За пригоршню баксов - Владимир Гриньков

– Братаны! Нету у меня тех денег! Я же вам говорил! Ну вот хоть на куски меня режьте.

Марецкий с Китайгородцевым ехали по загородному шоссе.

– Ты не сердись на меня, – сказал Марецкий.

Не попросил, а именно сказал. Разве барин о чем-нибудь просит свою челядь? Не графское это дело.

– Я не сержусь, – пожал плечами Китайгородцев.

– Не люблю, когда в мои дела кто-то лезет.

– При моей работе это неизбежно, – спокойно возразил Китайгородцев. Знаю, мол, что для вас это создает некоторые неудобства, но служба есть служба, понимать надо. – Есть подозрения, Игорь Александрович, что Мария Мостовая, собирая информацию о вас, особое внимание уделяет негативу. Вполне возможно, статью она напишет злую, со скандальным оттенком.

– Это невозможно! – отмахнулся Марецкий.

– У нас есть такая информация, – проявил неуступчивость Китайгородцев.

– Это невозможно, – повторил Марецкий. – Она не напишет обо мне ни одного худого слова, потому что ей, этой пигалице, выплачены авансом такие деньги, каких она еще никогда не держала в руках.

– За что?

– За статью обо мне. И за то, что материал обо мне появится в конкретном издании, иллюстрированном еженедельнике, где у нее какие-то связи, где она гарантирует полное отсутствие проблем.

– И много она получила? – спросил Китайгородцев.

– Три тысячи я ей заплатил.

– Рублей?

– Долларов. Обычный белый пиар, распространение позитивной информации. Чтобы о тебе говорили хорошо, хотя бы вообще что-то говорили, приходится платить. Кто не платит, тот остается на обочине.

Вот и прояснилась ситуация с деньгами, которые вдруг появились у Маши Мостовой. Не бог весть какая журналистка, зато у нее какие-то концы в издании, представляющем интерес для Марецкого. Все объяснилось и выглядит логично.

Они приехали туда, где когда-то давно хозяйничали представители старинного рода Тишковых, но к развалинам родового имения подъезжать не стали, миновав деревню, взобрались на взгорок, где, видимые издалека, на фоне безукоризненно синего неба чернели могильные кресты. У въезда на кладбище Марецкий попросил остановить машину.

Они пошли по кладбищу меж могил, в большинстве своем неухоженных и заброшенных. Памятников почти не было. Деревянные кресты, редко – железные. Фамилии на некоторых табличках уже не прочитать. Тлен и запустение. И только ближе к центру кладбища – вызывающе аккуратные памятники. Белый мрамор, имена усопших золотыми буквами: «Тишков Петр Андреевич», «Шахова (Тишкова) Мария Дмитриевна»… Несколько памятников, все похожи друг на друга и поставлены совсем недавно. Площадка под них разровнена, лишний грунт сложен кучей на свободном месте. Какой-то мужичок с рулеткой бродил вокруг памятников. Увидел Марецкого, суетливо заторопился навстречу:

– Здравствуйте вам, Игорь Александрович!

Будь на голове у него картуз, как пить дать стал бы ломать перед барином шапку.

– Здравствуй, Степан, – отозвался Марецкий.

Ткнул невнимательно ладонь для рукопожатия.

– Ну как тут?

– Справляемся, Игорь Александрович. Все поставили, как вы велели.

– А вот крайний вроде косо стоит.

– Нет-нет, это кажется! – засуетился Степан. – Я вот вам сейчас отвесиком… Прямо вот чтобы вы глазомером вашим…

Тотчас же извлек из кармана отвес, подбежал к последнему в ряду памятнику, застыл, давая возможность Марецкому лично убедиться в качестве работы.

Плита стояла ровно.

– Хорошо, – одобрил Марецкий. – Ты мне скажи, когда отсюда весь этот мусор вывезут? Чтобы здесь не позорно было родственников поминать.

– А вот к следующей неделе, – затараторил Степан. – Как, в общем, и договаривались с вами. Все будет в лучшем виде. Вы даже не беспокойтесь, Игорь Александрович. Мы свое дело знаем.

– Дело знаете, а людей нет, – нахмурился Марецкий. – Где люди твои?

– Так это… – растерялся Степан. – Так отлучились… Придут… Как не прийти…

– Пьют? – строго спросил Марецкий.

– Так ить пятница, Игорь Александрович, – пробормотал несчастный Степан, совершенно уничтоженный необыкновенной прозорливостью барина.

– И что же, что пятница?! – осерчал Марецкий.

– Ну как же, – бормотал Степан. – Завтра ж суббота… И воскресенье опять же… Выходные, в общем…

– Если не сделаешь к сроку – я тебе этого не спущу! – посулил Марецкий.

