Хранитель клада - Далия Трускиновская

- Погодите, а вы откуда взялись?

- Интересно было, остался, - так же прямо ответил Бурый. - Ну что, батя, как дырка?

Дура моя сразу всполошилась:

- Клиент, не уходите, сеанс еще не окончен, я вам обереги поставлю, потом карты раскину на прогноз лечения!

Дед молчал.

Он вообще был монументален, а теперь и лицо стало совершенно каменным. Я бы не удивился, если бы он помер и остался стоять, как памятник самому себе - дед был именно из той породы, которая на это способна.

- Ой… - сказала дура, которой, кажется, пришла в голову эта же самая мысль. Бурый - и тот забеспокоился.

- Батя, ты чего? - позвал он. - Подай голос!

Дура кинулась к деду, заглянула ему в лицо, а дальше была целая пантомима: она протянула к его щеке палец, прикоснуться побоялась, отдернула, и так три раза подряд, прежде чем додумалась завопить:

- Ой, мама дорогая! Он помер!

- Ты чего, сдурела? - спросил Бурый.

Судя по спокойствию, ему приходилось иметь дело с разнообразными покойниками. Теперь взялся за дело он - подошел, постучал по жестяному тазику, прислушался, заглянул деду в тупые буркалы, помахал рукой перед лицом, прислушался к дыханию и наконец оттянул веко.

- Ну что? - прошептала дура.

- Да он вроде спит…

- Как это - спит? Не может он спать!

- Да спит же!

- Так разбудить надо!

- Ты усыпила - ты и буди.

- А как?

Она устремилась к столу на колесах, вытащила папки, вывалила истрепанные листки и тетрадки, порылась в них, вряд ли понимая, что там написано. И наконец замерла в полной растерянности, а потом произнесла так, словно все, обещанное Апокалипсисом, явилось в наш подвал разом:

- Мы этого на курсах не проходили!..

Тут даже мне стало жаль бедную дурочку. Она стояла, опустив руки, такая беззащитная, такая потерянная!.. Если бы я не знал женщин, то сейчас пролил бы слезу умиления над моей дурой. Они не проходили! Так говорят маленькие девочки, искренне полагая, что незнание способно оправдать человека, а меж тем был у меня судебный процесс, где вся склока разгорелась именно вокруг возможности или невозможности для обвиняемого знать определенные обстоятельства…

Я неожиданно для себя погрузился в то воспоминание и упустил некий важный миг.

Когда я опомнился, Бурый уже стоял возле нее, лицом к лицу, и держал ее за плечи.

- Дурочка ты моя… - тихо сказал Бурый.

А она сама, сама прижалась к нему, как прижимается натворившая глупостей женщина к своему сильному, умному, непобедимому мужчине! Сама! К этому бревну неотесанному!

- Сделай что-нибудь, я его боюсь, - зашептала она, - он совсем спятил, дырка, говорит, дырка…

- Да все будет хорошо, проснется и уберется, ну? Какая ты у меня дурочка…

И он начал ее целовать, сперва - в лоб и висок, потом - в губы.

А она… она ему ответила… этому громиле! Этому тупому чудовищу! Тьфу! Глаза б мои не глядели!

Сидел, сидел, молчал, молчал, смотрел, таращился - высмотрел мою дуру! А она тут же и повисла у него на шее! Постыдилась бы - вон дед того и гляди проснется!

Выживать, выживать скорее, пока эта развратная парочка не натворила дел. Ловко он прибрал к рукам мою дуру, ох, ловко… Какое он имел право?! Пришел, потаращился - и схватил в охапку! Ну разве не последняя сволочь?..

Я должен их отсюда выжить!

В конце концов, это моя дура!

Я собрался с силами и запустил в стену электрическим чайником, потом - коробкой с картами. Деду это не помешало спать, а дуре и Бурому - целоваться. Я застонал от бессилия… ведь уговорит, теперь уж точно уговорит!..

Как легко, оказывается, было справиться с моей дурой…

Я ушел, я слонялся по всему дому, я рычал и бил кулаками в стены. Кулаки проваливались и попадали непонятно куда. Я понимал одно - от дуры пора избавляться раз и навсегда. Она развлекала меня, да, не спорю, я охотно смотрел на ее проказы… но сейчас…

Когда я вернулся, они уже ушли. Деда я заметил не сразу. Бурый уложил его на пол и прикрыл плотной скатертью - чтобы дед не простудился.

Я сел на свой табурет и, глядя на часы, дешевый будильник, стоявший на столе среди дурацких фигурок, камушков и свечек, думал - вот сейчас они наверняка поехали к нему домой, к ней нельзя, у нее взрослая дочка, матери от дочек такие дела скрывают. Потом она явится к себе как ни в чем не бывало и начнет готовить ужин. Прошло время ужина - и я, глядя на часы, думал, что сейчас моя дура ложится спать и блаженно растягивается на постели - приятно измученная и безмерно довольная, отложив все попечение о Лизе и ее затеях до утра…

Мне показалось странным, что Лиза не вернулась в подвал, чтобы договориться о церемонии зазыва с того света. Хотелось верить в лучшее, в мои-то годы, и я придумал, что она встретила умных людей, которые отговорили ее от этой блажи, или набрела на другой салон, где ее радостно приняли и обещали обслужить в наилучшем виде. Я утешал себя так - а сам помнил, что бродил по дому довольно долго, она вполне могла вернуться, и моя дура, млея в объятиях Бурого, назначила ей время этого мерзкого сеанса.

Давно мне уже не было так скверно.

Если я не придумаю, как их отсюда выставить, говорил я себе, они своими глупостями подманят какую-нибудь зловредную сущность. Говорил, говорил - и договорился! Мне сразу полегчало. Я понял, как с ними справиться! Я понял, как спасти драгоценный сундучок.

Заодно я бы навеки отвадил мою дуру от доморощенной бестолковой магии.

Все было именно так, как я и думал - Бурый уговорил ее вызвать для Лизы мертвого жениха или кем там этот господин ей приходился. Бурый стал ее хозяином, он уладил скандал с Анжелой, он уже заведовал всеми ее покупками!

На следующий день они примчались вдвоем, стали двигать мебель, умчались, дура вернулась, и сразу же Лиза привезла фотографию. Маша велела ей раздеться и надеть длинную белую рубаху, потом отвела в конуру с массажной кушеткой и приказала лежать тихо, не говоря ни слова.

- А скажешь хоть слово - все пропало, и он никогда больше не вернется, - пригрозила она. Лиза только кивала и смотрела огромными сумасшедшими глазами прямо в глаза моей дуре.

- Вот видишь, я ставлю на столик его фотку, рядом стакан воды, накрываю хлебом, - все это моя дура проделала с неимоверной торжественностью. - Всякое может случиться - ты, если чего, сбивай стакан и хлеб на пол, а я буду молитву читать!

Лиза с мычанием указала на дедовы ноги.

- Что-нибудь придумаем! - пообещала дура. - Вытащим его, старого черта… Только бы не помер… Ну, идем, я тебя уложу.

Они втиснулись в конурку.

Я был готов. Я облачился нужным образом. Если они будут проделывать свои дурацкие ритуалы перед столиком - замечательно! Там как раз очень удобное для моей выдумки место.