Любовь и жизнь, похожие на сон - Фердинанд Фингер

Поклонников богини плодородия, охоты и не перечесть,

И Герострат не мог стерпеть такой обиды.

Полдела сделано, ослу он закричал: «Пошел!»

Не тут-то было, ведь дровишек много в возе.

Колена подогнув, осел упал на пол,

Ведь подскользнулся он на собственном навозе.

Осел, наверное, совсем и не хотел

Везти дрова, чтоб погубить храм Артемиды,

Седьмое чудо света сжечь – ведь даже для осла предел,

Кощунственное дело, ведь касается Фемиды.

Ну, как мне не воскликнуть в удивленьи «Ах!»

Ведь от осла зависела судьба строенья,

Известно, имя Герострата уж давно в веках,

А имени его осла не знаем, к сожаленью.

Бывает так, что из-за пустяков

Срываются огромные в истории деянья,

Наполеон, подозревая Жозефину, был готов

Кампанию в России прекратить, от ревности терял сознанье.

Ну что ж, продолжим, если начали, друзья.

И назовем наследников гордыни Герострата,

С желанием в веках остаться навсегда,

Для них насилье и разбой, убийства – это свято.

Дантон и Робеспьер хотели новый мир

За счет голов в корзине гильотины строить.

Из Сталина и Гитлера народы сделали кумир,

Разрушив старый мир, хотели новый мир построить.

А с храмом что! Сто двадцать семь божественных колонн

Вверх возносили портики на храме Артемиды,

И гением отточенный, по красоте невиданный Пилон,

Да не один – украшен статуей слепой Фемиды.

Какой Большой театр – архитектурно чепуха,

Подделка, выстроенная в стиле ложном,

Красиво выглядит, но на душу я не возьму греха,

Как в древней Греции уж ничего построить невозможно.

Был 115 метров он длиной, и 18 метров высота,

А выстрел был в ионическом чудесном стиле,

По камню вилась дивная неповторимая резьба,

С Азалиями дивные сады над ним кружили.

Полсотни лет ушло, чтобы построить Парфенон,

На Артемиды храм ушли десятки.

Но Герострат на все плевать хотел, ведь он

В гордыне, чтоб оставить память о себе, шел без оглядки.

Осел упрямился и не хотел тащить дрова,

И древнегреческим покрыт был матом,

Которого, к большому сожалению, не знаю я,

Осел же знал, но был совсем невиноватым.

Но кнут и пряник все ж заставили осла

Проклятый воз везти в жару, да в гору,

Ну, хорошо, животное не понимало ни хрена,

Что делает, и не могло испытывать позора.

Ну, наконец-то, доплелись, небес голубизна,

И белоснежный храм сиял пред ними.

А море бирюзовое в волненьи, как всегда,

Тревожит сердце человеческое и поныне.

Две с половиной тыщи лет назад

В саду чудесном храма Артемиды

Стоял осел и рядом, запыхавшись, Герострат,

Дрожа от возбужденья, ведь была на то причина.

К Богине плодородия, охоты, да ворваться в дом,

Чего-то боязливо было супостату,

В гордыне понимал, что должен он

Все сжечь дотла, увековечить имя Герострата.

Он снял с осла дрова и затащил их в храм,

И долго-долго безуспешно их разжечь пытался,

И так и сяк, ну, хоть с грехом напополам,

От кремния искры костер не разгорался.

Вот наконец-то разгорелся, и пошел дымок,

С собою взял он Герострата в вечность,

И поджигателя несчастного увлек

В тот «Дантов» ад, где нет понятья человечность.

Десятки лет прекрасное творили мастера,

Всю душу при постройке отдавая храму,

Не думали, конечно, гении архитектуры никогда,

Что храму Артемиды надобна охрана.

Остался в вечности несчастный Герострат,

Хотя упомянуть сейчас уместно,

Теперь их больше во сто крат,

Людей, гордыней обуянных, это всем известно.

Две тыщи с половиной лет на острове Эфес закон:

Не вспоминать, не называть такое имя,

А храм отстроен был, он вне времен,

Хотя в развалинах стоит поныне.

Недавно появился новый Герострат,

Не древний грек – норвежец, Бревик имя,

Кровавый, не имеющий пощады супостат,

Своих же граждан расстрелял, чтобы оставить имя.

Гордец неимоверный, девять лет подряд

Идеей ложной и нелепою руководимый,

Почти что восемьдесят расстрелял ребят,

Ведомый дьяволом в судьбе неотвратимой.

Ведь Бревику меж Фаустом и дьяволом известен договор,

Он с удовольствием под договором подписался кровью,

Расстрелом он восславил Герострата несмываемый позор,

В котором зло не может быть заменено любовью.

26.07.2011

Мечта психолога

Ведь мы психологи – мы психов понимаем,

А вот с нормальными не дружим, потому

Нас ненормальные, ну, просто обожают,

А вот нормальные не любят – почему?

