Гимназистка (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна

— Я отошел только за газетой, — начал оправдываться Николай, похлопал ею, сложенной в трубочку, по голенищу, не иначе как в знак доказательства своих слов, и сразу перешел в нападение: — А тебя мы уже ждем намного больше.

Как-то так перешел, что я сразу заподозрила, что Оленька на самом деле никуда не отходила, а подглядывала из-за угла, надеясь, что мы с ее братом скорее найдем общий язык в ее отсутствие. На подругу я посмотрела с суровым укором, но она ничуть не смутилась.

— Можно подумать, ты скучал, — фыркнула она. — Поди надоедал Лизе рассказом о своем замечательном приобретении.

— Она неудовольствия не выражала.

— Разумеется. Лиза — воспитанная девушка, — припечатала Оленька. — И ты этим подло воспользовался, поскольку дома тебя никто уже слышать не может.

— Я развлекал твою подругу в то время, как ты шлялась неизвестно где, — припечатал Николай. — И вместо извинений и благодарностей с твоей стороны вижу неоправданные нападки.

Вид при этом он принял необычайно страдальческий, словно с его стороны было огромной жертвой посвятить меня в сложности коробок передач.

— Почему это неоправданные?

— Потому что, — отрезал он. — И вообще ради помощи тебе я отложил свои дела. Важные, между прочим.

— Право слово, не стоило, — вмешалась я. — Уверена, мы с Оленькой прекрасно дойдем сами, как я ей и предлагала. — Более того, я уверена, что за то время, что ругаются брат с сестрой, мы бы уже дошли до их дома. — Извините, Николай, за беспокойство.

Я потянула подругу за рукав, но она словно вросла в мостовую.

— Он нас пообещал довезти, — уперлась она. — И что теперь? Скажут, что Хомяковы не держат слово?

— Хомяковы слово держат, — Николай зло распахнул дверцу рядом с передним сидение. — Прошу вас, Лиза.

Последнее он почти прорычал, словно лев в прерии, я испуганно метнулась в машину и, уже когда села, поняла, что лучше было бы устроиться сзади, рядом с Олей. Но, как выяснилось, ее брат усаживать вообще не собирался: лихо запрыгнул на кресло водителя и тронул с места, ехидно бросив сестре:

— Я обещал довести твою подругу, а не тебя.

Машина покатила не слишком быстро, но все же недостаточно медленно, чтобы Оленька могла нас догнать, не срываясь на бег. Впрочем, она и не попыталась, а физиономия у нее не сказать, чтобы была разочарованная, что сразу навело на мысль, что в этом и заключался тайный Олечкин план по увлечению ее брата и меня друг другом. Действовать в соответствии с ним я не собиралась.

— Николай, немедленно остановитесь, — потребовала я.

— Я обещал вас довести и довезу, — буркнул он, не поворачиваясь.

— Если вы не остановитесь, я выпрыгну из машины.

— Вы мне показались довольно разумной особой, — укоризненно сказал он, и не подумав меня послушать. — Вы же можете переломаться. Или вообще свернуть шею.

Пришлось зайти с другой стороны:

— А вы не думаете, что меня компрометируете? Проедете еще пару метров — и ваша сестра заявит, что вы меня похитили и теперь обязаны жениться.

— Что? — не иначе как от неожиданности он все-таки затормозил, и, обернувшись, я с облегчением увидела, что Оленька меня не бросила и сейчас быстро идет к нам, воинственно размахивая руками. — Кто меня может обязать жениться на подруге сестры?

— Кроме того, что я подруга сестры, я еще одинокая красивая девушка. Если вы не заметили, ваша сестра уже не маленькая девочка.

— Да? — поразился Николай.

— Да, — твердо ответила я.

Он повернулся и стал недоверчиво меня разглядывать. Захотелось срочно поправить, если не прическу, которая была весьма проста, то уж бант, увенчивающий косу, точно. Но я сдержалась и лишь вызывающе посмотрела. Если уж для его старшего брата я девушка, то для него и подавно. Впрочем, фотографию мне могли подарить и как восторженной подруге сестры. Как же плохо ничего не помнить!