– Сделаю! – приложил руку к груди Степан, глядя на собеседника с той истовой честностью во взгляде, что выдает обычно человека необязательного и лживого. – Я и людям этим вашим сказал, которые приезжали…

– Каким людям?

– А вот в прошлом месяце от вас приезжали, интересовались тут всем.

– Да кто приезжал-то? – все никак не мог взять в толк Марецкий.

– Ну как же. Двое на большой машине. Очень вашими предками интересовались, расспрашивали обо всем. Я-то думал, что от вас…

Китайгородцев видел выражение лица Марецкого и понимал, что тот не в курсе. Но ни о чем расспрашивать его не стал.

Хамза внимательно следил за тем, как Китайгородцев на листе бумаги аккуратно вычерчивал схему. В центре небольшой круг – «Марецкий». Рядом еще три кружка. Первый – «Развалины». Второй – «Музей». Третий – «Кладбище».

– Вот, – сказал Китайгородцев. – Есть три места, которые посещает потомок старинного рода Тишковых. Вот здесь, – он ткнул в круг с надписью «Кладбище», – в том месяце появлялись люди, о которых Марецкому ничего не известно. Они очень интересовались историей рода и вообще всем, что связано с Тишковыми. Я при Марецком не стал расспрашивать мужика, что с теми любопытствующими разговаривал, а расспросить бы его надо. У меня к вам просьба. Отправьте туда кого-нибудь из наших, того же Костюкова, например. Пусть он по всем этим местам проедет, поговорит с людьми.

– Думаешь, кто-то вокруг Марецкого крутится?

– Мужик этот на кладбище четко сказал: приезжали и расспрашивали. И я еще одну историю вспомнил. Сначала внимания не обратил, а сейчас вот всплыло в памяти. Недавно мы были в тех краях, Марецкий нас с Машей возил к развалинам своего родового имения. Там к нему кто-то из местных подходил. Спросил тогда у нас: «Тоже любопытствуете?» «Тоже»! Понимаете?

– Ну и что? – пожал плечами Хамза.

– Это могли быть те же люди, – сказал Китайгородцев, – что и на кладбище приезжали. Пусть Костюков потопчется там, порасспрашивает. С мужиком на кладбище поподробнее поговорит. Косаря пусть разыщет. В музей обязательно заедет, где истории рода Тишковых посвящена целая экспозиция. Они и мимо музея никак не могли пройти.

– И что ты хочешь установить?

– Я хочу понять, действительно ли вокруг Марецкого кто-то крутится? Или это у меня просто паранойя?

– Да уж, ты с таким рвением ищешь врагов в окружении Марецкого, что, похоже, налицо все симптомы болезни.

Китайгородцев не обиделся. Подначивал его шеф. Это у Хамзы такая привычка: вроде как поднимает на смех, а на самом деле призывает: давай-ка, мол, братец, выкладывай свои резоны, обосновывай позицию, вижу, что еще не все выложил.

– Я так неистово ищу врагов Марецкого, потому что до сих пор не понял, для чего он нанял телохранителя. Либо это дешевый выпендреж, либо клиент ощущает угрозу собственной безопасности. Сам Марецкий считает, что опасность ему не грозит…

– Может, это действительно так?

– Может, и так. А может, и нет.

В парикмахерском салоне людей почти не было. Одиннадцать часов дня. Слишком рано для публики, которая сюда захаживает. Две девушки-работницы, одна клиентка в кресле, охранник на входе, женщина-кассир.

Марецкий был здесь частым гостем. Китайгородцев сел на диван в углу, откуда ему были видны входная дверь и кресло, в котором устроился его подопечный.

– Как твой киндер? – спросил Марецкий у девушки, которая начала колдовать над его прической.

– В деревне он, у бабушки.

– Далеко?

– Ивановская область.

– Скучаешь?

– Скучаю. Сначала думала – вот и хорошо, что уехал, у меня ведь комната в коммуналке, никакой личной жизни. А уехал – я всего два дня продержалась.

– Ревешь в подушку?

– Реву, – засмеялась девушка.

Охранник решал кроссворд. Здоровенный детина, уши по-боксерски приплюснуты, нос сломан. Пыхтит, хмурится, как школьник, которому не дается задачка.

Смех. Смеялась девушка, которая стригла Марецкого. Наверное, он сказал ей что-то смешное.

Распахнулась входная дверь, в комнату ворвались трое: короткие стрижки, лица злые, в руках – обрезки арматуры. Охранника свалили сразу – накинулись на него разъяренной сворой, нанося удары металлическими прутьями. Завизжала одна из девушек.

Телохранитель Китайгородцев:

Из кобуры… Предохранитель…

– На пол! Все – на пол! Стреляю!

Марецкий… Бледен… Трое… Растерянны…