Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания - Кирилл Привалов

Раз в кои веки я оставил машину на приколе и решил поехать на работу на метро. Интересно бывает порой посмотреть, как живет туннельное Подмосковье. Впрочем, не скрою, в глубине души шевелился гаденький червячок: наверняка опять что-нибудь случится! Я заметил: стоит мне сесть в метро, как начинают твориться «чудеса»! То поезд застрянет между станциями, то какой-нибудь бедолага упадет на рельсы… Помню, я ехал как-то в парижской подземке, ужасно грязной и очень удобной, от Оперы на родной Монпарнас, когда поезд неожиданно встал между станциями. Паники не было, потому что машинист безотлагательно передал по внутренней связи о ЧП, произошедшем на ближайшей станции. Мы проторчали так минут десять. После чего двери открылись, и в темноте туннеля появились люди в униформе и с раскладными лестницами в руках: «Аварийная эвакуация!» Объявляя это, они почему-то глуповато улыбались – как китайцы на похоронах.

Без слов и сетований парижские обыватели обреченно потянулись к приставным трапам. Кто помоложе, тот прыгал или сам спускался по ступенькам, наиболее пожилым помогали общими усилиями… Я молодецки сиганул и, как всегда, подвернул, попав на шпалу, правую лодыжку. Потом мы долго брели чуть ли не ощупью, по стенке, за треснувшей шахтерской лампой аварийной команды. Поднялись на перрон станции «Сольферино». Она уже была перекрыта, никого в метро не пускали. В вечерней программе новостей сообщили, что этот бедлам был вызван самоубийством: под поезд бросился какой-то несчастный. Этот «честный буржуа», терявший веру в справедливость по мере того, как уменьшалась его зарплата, и в конце концов потерявший работу, обладал чересчур хрупкой для современного служащего психикой. Не постиг нашей кровной российской мудрости: если сложить темное прошлое со светлым будущим, получится серое сегодняшнее. Взглянув на станции «Сольферино» за спину спасателя из метро, я увидел на бетоне желобка поперек рельсов «портрет» погибшего. Он был нарисован мелком в виде контуров тела.

…В Москве же мое покорение метро поначалу шло на редкость гладко. Под радио, призывающее сообщать куда надо о «бесхозных предметах», я сполз обреченно, как фарш из мясорубки, по эскалатору станции «Парк культуры», сел без проблем – без потери пуговиц – в битком набитый вагон, вышел на перрон необходимой мне пересадочной станции… И только тогда началось!

Прямо передо мной на желтой деревянной лавке станции «Белорусская-кольцевая» лежала огромная сумка. Довольно грязная и туго набитая. Пассажиры дежурно текли мимо нее, и решительно никто не предъявлял прав собственника на багаж. Несколько человек остановились рядом, даже не думая, что у их ног вполне может быть… бомба! И тут, словно ужаленный, один из мужчин тревожно взглянул на «неопознанный нелетающий объект», вслед за ним – второй… «Бомба, бомба, бомба!» – зазвучали голоса, и реальная опасность материализовалась из влажного, спертого тысячами глоток воздуха, как наша Вселенная в миллисекунды Большого взрыва. От страха у меня, как обычно бывает в аховых ситуациях, засосало под ложечкой. Бежать, бежать! Но куда?!..

Надо было срочно искать милиционера. Интересная особенность у российских так называемых блюстителей порядка. Когда они нужны как воздух, их никогда не бывает в необходимом месте, когда же о них и не думаешь, они сразу вырастают из-под земли. Так было и на этот раз: ментов и след простыл! И тут я заметил вдалеке худосочного старшину.

– Товарищ милиционер!..

Даже не поняв, о чем речь, человек в форме метнулся испуганной дворняжкой от меня в сторону Видимо, он был если и не очень пугливым, то застенчивым – наверняка. Я же с упорством завзятого киллера принялся преследовать его и у самого эскалатора все-таки поймал за полу шинели:

– Товарищ милиционер, на лавке лежит бесхозный предмет, большая сумка! Надо срочно вызывать саперов! Может, это бомба…

Блюститель порядка дернул головой, словно намереваясь клюнуть мрамор пола, и поддал шагу. Ему явно не хотелось меня замечать.

– Товарищ милиционер, надо срочно сообщить в МЧС! Это может быть бомба!

– Нет, это не бомба, – остановившись на минуту, успокоил меня мент, голова которого – бывают же совпадения! – оказалась точно под плакатом с рекламой пастилок «Ментос».

– А вы-то откуда знаете? – поразился я, не в силах оторвать глаз от надписи над его головой: «Эффект ледяной свежести».

– Знаю, знаю… – отмахнулся от меня милиционер, понявший, что зря притормозил.

