Синяя спальня и другие рассказы - Розамунда Пилчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да. Это помогает правильно смотреть на многие вещи.
Лори сказала:
— Мне рассказал дед.
— Я так и понял.
— Я очень по нему скучаю! — внезапно вырвалось у нее.
— Я знаю. Думаю, все мы скучаем по нему. Это был прекрасный человек. И прожил он прекрасную жизнь.
Она и представить себе не могла, что такой человек, как Уильям, будет скучать по старому адмиралу. Она посмотрела на него с неожиданным любопытством и подумала: Я ведь совсем его не знаю. Это было не то же самое, что разговаривать со случайным попутчиком в поезде. С ним ей было легко.
— Дело не в том, что мы проводили много времени вместе. В последнее время я вообще редко бывала дома. Но в детстве я постоянно крутилась тут. Я не могу поверить, что он никогда сюда не вернется.
— Понимаю.
— Он мог рассказать не только про финикийцев и про всякие вещи, происходившие много тысяч лет назад. Огромное количество событий произошло прямо при его жизни. Мир изменился до неузнаваемости у него на глазах. А он ведь все помнил! И у него всегда находилось для меня время. Он отвечал на мои вопросы, все объяснял. Рассказывал, как идти на парусах против ветра, различать звезды в небе. Как пользоваться компасом, играть в нарды или в маджонг. А кто научит детей Роберта всем этим восхитительным вещам?
— Наверное, мы, — произнес Уильям.
Она посмотрела ему в глаза. Лицо его было печальным. Лори спросила:
— По-твоему, я веду себя ужасно?
— Вовсе нет.
— Я и правда веду себя ужасно, и все думают, что я нарочно порчу свадьбу Джейн. Но это совсем не так. Просто если бы у меня было немного больше времени… Эта свадьба… — Глаза ее внезапно наполнились слезами. — Если только можно было бы ее отложить. Я просто не в силах сейчас войти в церковь. Не в силах улыбаться, быть любезной с людьми. Это невыносимо! Все говорят, что дед не захотел бы откладывать свадьбу, но откуда они знают? Мы ведь не можем его спросить, потому что спрашивать некого. Так откуда нам знать?
Лори не могла больше продолжать. Слезы заструились у нее по щекам. Она попыталась смахнуть их ладонью, но тут Уильям вытащил из кармана брюк носовой платок и протянул ей, а Лори без слов приняла его, вытерла слезы мягкой тканью, а потом высморкалась. Она сказала безнадежно:
— Я хотела бы просидеть здесь всю свою оставшуюся жизнь.
Он улыбнулся.
— Это ничего не исправило бы. И адмирала ты этим не вернешь. Кстати, ты неправа. Он и правда хотел, чтобы свадьба обязательно состоялась, — сам так сказал. За две недели до смерти он приходил повидаться с моим отцом. Может, здоровье пошатнулось, а может, у него было что-то вроде предчувствия, но они говорили как раз о свадьбе и адмирал сказал отцу, что если с ним что-нибудь случится, то он не хочет — ни при каких обстоятельствах — отмены свадьбы Джейн.
Лори еще раз вытерла глаза. Помолчав минуту, она спросила:
— Это правда?
— Даю слово. Типичный поступок для твоего старика. Он всегда любил, чтобы все шло четко по плану, как на флоте. Кстати, я скажу тебе еще кое-что, хотя это немного преждевременно. Вопрос конфиденциальный, так что никому не рассказывай. — Лори нахмурилась. — Он завещал этот дом тебе. Хотел, чтобы ты жила тут. Его любимая внучка и лучший друг. Только не начинай снова плакать, потому что лицо у тебя опухнет, и вместо хорошенькой подружки невесты в церковь явится какая-то страхолюдина. Сегодня счастливый день. Не оглядывайся назад. Думай про Джейн и Эндрю. Выше голову! Сделай так, чтобы адмирал мог гордиться тобой.
Она сказала:
— Я боюсь, что буду выглядеть глупо.
— Не будешь, — отозвался он.
И вот момент настал. У дверей старинной церкви стояли невеста под руку с отцом и ее подружка. Перезвон свадебных колоколов затих. Из церкви доносились приглушенные голоса гостей, дожидавшихся начала церемонии. Лори поцеловала Джейн и присела на корточки, чтобы расправить ей юбки и шлейф. Букет невесты сладко пах туберозами.
Викарий в накрахмаленном белом стихаре дожидался у алтаря. Церковный староста подал сигнал мисс Тредуэлл, директрисе деревенской школы, сидевшей за органом. Заиграла музыка. Лори глубоко вздохнула. Они двинулись вперед — через ворота, по двум широким пологим ступеням…
Внутри церкви было сумрачно, в воздухе плавал густой аромат цветов. Но стоило им войти, как солнце пролило свет в витражные окна, а все присутствующие встали. Лори, чтобы не вспоминать про похороны деда, старалась сосредоточиться на розовой шляпке матери, широких плечах брата, аккуратно причесанных головках его детей. Когда-нибудь, — думала она, — когда они подрастут, я расскажу им про финикийцев. Научу всем удивительным вещам, которым дед научил меня.