— А ведь точно, Лиза, вы выросли, — заявил он с таким видом, словно намеревался сказать, что я себе безбожно льщу, и лишь в последний момент передумал. — И все-таки вы остаетесь подругой моей сестры.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Кому это когда мешало, — возразила я. — Для Ольги это будет еще и дополнительным аргументом.

— Точно! — Николай неожиданно расхохотался, хлопнув руками по рулю. — А я-то думал, почему она…

— Почему она что? — подозрительно уточнила я.

Впрочем, я и без того догадывалась, что обработка идет по обеим фронтам.

— Неважно, — небрежно бросил он, с новым интересом меня разглядывая.

Я поняла, что неправильно выбрала направление разговора: если раньше он ко мне относился как к досадной навязываемой помехе, то сейчас начал воспринимать в новом качестве, чего как раз и добивалась Оленька. Как же непросто с этими Хомяковыми!

Подошедшая подруга набросилась на брата с упреками. Но чем она была раздосадована: тем, что уехали без нее, или тем, что все-таки дождались, — было весьма сложно понять. Но насторожилась я только тогда, когда Николай объявил, что в знак извинения готов посвятить этот вечер нам, отложив запланированные дела. Почему-то мне сразу вспомнилось Оленькино утверждение, что Хомяковы всегда добиваются того, чего хотят. Встал весьма актуальный вопрос: как сделать так, чтобы желания разных Хомяковых друг друга уравновесили и я вышла из этой неприятной ситуации без потерь?

Глава 6

Почему-то ожидала встретить у Хомяковых весь класс и внутренне уже готовилась к валу вопросов, на которые у меня ответов не было и быть не могло. Но Оленька предусмотрительно ограничилась только двумя девушками: Анной Строговой, о которой она уже говорила, упоминая о аппетите и размерах, и Тамарой Яцкевич, которая на фоне одноклассницы совершенно терялась, поскольку была миниатюрна, бледна и светловолоса. Зато красок Строговой хватило бы на них обеих: яркая брюнетка, которая не нуждалась ни в каких косметических ухищрениях. Впрочем, даже не будь она столь яркой, вряд ли осталась бы незамеченной где-либо, ибо когда Олечка ее описывала, несколько преуменьшила габариты. Подозреваю, не из вежливости, а из-за того, что олечкины руки просто не могли растянуться на нужную длину. К такой гимназистке не обратишься: «Анечка», только «Анна», да и то к имени непременно хотелось прибавить отчество.

— Ты совсем ничего не помнишь? — глубоким грудным голосом участливо спрашивала она.

— Не совсем, — ответила за меня Оленька. — Цифры и буквы помнит, читать может и считать тоже. Представляете, Лиза сегодня математику решила минут за десять.

— Не может быть! — пискнула Тамара.

— Может-может, — важно подтвердила Оленька. — Но вот по истории не помнит совершенно ничего. Даже чем знаменит Олег Второй.

На меня так посмотрели, что я сочла нужным оправдаться:

— Я и вас никого не помню.

— И меня тоже? — удивился Николай.

От своих слов отказываться он не стал, и, привезя нас с Оленькой в дом Хомяковых, никуда не ушел и притворялся, что ожидающаяся игра в лото — необычайно привлекательное времяпрепровождение. Не слишком хорошо притворялся, поскольку временами в его словах и движениях проскальзывала снисходительность, характерная для взрослых, когда они общаются с малышами. Из малышей пока были только мы, поскольку из его семьи никто к нам не выходил, даже Юрий, и я сидела как на иголках в ожидании встречи, неизвестно, насколько приятной.

— А чем вы лучше Олега Второго? Если уж я забыла столь выдающуюся личность, то сам бог велел забыть менее значительные.

— Какой бог? — деловито уточнила Анна. — Может, если правильно к нему обратиться, согласится вернуть память?

Теперь уже пришла моя очередь удивленно таращиться. Я так и не уточнила у Владимира Викентьевича, что он имел в виду, говоря «боги», и теперь по всему выходило, что богов тут несколько, как минимум два. А если к ним еще и правильно обращаться, то они могут выполнить просьбу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это образное выражение, — пояснила я. — Целитель, которого приглашал Владимир Викентьевич для консультации, сказал, что память вернуть невозможно и вообще у меня полностью стерта личность, а значит, я никого из прежней жизни не вспомню.