Кэти Малхолланд. Том 1 - Кэтрин Куксон

— Можно я приведу Лиззи, ма? — спросила Кэти.

— Да, да, конечно, — кивнула Кэтрин, и Кэти прошла через кухню к двери в смежную спальню.

На скамеечке возле крошечного окошка сидела женщина… или девочка? Лиззи Малхолланд было восемнадцать лет, но ее умственное развитие соответствовало развитию двухлетнего ребенка. Соседи называли Лиззи не иначе, как «идиот Малхолландов». В семье же считалось, что у девочки просто немножко не в порядке с головой. А для Кэти сестра была как птичка с переломанными крыльями и вызывала в ней ту же естественную жалость и сострадание, какую испытываешь к искалеченной птице.

Лиззи была среднего роста и страдала ожирением. Как бы мало она ни ела, она все время прибавляла в весе. Она могла просиживать часами без движения, и, если ее вовремя не отводили в туалет, она делала свои дела прямо на месте. Но не всегда Лиззи сидела спокойно. Случалось, что, повинуясь своим странным импульсам, она вдруг вскакивала на ноги и бросалась прочь из дома, и, если ее не останавливали вовремя, она могла идти и идти, куда глаза глядят. Однажды она убежала и пропадала неизвестно где целый день, пока ее не подобрал один извозчик за Ньюкаслом. Извозчик узнал ее и привез домой, где Лиззи встретили с такой радостью, словно она была самым любимым членом их семьи. Никто даже не подумал наказывать ее за бегство. Но неожиданные побеги Лиззи требовали неустанной бдительности домашних; ненормальная дочь Малхолландов стоила семье многих хлопот.

При виде сестры заплывшее жиром лицо Лиззи растянулось в бесформенной улыбке.

— Кэти, — промурлыкала она и, когда сестра подошла к ней, спрятала свою большую голову на ее груди.

Этот жест означал беспредельное обожание. Ни к кому из домашних Лиззи не была привязана так сильно, как к Кэти.

— Здравствуй, Лиззи, — сказала Кэти. Глядя на голову сестры, прильнувшую к ее груди, она вдруг вспомнила, что там, за вырезом платья, у нее кое-что припрятано. — Ма, ма! — закричала она, оборачиваясь к двери и тем временем подавая руку Лиззи, чтобы помочь ей встать. — Не знаю, что это на меня нашло сегодня. Представляешь, я забыла о самом главном — о моей зарплате!

Вместе с Лиззи она поспешила назад в кухню, где проворными пальцами расстегнула две верхние пуговицы платья, ослабила шнур корсажа и, сунув руку под нижнюю сорочку, достала оттуда маленький матерчатый кошелек, приколотый к ней булавкой.

— Ты просто не поверишь, ма! — проговорила она, задыхаясь от волнения. — Я всю дорогу думала о том, как отдам тебе деньги — а как только вошла в дом, сразу же о них забыла. Ну и память у меня!

Она подбежала к матери и вложила ей в руки кошелек, из которого Кэтрин извлекла четыре шиллинга. Едва взглянув на деньги, она открыла объятия и прижала к себе дочь — но так же быстро ее оттолкнула, словно чего-то устыдившись. Вытянув вперед руку, она разжала кулак с деньгами и сказала нетвердым голосом:

— Ты должна оставлять себе по шиллингу каждый месяц, Кэти.

— По шиллингу, ма? Ты что, зачем мне целый шиллинг? — Кэти энергично замотала головой. — Трех пенсов будет вполне достаточно. Миссис Дэвис сохранила для меня полкроны. Нет, ма, мне не нужен шиллинг.

Она оттолкнула руку матери так резко, что деньги посыпались на пол. Девочка тут же бросилась их собирать. Одна монета закатилась в грязную щель между каменных плит и застряла там. Когда Кэти, стоя на коленях, подковырнула монету ногтем, пытаясь извлечь ее из щели, резкий смердящий запах ударил ей в ноздри. В дождливую погоду вода из навозных куч стекала под фундамент дома и просачивалась между плит, поэтому в доме всегда дурно пахло, в особенности летом.

Когда все четыре монеты были, наконец найдены, Малхолланды дружно засмеялись. Кэти открыла боковую дверь и сполоснула пальцы в деревянном корыте на скамейке, прикрепленной к задней стене дома. Взглянув на коттедж напротив, она увидела головку Бетти Монктон, выглядывающую из-за забора.