– Вы что, сами ее туда положили? – Страшная догадка пронзила мое репортерское, вечно ищущее сенсаций сознание. – Может, у вас учения идут? Как тогда в Рязани, с сахаром…

– Не был я в Рязани. Не был! – пролаял старшина и попытался высвободиться. – Я тороплюсь, отстаньте от меня!

– Но там же бомба может быть! – настырничал я, словно педант, готовый три дня кряду выяснять по газетам «фамилию» Романа Абрамовича.

– Отцепись, сука! – змеем прошипел защитник Родины, заметивший, что на нас начинают обращать внимание. Мент – а может, и диверсант? – совершил едва заметное винтообразное движение всем корпусом, после чего больно лягнул меня в щиколотку (этому его, видимо, обучали в специальной школе) и вскочил на ступеньку убегающего вверх эскалатора.

Застывший в позе журавля, я по-философски погрустнел. Да, россияне делятся как минимум на две категории: на тех, кто готов сложить голову за Отечество, и тех, кто готов найти ей другое применение… В конце концов, мне больше всех надо, что ли?! В конце концов, если это и настоящая бомба, меня там уже нет. Надо валить отсюда куда подальше, пока не поздно! И я поспешил, хромая, следом за всеми к лестнице перехода на другую линию. Но Господь не простил мне малодушия.

Я запрыгнул в вагон на «Белорусской-радиальной», а поезд, едва отошедший от платформы, вздрогнул всем своим корявым каркасом и застрял в черном подземелье. Мотор замолчал, и свет стал тусклым-тусклым. Ну и дела! Никаких объяснений происходящему не было, и в вагоне – естественно, переполненном, – начало назревать волнение. «Свят, свят, свят!» – мелко крестилась бесцветная женщина неопределенного возраста. Толстый мужик в кожаной куртке злобно и подозрительно сверлил взглядом двух деревенских теток из «плюшевого десанта»: в душегрейках из старого бархата и с огромными мешками за спиной. К счастью, внешность у белокожих, румяных поселянок, видимо, приехавших в столицу на рынок откуда-нибудь из-под Тамбова или Рязани, была самая славянская. Иначе их бы запросто записали в потенциальных шахидок. Деловитый парень рядом со мной принялся играть на кнопках мобильного телефона, но тот упрямо молчал. Именно это показалось мне наиболее странным во всем происходящем. Обычно на этой станции метро связь по «мобиле» устанавливалась без проблем: туннель прорыт не столь глубоко.

Я проверил свой телефон. Он работал, но, кажется, не работала вся сеть… В вагоне, лишенном вентиляции, стало тяжело дышать. Люди, уже не на шутку возбужденные, начали тревожно переговариваться. Самым диким в этой ситуации было то, что никто из московского метрополитена ни о чем пассажиров не информировал. Никаких объяснений происходящему. Что там? То ли непосредственно в метро форс-мажор произошел – не дай Бог, если в этой сумке на «Белорусской-кольцевой» и впрямь лежала бомба! – то ли наверху что-то глобальное и трагическое случилось?

Какой-то подвыпивший мужичок, как Кот Бегемот с примусом, не расстающийся с полупустой пивной бутылкой, – словно с талисманом из прежней жизни, решил взять инициативу на себя и пробрался к устройству аварийной связи с машинистом. Нажал кнопку и провозгласил с форсированной интонацией и отработанными смысловыми паузами, совсем по-дикторски:

– Внимание! Внимание! Машинисту поезда! Говорит пассажир вагона 030! У нас пропало электричество! У нас пропало электричество!..

Тишина. Никакого ответа.

Дядя не унимался:

– Повторяю! Говорит вагон 030! У нас пропало электричество!..

Все в вагоне затихли, осознав важность момента. Словно космонавт обращался из далекой, затерянной в безвоздушном пространстве туманности к Матери-Земле, в Центр управления полетами: «Беркут, Беркут, я – Сокол!..» А согретый пивом и вниманием публики дядя, почувствовавший возросшую собственную социальную значимость, отхлебнул из горлышка и опять с достоинством нажал на переговорную кнопку:

– Внимание! В вагоне 030 нет электричества! Свет пропал! Прием-прием…

Важный, как спикер Думы, дядя обвел взглядом соседей по вагону и прислонился волосатым ухом к дырочкам вставленного в пластиковую стенку громкоговорителя внутренней связи. И не напрасно – оттуда сперва что-то нечленораздельно прохрипело, булькнуло, а потом понеслось один к одному пивному дяде в тон:

– Внимание! Внимание! Говорит машинист поезда! Говорит машинист поезда!.. Слышно меня?!

– Слышно хорошо! Очень даже хорошо, товарищ машинист, слышно! – гордо отрапортовал поддатый дядя и молодцевато встрепенулся, преданно и самозабвенно глядя на мигом напрягшийся вагон. Словно космические позывные в эфире зазвучали: «Родина слышит, Родина знает!..»