Эта мысль придала ей сил. Она снова смотрела в будущее. Внезапно Лори поняла, что самое страшное позади. Она больше не чувствовала себя одинокой и несчастной. В душе у нее царил покой. Лори шла по украшенному цветами проходу между скамьями вслед за сестрой, ступая в такт музыке.
Музыка! Все дело было в музыке, которую играла мисс Тредуэлл. Под сводами церкви раздавались триумфальные аккорды — в самый раз для свадьбы. Скорее всего, эту вещь впервые исполняли по такому поводу, но сейчас музыка, торжественная и воодушевляющая, словно волна несла их к алтарю:
Прекрасные испанки…
У Лори перехватило дыхание. Я ведь ничего не знала! Не знала, что вместо свадебного марша будут играть любимую песню деда.
Собственно, откуда ей было знать? Лори отказалась прийти на репетицию, а остальные члены семьи не хотели лишний раз тревожить ее обсуждением подробностей церемонии.
До свиданья и прощайте, ах, прекрасные испанки…
Дед. Он был тут, в церкви. Радовался за новобрачных, поддерживал родных. Был с ними вместе.
До свиданья и прощайте, девы солнечной страны.
Эндрю и Уильям стояли у алтаря. Оба они повернулись и посмотрели на приближающуюся процессию. Эндрю, не отрываясь, смотрел на Джейн, и на лице его были написаны изумление и гордость. А Уильям…
Он смотрел на Лори. Его взгляд, уверенный и прямой, успокаивал и ободрял. Она почувствовала, что снова дышит свободно и слезы больше не сдавливают горло. Ей хотелось как-нибудь сказать Уильяму про деда, но тут глаза их встретились, он улыбнулся и заговорщицки ей подмигнул, и Лори поняла, что ничего говорить не надо, потому что Уильям уже все знал.
Рождество мисс Кэмерон
У маленького городка под названием Килморан было множество лиц, и все они казались мисс Кэмерон исключительно прекрасными. Весной вода в заливе становилась ярко-синей, на полях паслись ягнята, а в палисадниках у коттеджей плясали на ветру головки нарциссов. Летом появлялись туристы: они приезжали целыми семьями, разбивали на берегу палатки, купались на мелководье. У волнолома открывался киоск, где продавали мороженое, старик из местных жителей катал ребятишек на ослике. Где-то в середине сентября сезон заканчивался, туристы разъезжались, летние домики запирали на зиму — их окна, закрытые ставнями, слепо таращились через залив на холмы дальнего берега. На полях гудели комбайны, с деревьев осыпались листья, бурные осенние приливы поднимались чуть ли не до забора, ограждавшего сад мисс Кэмерон. С севера прилетали дикие гуси — их возвращение знаменовало приход зимы.
В глубине души мисс Кэмерон считала зиму самым лучшим временем года. Дом ее выходил на юг, на залив, и хотя она частенько просыпалась по утрам в полной темноте под завывание ветра и мелкую дробь дождя, выдавались и другие дни, тихие и безоблачные, когда она лежала в постели и наблюдала за тем, как красное солнце медленно выплывает из-за горизонта, заливая ее спальню розоватым светом. Солнце блестело на медных столбиках кровати, отражалось в зеркале, стоявшем на туалетном столике.
Сегодня, двадцать четвертого декабря, выдалось как раз такое утро. Канун Рождества. Она была одна и завтрашний день тоже собиралась провести в одиночестве. Это ее нисколько не пугало. Дом составит ей компанию. Мисс Кэмерон встала и подошла закрыть окно. На далеких холмах Ламмермура белым одеялом лежал снег; чайка села на ограду сада и с криком терзала клювом дохлую рыбину. Потом расправила крылья и поднялась в воздух. Рассветные луни коснулись ее белого оперения, в мгновение ока превратив обыкновенную чайку в волшебную розовую птицу, — при виде такой красоты сердце мисс Кэмерон учащенно забилось от удовольствия и восторга. Она провожала чайку глазами, пока та не скрылась из виду, а потом сунула ноги в тапочки и спустилась вниз вскипятить чайник.
Мисс Кэмерон было пятьдесят восемь лет. Пятьдесят шесть из них она прожила в Эдинбурге в высоком холодном доме с окнами, выходящими на север, в котором родилась и выросла. Она была единственным ребенком в семье и весьма поздним, так что к ее двадцати годам родители были уже на пороге старости. Из-за этого уехать из дома и зажить собственной жизнью для нее было не просто сложно, а почти невозможно, но все-таки она нашла компромисс: поступила в университет, но в местный, и продолжала жить с семьей, а после этого нашла работу учительницы, опять же в местной школе. Когда ей исполнилось тридцать, родители состарились настолько, что и речи быть не могло о том, чтобы отделиться от них, ведь, в конце концов, эти старики, — с изумлением думала мисс Кэмерон, — когда-то подарили ей жизнь.