— Привет, Кэти, — крикнула ей Бетти.

— Привет, Бетти, — отозвалась Кэти и поспешила в дом.

В детстве Кэти и Бетти играли вместе, но потом Кэти отдалилась от подруги. Семья Монктонов не пользовалась особым уважением в поселке. Отец Бетти пил, а мать была ленива и не заботилась о порядке в доме. А главное, Монктоны никогда не ходили в церковь. Повзрослев, Кэти стала смотреть на подругу детства немного свысока еще и потому, что бедняжка Бетти работала на скручивании веревок, в то время как она, Кэти, служила в господском доме. Кэти знала, что не права, ставя себя выше соседской девочки, однако ничего не могла с собой поделать. Ведь ее собственная семья пользовалась всеобщим уважением, несмотря на то, что у них была слабоумная Лиззи.

Кэти едва успела войти на кухню и сесть, как со двора послышались шаркающие шаги и стук костыля ее деда. Она тут же вскочила на ноги и подбежала к задней двери, где увидела деда, поспешно сующего под скамейку небольшой мешок, который он принес с собой.

— А! Вот и ты, моя маленькая радость! — воскликнул старик при виде внучки. С ловкостью, приобретенной за одиннадцать лет, прошедшие с тех пор, как он лишился ноги, Вильям Финли почти перепрыгнул через ступеньки крыльца и, прислонив костыль к стене, сжал Кэти в объятиях. — Господи, крошка, кажется, я сто лет тебя не видел. Дай-ка на тебя посмотреть.

Балансируя на одной ноге, Вильям взял внучку за плечи и слегка отстранил ее, внимательно вглядываясь в ее лицо.

— Я вижу, ты еще подросла с тех пор, как в последний раз была дома. Ты так быстро растешь! Только жиру у тебя не прибавилось, — голос старика сорвался на высокой ноте, и он с нежностью похлопал внучку по худой щеке. — Ты говоришь, что тебя прекрасно кормят у Розье, но что-то по тебе это не заметно.

Кэти широко улыбнулась деду.

— А у тебя-то как дела, дедушка? — спросила она. — Как ты себя чувствуешь?

— Великолепно. Просто великолепно! Никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Ну, давай зайдем в дом, крошка, и ты расскажешь мне все твои новости.

Вильям взял костыль и проковылял в комнату. Кэтрин принесла для отца деревянный стул с высокой спинкой и поставила его рядом со стульчиком, на который присела Кэти. Кэти, радуясь обществу деда и матери, молча, переводила взгляд с одного на другого. Потом, глядя на мать, сказала:

— Что-то папы долго нет.

— Он вряд ли появится в ближайший час, — сказал Вильям. — Я проходил мимо часовни, там собирается народ. Приходят даже шахтеры из других деревень. Я думаю, им есть о чем потолковать.

При этом сообщении Кэтрин опустила глаза. Ей было неприятно, что шахтерам приходится использовать для своих собраний святое место — часовню. Но ведь у них нет другого выхода: если они соберутся на улице, их тут же обвинят в нарушении порядка, в особенности, когда с ними Рамшоу и Фогерти. Кэтрин никогда не оставлял страх, что опять начнут выгонять шахтеров из поселка. Начальство также грозилось снести часовню, если шахтеры будут устраивать в ней митинги. А сломать часовню совсем нетрудно — это всего лишь маленькая хрупкая постройка, опирающаяся о стену одного из дальних коттеджей. Добиться разрешения построить часовню и использовать ее для религиозных собраний стоило немалых усилий. Это было просто невыносимо: им приходилось бороться буквально за все, даже за право иметь свою церковь. Хозяева, по всей видимости, считали их не людьми, а какими-то безмозглыми и бездушными существами, которым было вовсе не обязательно молиться Богу. Хозяевам было нужно лишь одно — чтобы шахтеры слепо и беспрекословно подчинялись, желаний и потребностей у работников не должно быть. А если кто-то осмеливался заявить о своих потребностях, его объявляли вольнодумцем и зачинщиком беспорядков и обвиняли в подстрекательстве. Шахтеры пытались достичь соглашения с хозяевами путем мирных переговоров, но стоило им только высказать вслух свои просьбы, как на них набрасывалась полиция… Только не надо думать об этом сейчас, одернула себя Кэтрин. Ведь сейчас ее дочь с ней, — а значит, все хорошо.