Тихая гавань - Бетти Монт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У нас у каждого свой. Вот этот — мой, — с гордостью сообщила она, раздвигая ветки и обнаруживая тесное пространство за ними. — Я никого сюда не пускаю… но вы можете войти, дядя.
— Не могу, я слишком большой, — сказал Лоренс, жалея о том, что в детстве у него не было такого шалаша. Садовники отца никогда бы не допустили подобного безобразия в своем безукоризненном хозяйстве. Ему позволяли выходить в сад только в сопровождении взрослых, чтобы он чего-нибудь не повредил.
— Не расстраивайтесь, — сказала Бетти, вылезая из шалаша и успокаивающе хлопая его по руке. — Ник разрешит вам поиграть в своем. Правда, Ник?
Лоренс уже догадался, что младшего, которому было лет одиннадцать, звали Ник. А старшего, приблизительно четырнадцатилетнего, — Мэтт. Ему не хотелось спрашивать у них о родителях. Он почему-то чувствовал, что оба умерли… во всяком случае, никто ни разу о них не упомянул. Дети говорили только о Мэй.
— Конечно, пожалуйста, — сказал Ник, раздвигая листву и открывая внутренность своего шалаша, в котором стоймя стояло полено, очищенное от коры. — Видите, у меня есть стол. При необходимости он может быть и стулом.
Дети выжидающе смотрели на него, и Лоренс почувствовал, что просто обязан согнуться в три погибели и протиснуться сквозь кусты в это маленькое пространство.
— Можете сесть на стул, — великодушно предложил Ник, присоединяясь к нему.
Лоренс уселся с трудом, поскольку мешали его длинные ноги, и Ник отпустил ветки. Они сразу же оказались в зеленом полумраке, слегка подсвеченном лучами заходящего солнца, пробивающимися сквозь густую листву. Они с трудом различали друг друга.
— Здорово, правда? — спросил Ник.
— Да, — согласился Лоренс, жалея о скудости познаний в области детского языка.
Ему почти не приходилось общаться с детьми. Должно быть, Бетти, Нику и Мэтту туго приходится без родителей; хорошо еще, что у них есть сестра. Его губы иронично изогнулись. Ну же, давай, будь честным до конца, сказал он себе: у этих детей более счастливая жизнь, чем когда-либо была у тебя! Будь его воля, он с радостью поменялся бы местами с маленькими Селлерсами. Он видел, как интересна, насыщенна их жизнь, какую любовь и благодарность испытывают они к своей сестре.
— Сколько лет Мэй? — спросил он у Ника.
— На будущей неделе исполнится двадцать четыре. А вам?
Лоренс поморщился.
— Я намного старше.
— У вас есть дети?
— Нет. — Да Лоренс никогда особенно и не хотел их. Интересно, подумал он вдруг, была бы моя жизнь богаче, теплее, имей я ребенка?
— Вы женаты? — Ник был наделен неукротимой любознательностью детектива: вопросы из него так и сыпались.
— Нет.
— А девушка у вас есть?
Лоренс уклончиво ответил:
— Возможно. А у тебя?
Ник рассмеялся.
— Возможно.
Паренек все больше нравился Лоренсу. Оба вздрогнули, услышав громкий голос, донесшийся от дома.
— Эй вы все, идите ужинать и захватите с собой мистера Хейза, если еще не потеряли его!
— Мэй, — пояснил Ник.
— Я узнал ее голос. — Не говоря уж о манере говорить о нем скорее как о свертке, нежели как о мужчине.
Значит, ей почти двадцать четыре? А ведь ему она казалась совсем девчонкой. У нее такая чистая, сияющая кожа и такой прямой взгляд, свободный от притворства и замкнутости, свойственных взрослым! И ни капли деликатности в придачу, мрачно подумал Лоренс, вспомнив, как она приставала к нему, принуждая прийти сюда.
— А ведь между Мэй и Мэттом большая разница в возрасте, не правда ли? — Почему родители так долго ждали, прежде чем завели следующего ребенка?
— Наша мама — не ее мама! — сказал Ник таким тоном, словно Лоренс должен был об этом знать или хотя бы догадаться. — Мама Мэй умерла, когда та родилась, и папа женился на нашей маме.
Лоренс уставился на него.
— О, так, значит, она не…
Прежде чем он успел закончить, Ник выпалил с явным возмущением:
— Все равно она наша сестра! Ей было пять лет, когда папа женился на маме, и она любила нашу маму — она много раз нам об этом говорила. Ей нравилось, что у нее, как и у всех, есть мама, а потом, когда мы родились, мы стали настоящей семьей.
Лоренс еще никогда не чувствовал себя таким бесчувственным чурбаном.
— Конечно, — поспешно сказал он, мучительно покраснев.
Листья раздвинулись, и в просвете появилась Бетти.
— Нам лучше пойти. Она очень сердится, когда опаздывают к столу.
Лоренс был рад сбежать от прямого, обвиняющего взгляда мальчика и стал поспешно продираться сквозь кусты. Значит, Мэй — их сестра по отцу. Они явно восхищаются ею, а она без слов понимает их… Двадцать четыре — совсем немного. Он без особого успеха попытался припомнить себя в этом возрасте. Ладно, Бог с ними. Ужинать он не останется, а вызовет такси и вернется в покой и безопасность привычного мира.
Однако подобная перспектива почему-то мало его привлекала. Пошарив в холодильнике, он мог бы найти какую-нибудь еду, остановившись скорее всего на бутербродах с сыром или чем-то еще, столь же несложном в приготовлении, а потом провести тоскливый вечер в доме. Можно, конечно, пойти в клуб или ресторан, но и эта мысль не вызывала особого воодушевления.
Неужели его жизнь всегда была такой одинокой и пустой?
Юные Селлерсы провели его извилистой тропинкой к дому. И Бетти, открыв дверь, ввела Лоренса в помещение, оказавшееся кухней. Она была огромной, с высоким потолком, стенами, выкрашенными в желтый цвет, и зелеными шкафами — уютная удобная комната, наполненная восхитительными запахами еды. Большая кастрюля кипела на старой кухонной плите, выпуская клубы пара, рядом побулькивала другая, распространяя чудесный аромат овощей и пряностей. За тщательно выскобленным столом из сосновых досок стояла какая-то женщина и, не поднимая головы, терла сыр.
— Скорее мойте руки, все почти готово! — распорядилась Мэй, сливая кипяток из большой кастрюли в раковину.
Лоренс подошел ближе и увидел огромный дуршлаг с макаронами, свернувшимися золотистыми кольцами, над которыми поднимался пар. Он вдруг почувствовал зверский аппетит. Лоренс заглянул и в кастрюлю, оставшуюся на плите: помидоры, грибы, красный, зеленый и желтый перец, крепкая смесь ароматов базилика, лука, чеснока — его нос тут же определил большую часть компонентов.
— Вы помыли руки? — спросила Мэй, обводя его суровым взглядом так, словно он был одним из детей.
Лоренс открыл было рот, собираясь сказать, что на ужин не останется, но тут же закрыл его, поняв, что голод не позволит ему убедительно произнести задуманное.
— Пойдемте, дядя, — сказала Бетти, потянув его за рукав. — Мэй рассердится, если вас не будет за столом, когда она принесет ужин.