Греховная связь - Розалин Майлз

— Так тебе понравилось? — сухо переспросил Роберт.

— Потрясающе! Лучше чем в кино. Раз в неделю, конечна И потом, стоило прийти хотя бы для того, чтоб посмотреть, как вытянулась физиономия у этого старого крючка Уилкеса, когда он увидел здесь меня.

— Да, это на него произвело неизгладимое впечатление, — расхохотался Роберт. — Но ты, правда, хочешь сказать, что Господь Бог и я имели счастье лицезреть тебя на службе один-единственный раз?

— Чистая правда, старина, — признался Поль, развязывая галстук и расстегивая пуговицу на рубашке. — Не хотел бы, чтоб ты вознесся от чувства собственной важности. Один-единственный раз, так сказать, для затравки. Считай меня временно исполняющим обязанности добровольного командира Божиих новобранцев. А еще твоим служащим по вопросу развлечений.

Роберт разразился веселым смехом.

— Что ты такое несешь?

— Как что, неужели ты думаешь, что я в свой выходной день тащился в такую даль, не имея никаких других планов? — ухмыльнулся Поль, черные глаза его лукаво поблескивали. — Все заметано. Где девочки? Клер? Джоан? Подобрал подол? А? И никаких споров, преподобный. Даже служитель Божий имеет право на послеполуденный отдых. Все уже готово. Садись в машину — и за мной. О’кей?

Начинался прилив. Могучие валы громоздились, вздымаясь во весь свой гигантский рост, и медленно двигались к берегу, словно пытались скрыть от непосвященного свою истинную мощь. С тропинки, петляющей по круто обрывающемуся в море утесу, небольшая уединенная бухточка, покрытая ослепительно белым, искрящимся в полуденных лучах солнца песком, казалась правильной подковой. Стоило, однако, спуститься ниже, и груды острых черных камней, молчаливо громоздящихся вдоль выхода из бухты, служили постоянным напоминанием о том, как это местечко получило свое название.

Роберт набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Его охватило чувство полного блаженства. Он всегда любил бухту Крушения, и в немалой степени за ее безлюдность. Расположенная совсем рядом с Брайтстоуном, она тем не менее никогда не являлась излюбленным местом ребячьих компаний; те предпочитали более просторную и шумную Закатную бухту, чуть дальше от бухты Крушения по побережью. А эту еще детишками выбрали своим прибежищем Роберт и Джоан, и многие годы юные Эверарды — Клер в сопровождении верного старшего брата Поля — также с неустанным постоянством оказывались здесь в долгие, наполненные блаженной ленью и жгучим солнцем, уикэнды нескончаемого австралийского лета.

— Ну, давай! Или ты плавать разучился! — бросив сумку-холодильник и пляжные принадлежности, Поль поспешил избавиться от воскресного костюма — ему не терпелось утереть Роберту нос в водной стихии.

— Готов?

Обменявшись снисходительными улыбками, две женщины смотрели, как мужчины устремились по песчаному пляжу к морю с беспечностью прогуливающих уроки школьников.

— Я обставлю тебя!

— Кишка тонка, — доносил ветерок, а Клер и Джоан тем временем доставали полотенца, раскладывали матрасы и подушечки, расставляли сумки, пляжные зонты, закуски и напитки, как испокон веку делали это на морском берегу все женщины.

— Кажется, мы здесь не одни, — заметила Клер, указывая в сторону компании молодежи, резвящейся на другом конце пляжа.

— М-м-м? — Джоан, с нескрываемым интересом наблюдавшая, как двое мужчин преодолевают прибойную волну, с рассеянным видом выдавливала на свои длинные, красивые руки и ноги крем от ожогов и плавными движениями растирала его по коже.

А Роберт заново переживал восторженную радость от столкновения своей бьющей через край силы с неизмеримо превосходящей мощью морской стихии. С внезапным изумлением он вдруг осознал, что за все то время, что они с Клер прожили в городе, ему ни разу и в голову не пришло поплавать или побегать, не говоря уж о занятиях другими видами спорта, — настолько он ушел в работу, работу и еще раз работу.

— А от работы лошади дохнут! — рассмеялся он, и в этот момент очередная водная громада навалилась на него. С невообразимой грацией и бессознательной природной беспечностью он отдался медленному накату стихии, оседлав сметающий все на своем пути гребень, и устремился на нем к берегу.

