Весло невесты - Лина Дорош

— Алевтина Александровна, можно ли будет похозяйничать в квартире? Переделать что-то, вещи переставить или вообще убрать подальше какие-то предметы?

— Конечно! Я почти ничего не трогала после смерти мамы. Всё, что было мне дорого, я забрала в свою квартиру, поэтому можете смело хозяйничать.

— А когда умерла Ваша мама? — обстоятельство смерти меня озадачило.

— Полгода назад, — Алевтина Александровна будто прочитала беспокойство в моих глазах, — не волнуйтесь, она умерла в больнице.

— Извините, Алевтина Александровна.

— Ничего-ничего, я понимаю, мне бы тоже это не понравилось, — она доставала ключи от входной двери, — я сильно скучаю, мы были так привязаны друг к другу, поскольку своей семьи у меня не сложилось.

Теперь стало ясно, что удивляло в Алевтине Александровне — повышенная дочкость. Так, конечно, не говорят, но она слишком долго была дочкой. Точнее, она всю жизнь была только дочкой и больше никем, вот откуда это ее умение ловить чужие желания и привычка подчиняться и соглашаться. В ней категорически не было собственного «я», всё только отраженное.

— Спасибо за доверие, — успела сказать я, пока хозяйка открывала дверь.

Разговор на этом прервался. Мы вошли в квартиру номер двадцать. Я сразу в прихожей отдала хозяйке деньги за месяц вперед и попросила ключи. Алевтина Александровна не поняла, что произошло, но спросить не решилась. Просто это была моя квартира. Точнее, это будет моя квартира через несколько дней, как только я сделаю в ней ремонт. Алевтине Александровне я сказала, что обязательно зайду к ней на днях, и мы получше познакомимся. Она ушла. А я осталась.

Сразу из коридора от входной двери был виден балкон. И площадь вся в солнце. И голуби. И маленькая девочка что-то собирала или рисовала на асфальте. Просто, светло и очень трогательно. Всё соответствовало моему настроению.

И даже показалось, что захотелось секса. Точно захотелось. Какой-то стремительный восторг пронесся по телу. Только так быстро прошел, слишком быстро, но зацепить успел. И удивить. И очень жаль, что только показалось. Хотя и малость — уже хорошо. Пусть очень короткая, но здоровая воля организма. Это значит, что организм потихоньку просыпается!

Возможно, если бы состояние квартиры было лучшим, то и желание длилось бы дольше. Потому что, кроме вида из окна, всё остальное можно охарактеризовать одним словом — загажено. Извините за прямоту. Когда ты сам «заэто самое» свою квартиру, то так остро и прямо всё не воспринимаешь. А тут. Когда кто-то до тебя и за тебя, а тебе здесь жить — обидно очень. И выражения выбирать не хочется.

Пол во всей квартире кто-то нещадно устлал коврами, ковриками и дорожками. Пока перечисляла, успела свернуть одну дорожку. Назвать их все хотелось «ковришками», потому что на ковры они давно не тянули. Эти «ковришки» не сочетались ни по цвету, ни по орнаменту, ни по размерам, ни по форме. Никак. Именно поэтому, наверное, они жили все вместе, долго и очень счастливо. Рассуждая, я методично сворачивала ковры, готовя их к эвакуации. Как там «бухгалтеры» от спецназа считают? «Минус один, минус два, минус три, еще три минуса — чисто».

Освободив пол, принялась за другие горизонтальные и вертикальные поверхности. В доме не было ни одного свободного сантиметра. Кругом — множество утвари. Половник, ситечко, сито и дуршлаг — их было несколько комплектов на кухне и пара комплектов на балконе. На балконе они висели на двух соседних крючках. Причем ситечко и дуршлаг висели на одном крючке с хлопушкой для ковров. Еще обнаружились два совершенно одинаковых пылесоса «Урал». Один прятался в шкафу. Другой стоял рядом со шкафом. Видимо, на стреме. Оба пылесоса были сломаны, поэтому без раздумий стали кандидатами на выселение.

Взгляд поднимался всё выше, перешел на потолок и замер. Не поверила, что такое бывает. Заглянула в комнату, потом на кухню, потом в ванную и в туалет. Везде «пластиковые» или «пенопластовые» плитки. Смотришь на потолок, а видишь пол. Любовь к плиткам, как и к половникам, не знала границ, поэтому они были не только на потолке, но и на стенах тоже. Например, на кухне. Свет на кухне включался в шкафу. Это обстоятельство повергло меня в продолжительный шок. Я села на табуретку и уставилась на открытый шкаф, в котором красовался выключатель. Смотрела как завороженная на выключатель в шкафу и заметила какое-то движение.

В углу за шкафчиком жил паучок. Довольно крупная особь. Он сплел плотную паутину и вообще выглядел очень бодрым. Как ко всему этому относиться? Шкафчик можно выбросить, тогда выключатель окажется на свободе. Теперь паучок. Вообще, паучок — это плохо или не так однозначно? Паучок, в принципе, это почти косиножка. А косиножка — это, всем известно с детства, к письмам. Писем мне ждать не приходится, но могут же быть в моей жизни новости, известия, вообще какая-то информация. Новая информация. Она мне нужна? Конечно, к новой стрижке мне нужна новая информация. Только бы не такая ужасающе прекрасная. Получается, паучок в хозяйстве мне необходим. Но надо что-то для него придумать на время ремонта. Не уверена, что удастся быстро научить его держать кисть и молоток. Хотя конечностей у него как у индийского бога. Но много конечностей — не всегда полезно для хозяйства. Надо его куда-то временно поместить, чтобы потом предложить место в новом интерьере. Поместим его, пожалуй, в хлебницу. Она мне как хлебница не нужна. Пройдет немало времени, прежде чем я начну ходить по утрам в булочную и покупать хлеба на несколько дней. И хранить его в хлебнице. Сил выбросить ее сегодня уже нет. Устала бороться с коврами. Держать пустую хлебницу — плохо. Переведем хлебницу из склада в жилое помещение для паучка. И дадим ему имя, например, Ка. Паучок Ка — звучит? Звучит. Почти как удав в «Маугли». Только удав большой и поэтому у него в имени два «а», а у моего маленького паучка будет одно «а». Имя позитивное, значит, новости должны приходить хорошие. Аккуратно сняв паутину вместе с Ка, положила его в хлебницу и тихонько закрыла. Пока Ка в хлебнице, вестей не будет. Надо быстрее сделать ремонт, чтобы начать получать разнообразные приятные известия.

И тут мне опять на глаза попались поварешки. Они и вазочки — какое-то отдельное стихийное бедствие. Необъяснимая страсть была у прежней хозяйки к этим предметам. Неисчислимое множество вазочек и поварешек было собрано в два мешка из-под сахара. Удивительные вещи. Ни вместе, ни по отдельности они не подавали признаков интересности или породистости. Вещи безликие и по красоте, и по истории своей. Теперь они были сосредоточены в коридоре. Ни о какой эвакуации на антресоли речи уже не шло. Ни одна антресоль в мире не вместят всех «богатств» этой квартиры. Только на помойку! Пока хозяйка не взяла свои слова обратно. Так я начала уборку с элементами ремонта.