Нам ненормальные близки – на нас похожи,

А вот нормальные враги для нас,

Вот ненормальный скорчит рожу

И скуки нет – смеемся целый час.

Нормальный никогда не назовется ненормальным,

Он сумасшедший, утверждает – все наоборот.

А мы-то слышим, что он врет отчаянно,

А мы-то видим, перед нами – идиот.

Нам на ненормальных ничего не заработать.

Они ведь не придут лечиться к нам,

Ну, вот такие у психологов забота,

О чем мы с горечью рассказываем вам.

Мы позаботимся о тех, кого мы любим,

Нам ближе ненормальные, закон таков.

Мы умных по психушкам рассуем, засунем,

Тем самым превратив нормальных в дураков.

Когда все в мире станут дураками,

Вздохнем мы облегченно, и тогда

Мы будем вечно править всеми вами,

И денег ваших в нашем банке будет до фига.

17.10.2011

Разбитые мечты

Кто наш худший враг? Ну, подскажите.

«Эврика! Нашел! – Ведь это красота»,

С нею вы, конечно, извините,

Пропадет пластический хирург зазря.

Если все вокруг красивы от природы,

Губы, нос и грудь на месте, попка хоть куда.

То зачем я покупал диплом в подземном переходе,

И на что работу слесаря я променял тогда.

Хорошо бы Дума вдруг сообразила

По России-матушке издать закон,

По которому, ну, только некрасивым

Брак официальный будет разрешен.

Ну, понятно, что от них родятся дети,

Некрасивые, частенько рот кривой,

Вот за них и будем мы в ответе,

Переделаем, да так, чтоб не узнал отец родной.

Силиконом тут и там надуем,

Подборок увеличим, грудь, исправим нос.

Ну, чего-нибудь потом такое наколдуем,

Чтоб клиент побольше денежек принес.

А диплом в подземном переходе

Не один я с Ваською купил,

У него клиентов тьма, но говорят в народе,

Спит он от жены отдельно, не хватает сил.

Ну, а я другой, чуть отработал,

Все бегом спешу к жене родной,

Денежки отдать, что заработал,

И естественной налюбоваться красотой.

Надоело, сколько силикона

Буду впихивать я до своих седин,

Слава Богу, я могу хоть дома

Отдохнуть от этих образин.

Вдруг скрип двери, на пороге вижу,

Вроде бы жена, а вроде не она.

Силиконовые жабьи губы, а пониже

Грудь огромная из кофточки видна.

Ну и гад же Васька, другу подсуропил,

Как нарочно изуродовал мою жену,

Лучше бы диплом поддельный пропил,

Этого ему я не прощу.

Мало что вокруг меня вертятся,

Монстры-женщины, которых создал я.

Ведь теперь придется мне общаться

С Васькиным подарком для меня.

20.10.2011

Разные истории

Бессеребренник Перельман

В таинственный туман тот город погружен,

В нем солнца свет бывает редко,

Уж 300 лет стоит в болотах он,

И северной Венецией он назван метко.

Вот в этом городе, в его туманах,

Которые не пропускают солнца свет.

Живут в хрущевке [12] двое Перельманов,

А почему в убогой нищете – ответа нет.

И было время 300 лет назад, когда

Такого города не знали имя,

Ночная выпь в болотах, как всегда,

Пугала и пугает жителей поныне.

Но появился вдруг ужасный великан.

Со всей страны согнал людей в болота,

Собственноручно сваи в грязь вгонял,

Десятки тысяч жизней погубил за «что-то»!

За это «что-то» выросли чудесные дворцы,

А реки потекли в гранитных стенах,

И осетров в реке ловили рыбаки,

Никто не думал о грядущих переменах.

В двадцатом веке вдруг случились чудеса,

В туманном городе построены ужасные хрущевки,

Ужасным тем строениям, наверно, удивились небеса.

Ведь жизнь в таких домах похожа на издевку.

А Перельманы вдруг наказаны – за что?

Ведь иудеи сваи в ил не загоняли,

Евреи знают многое про «кое-что»,

Но я уверен, что о сваях даже не слыхали.

В хрущевке проживает бедная семья

Из матери и сына – оба очень скромны,

Сын с бородой, отросшей до пупа,

И страшно жизнью, видимо, довольный.

И оказалось, вдруг – мужчина с бородой

Вдруг замутил такое величайшее событье,

От удивления мне кажется порой,

Такого с сотворенья мира не было открытья!

Загадочную и неразрешимую гипотезу Пуанкаре

Он, как орех, расщелкал запросто и тонко,

За величайшую разгадку той загадки на земле

Ему миллион решили заплатить монетой звонкой.

Ну как смешно, веками люди говорят.

Евреи жадны до неимоверного предела,

Ограбят, стянут все с тебя подряд,

А на вопрос: «За что?» – ответят: «Вам какое дело?»