У Роберта всегда все получалось прекрасно, думала Джоан, следя за ним с чувством гордости и любви. Танцы, плавание, любые игры, он всегда был, что называется, „естественным“; ловкий, проворный и грациозный, брат прекрасно владел своим телом и умел подчинять его своей воле. Он немного похудел, что правда, то правда. Отметив это, она решила ввести в меню нового священника кое-что из его излюбленных детских лакомств. Для начала нормальный завтрак по утрам. А потом можно добавить имбирный торт ее приготовления или, скажем, добрый старый яблочный пирог с кремом, — она скоро вспомнит все его мальчишеские склонности и быстро вернет брату былую форму.

Но Поль… От одного взгляда на него ее окатила горячая волна. Поль Эверард представлял собой нечто иное. Прекрасно сложенный и мускулистый, благодаря тяжелой работе под землей, с бронзовым загаром, которым немногие счастливчики могли похвастать, он был мужчиной в полном расцвете своего физического совершенства и наслаждался этим, как молодой играющий зверь. Сквозь черные очки Джоан сосредоточенно наблюдала, как Поль неутомимо нырял и играл на волнах, словно дельфин, катаясь на гребнях, как заправский чемпион по серфингу, и, казалось, сила его не уступала силе стихии. Снова, как это бывало не раз, острая боль пронзила ее сердце и горячей постыдной волной отозвалась между бедер. Поль… О, Поль…

— Надеюсь, эти взрослые дети скоро вылезут из воды, — зевнула Клер. — Я что-то проголодалась. — С ленивой грацией она приподнялась и посмотрела вдаль, где искрящийся песок сменялся водой. — Неужели они наконец выходят? А это еще кто там?

Даже издали было очевидно, что две бегущие к воде девушки хорошо знакомы с Полем. Подлетев на разбившемся гребне прямо к их ногам, он запрыгал перед ними, крича и улюлюкая, смеясь и пританцовывая, пока не обрызгал их с головы до ног. Только удостоверившись, что девушки вымокли насквозь, Поль прекратил свои забавы, весело распрощался с ними и побежал к Клер и Джоан.

— Что это за парочка?

— Не имею представления. Во всяком случае не из наших мест, — ледяным голосом откликнулась Джоан.

— Сдается мне, что Поль выбирает себе нынче подружек со стороны, — с некоторой ноткой ревности заметила Клер. — Пора бы ему взяться за ум и малость остепениться. Он ведь ровесник Роберту, ты же знаешь.

— Знаю. — „Лучше тебя, и меня это не удивляет“, — пронеслось у нее в голове.

— Впрочем, он всегда был романтиком, — с сентиментальной улыбкой протянула Клер. — Всегда твердил, что ни за что не женится без любви. А он страсть как любит быть влюбленным! Но я знаю, что мама хотела бы, чтоб он наконец нашел порядочную девчонку…

— Не обязательно девчонку, — откликнулась Джоан, поглощенная распаковыванием запасов для пикника. — Главное, чтоб была с устоями и хорошая домохозяйка, такие и делают мужчину счастливым.

— Что касается умения готовить, так это непременное условие, — засмеялась Клер. — Ну вот наконец и они. Держу пари, что Поль сейчас скажет: „Нет ли чего-нибудь пожевать, девоньки?“

Роберт медленно шел вдоль тихой темнеющей воды. Солнце клонилось к западу, прилив достиг своей полноты и начал неслышно отступать, унося с собой остатки дня. Все было великолепно, просто великолепно, думал Роберт, наслаждаясь забытым ощущением своей телесности и каждым движением ноющих от приятной усталости членов. Сейчас, когда начинался вечер, ему не хотелось уходить.

Отвернувшись от гладкой, почти маслянистой поверхности спокойно дышащей бухты, он оглянулся на пляж. Острый взгляд выделил Клер, Джоан и Поля; словно на старинной картине их фигуры застыли в несвойственной живому окаменелости. Клер терпеливо сидела на песке и ждала его; ладони ее поглаживали колени. Поль восседал, словно Самсон в храме, под крышей пляжного зонта, а Джоан наклонилась к нему, пожирая его глазами. Сердце Роберта устремилось к сестре — ее тайна не была тайной для него с первого же момента, как он увидел ее с Полем. О, если бы эта пара могла обрести то счастье, какое выпало им с Клер!

Все трое и маленький островок золотого песка вокруг них купались в янтарном потоке вечернего предзакатного солнца, заливающего их, словно толстый медовый слой лака на старинной картине. Ему показалось, что он видит их из странного далека, что эту картину он выхватил и удержал на долю секунды благодаря какой-то необъяснимой игре света, будто время остановилось, и им не суждено никогда постареть. Всю жизнь потом он не забывал это мгновение и не переставал оплакивать его утрату.