули полковник и капитан, нависала над их головами и находилась по отношению к земле под углом градусов в сорок пять. Можно было разглядеть даже окаянный балкончик без перил.

- Как же мы не разбились? - спросил Шмурло.

Деряба пожал плечами.

- Не судьба, - объяснил он. - У вас в конторе что-нибудь про восходящие воздушные потоки слышали?

- А назад-то как? - не унимался Шмурло.

Вместо ответа Деряба подпрыгнул и замахал руками, надеясь взлететь. Потом повторил попытку.

- Система «ниппель», - сказал он, так и не полетев. - Я-то думал, как сюда, так и обратно.

- Думал, думал, - проворчал полковник. - Попали неведомо куда... без денег, без документов, без оружия...

- Да, «макара»-то жалко, - согласился Деряба. - Он, понимаешь, как гиря стал, чуть меня не утянул... Айда поищем, может, не расплющился. Ну, полкан, вернемся мы без слесарей - как объясняться будем? Мне-то все равно, а у тебя представление скоро. Ха, вот они, ихние ботиночки!

- Ты по-какому это говоришь? - тихо и с ужасом спросил полковник.

- Тум-тум? - не понял капитан.

- Зам тум-тум, кан потерянь? - спросил полковник.

Они поглядели друг на друга с недоверием, переходящим в ненависть. «Вот ты и открылся, гад!» - подумал Степан Деряба, а вслух сказал:

- Дун кан ортобех, сочара!

- Бим сочара! - парировал полковник и сделал шаг назад.

Деряба подумал и почесал белые кальсоны.

- Кулдык, - надумал он наконец. - Двисти тум - двисти дрюм. Рыло си Гидролизный ва-ва така утартан. Бабака, полкан! Калан десанта неа бултых!