Суши для начинающих - Мэриан Кайз

У дверей ей навстречу снова попался тот же энергичный юноша.

– Уже уходишь? Подожди минутку.

Он нацарапал что-то на клочке бумаги и дал ей.

Только выйдя на улицу, Эшлин развернула сложенную вдвое бумажку и прочла имя – Маркус Валентайн, – телефонный номер и инструкцию: «Позвони муа!»

Пешком до дома за десять минут – хорошо хоть дождь перестал. Прямо у подъезда, на пороге спал человек.

Тот же самый, об которого она чуть не споткнулась накануне. Только он оказался моложе, чем ей показалось вначале. Бледный, тощий, он лежал, плотно завернувшись в свое грубое оранжевое одеяло, – скорее брошенный ребенок, чем взрослый бродяга.

Порывшись в рюкзачке, Эшлин достала фунт и молча положила ему в изголовье. Нет, так украдут. Засунула деньги под одеяло и, перешагнув через спящего, вошла в дом.

Когда она закрывала дверь, до нее донеслось еле слышное «спасибо», такое слабое и невнятное, что, может, это ей и почудилось.

Пока Тед срывал бурные аплодисменты на «Фанни Фарм», Джек Дивайн отпирал дверь своего дома в Рингсенде, на берегу моря.

– Ты почему мне не позвонил? – спросила Мэй. – На меня у тебя никогда не хватает времени.

Протиснувшись мимо него, она зацокала каблучками вверх по лестнице, на ходу расстегивая джинсы.

Джек молча смотрел на море, на почти черную ночную гладь, такую же непроницаемую, как его глаза. Затем закрыл дверь и стал медленно подниматься следом за Мэй.

7

А в это время в уютном доме красного кирпича в Доннибруке Клода допила четвертую порцию джина и собралась с духом. Двадцать девять дней уже прошло.

В воскресенье Эшлин проснулась в полдень, отдохнувшая и довольная. Похмелье давало себя знать разве только самую малость. Сначала Эшлин просто валялась на диване и курила, потом вышла и купила хлеба, апельсинового сока, сигарет и газеты – одну бульварную и одну серьезную, толстую.

Начитавшись чувствительных историй о неверности, она решила прибраться в квартире, то есть перенесла из спальни в кухню штук двадцать грязных тарелок и немытых стаканов, выбросила картонную коробку от пиццы и открыла окна. Может, помыть пол? Поразмыслив, она щедро разбрызгала по комнате освежитель воздуха и немедленно почувствовала себя донельзя хозяйственной и домовитой. Потом внимательно осмотрела постельное белье – сносно, еще на неделю вполне сгодится.

Затем Эшлин еще раз проверила, на месте ли костюм, принесенный накануне из химчистки. Разумеется, костюм висел в шкафу рядом с выглаженной кофточкой. Завтра у нее ответственный день. Не каждый понедельник выходишь на новую работу. Последний раз такое было восемь лет назад, и Эшлин ужасно волновалась.

Так, что теперь? Пропылесосить, потому что, если делать это правильно, то лучшей зарядки для талии не придумаешь. На свет был извлечен пурпурно-зеленый агрегат марки «Дайсон». Эшлин до сих пор изумлялась, как это она решилась потратить такую кучу денег на бытовую технику. Ведь она могла бы преспокойно спустить их на сумки, тряпки или вино. Вывод из этого только один, подумала Эшлин: наконец-то она повзрослела. Что странно: внутренне она по-прежнему ощущала себя шестнадцатилетней и задавалась вопросом: куда податься после окончания школы?

Она включила пылесос и, энергично наклоняясь в разные стороны, стала возить щеткой по полу прихожей. К вящему облегчению мучимой настоящим похмельем соседки снизу по имени Джой, много времени это не заняло. Квартира у Эшлин была смехотворно мала.

Но как же она ее любила! И работу боялась потерять еще и потому, что тогда не сможет больше выплачивать кредит. Квартира была куплена три года назад, когда Эшлин окончательно поняла, что им с Фелимом не судьба вместе приобрести домик с розовыми кустами у крыльца. Был в этом и некий отчаянный расчет: она, разумеется, до последнего надеялась, что, пока оформляются документы, Фелим ворвется к ней и, запыхавшись, изъявит свое согласие на совместную покупку половины дома в отдаленном пригороде. Но, к ее жестокому разочарованию, такого желания он не изъявил, и пришлось подписывать купчую. В то время это казалось ей актом капитуляции. Теперь – нет. Эта квартирка стала ее убежищем, ее гнездом, первым ее настоящим домом. С семнадцати лет Эшлин снимала жилье, спала на чужих кроватях, сидела на продавленных диванах, купленных хозяевами из экономии, а не ради комфорта.

Когда она переехала, из мебели у нее не было ровно ничего. Помимо предметов первой необходимости, как то: утюг, стопка застиранных полотенец, разрозненные простыни и наволочки. Все остальное от и до надлежало купить. С Эшлин случилась форменная истерика. Мысль о том, что месяц за месяцем вместо новой одежды придется покупать всякую ерунду – стулья, например, – приводила ее в бешенство.

– Но не можем же мы сидеть на полу, – взывал к ней Фелим.

– Знаю, – соглашалась Эшлин.

– Но ты ведь такая организованная, – недоумевал ее друг. – Я думал, ты отлично умеешь делать это… ну, как его? – наводить уют.

Вид у Эшлин был настолько несчастный, что Фелим робко предложил:

– Радость моя, давай купим что-нибудь из мебели.

– Кровать, что ли? – неприязненно буркнула Эшлин.

– Ну, если уж к слову пришлось…

Заниматься с Эшлин сексом Фелиму нравилось, поэтому он и вспомнил о кровати.

– Можем мы себе это позволить?

Эшлин задумалась. Поскольку финансовые дела Фелима приводила в порядок она, то знала, что много с него не возьмешь.

– Пожалуй, – съязвила она. – Если только ты расплатишься со своей кредитки.

Злясь и нервничая, она взяла ссуду в банке, приобрела диван, стол, платяной шкаф и пару стульев. Целый год жила без занавесок, говоря: «Просто не буду мыть окна, вот никто ничего и не увидит». Штора для душа была куплена только после того, как вечные лужи на полу ванной начали протекать к Джой. Но мало-помалу настроение менялось. Пусть она не занималась переоборудованием квартиры с такой же безумной страстью, как Клода, но свой дом по-своему любила, даже купила целых два комплекта постельного белья (прикольный, в джинсовом стиле, и белоснежный, с вафельным тиснением, от «Зен»). А совсем недавно выкинула сорок фунтов на совершенно ненужное зеркало, которое просто ей понравилось. Да, конечно, то было перед месячными, когда голова работает плохо, но все же. И уж окончательно стало ясно, насколько теперь все изменилось, в тот день, когда она выложила двести фунтов за пылесос.

В дверь постучали. Вошла Джой, бледная, как привидение.

– Прости, я увлеклась уборкой, – спохватилась Эшлин. – Разбудила тебя?

– И хорошо. Мне сегодня ехать в Хаут, к маме в гости, – с тоской в голосе ответила Джой. – И не отменишь, я и так уже четыре воскресенья подряд тяну. Что делать, ума не приложу. Она ведь закатит банкет с жареным и пареным, которым станет меня насильно пичкать, а на сладкое устроит допрос с целью выяснить, счастлива ли я. Ты же знаешь, что такое эти мамы.