Дезинформация. Тайная стратегия абсолютной власти - Ион Михай Пачепа

Я подошел к офицеру морской пехоты. Он стоял, как статуя, расставив ноги и скрестив на груди руки, преграждая единственную дверь во внутреннюю часть посольства. Понизив голос, насколько только это было возможно, я сказал ему: «Я – двухзвездный генерал разведки советского блока и хочу перейти на сторону Соединенных Штатов».

Я стал свободным человеком 27 июля 1978 года. В связи с тем, что я занимал в советском блоке чрезвычайно высокое положение, только президент США мог принять решение о предоставлении мне политического убежища. Таким образом, Пит, офицер ЦРУ, собеседник из американского посольства, назначил мне еще одну встречу тремя днями позже в 22.00 в отеле “Dom-Hotel” в Кельне, на которой мне должны были дать ответ. Прошло три очень долгих дня.

Когда я пришел в отель “Dom-Hotel” в тот судьбоносный вечер в среду, первое, что я сделал, – нашел мужской туалет. Только я открыл дверь, как сразу увидел там Пита. Судя по всему, мой организм не был уникален в реакции на экстремальную ситуацию.

Пит смутился ровно на мгновенье. Затем он вынул из нагрудного кармана конверт и протянул его мне. В нем была телеграмма, подписанная адмиралом Стэнсфилдом Тернером, директором Центральной разведки и главой ЦРУ, в которой говорилось, что президент Джимми Картер предоставлял мне политическое убежище, безопасность и помощь для начала новой жизни в США. В ней также было сказано, что на авиабазе «Рейн-Майн» меня ждал присланный из Вашингтона самолет ЦРУ.

Вновь и вновь перечитывая эту телеграмму, я испытывал огромное чувство облегчения. Даже в самых дерзких мечтах я не мог представить себе, что когда-либо, находясь в туалете, узнаю о собственном свободном статусе.

Было уже заполночь, когда наша колонна из четырех автомобилей, ревя моторами, подъехала к воротам американской авиабазы «Рейн-Майн». Меня приятно удивила стопка одежды, приготовленная для меня в самолете, так как на мне в тот момент были только рубашка и брюки.

За все мучительные годы в Румынии я совершенно точно знал единственное: я не умру при коммунистическом режиме и вне зависимости от того, как высоко заберусь по коммунистической карьерной лестнице, начну новую жизнь в Америке без бремени своего прошлого. Именно поэтому, когда я покидал в Кельне свой номер в отеле «Интерконтиненталь», чтобы сесть на самолет ЦРУ, я взял с собой лишь паспорт, личные записи, фотоаппарат с несколькими снимками моей дочери Даны и наручные часы с автографом короля Иордании Хусейна на циферблате. Я недавно получил их от короля за то, что, как он считал, спас ему жизнь во время попытки покушения на него, организованного лидером Организации освобождения Палестины Ясиром Арафатом.

После того как нам подали обед, Пит решил – на сегодня довольно. «Предлагаю поспать несколько часов», – сказал он, проводив меня в спальный отсек самолета. Достав из своего складного саквояжа пижамную пару и комплект путешественника, он через несколько секунд спокойно положил все это обратно и, как был, в одежде, свернулся на своей кровати под одеялом. Возможно, усталость не свалила бы Пита так стремительно, если бы он не понял, что у меня не было ни пижамы, ни зубной щетки. У него не появилось причин для смущения, и через несколько минут он уже спокойно дрых, похрапывая.

Конечно же, я был опустошен и с немалым трудом мог поверить, что все уже закончилось. Весь тот четверг я пытался выглядеть так, словно готовился к обычному возвращению в Бухарест, а не к поездке, на которую решался всю жизнь. То утро я провел в акустически защищенном отсеке румынского посольства, так называемом «пузыре для доносов», в компании резидента Департамента внешней информации генерала Стефана Константина. В полдень я снова встретился в Бонне в здании канцелярии федерального канцлера Германии с федеральным министром Хансом-Юргеном Вишневски для получения ответа канцлера Шмидта на послание Чаушеску. По блеску в его глазах и теплому рукопожатию я понял, что он, должно быть, знал о моем решении, и данный факт ободрил меня. Я испытал огромное доверие к этому человеку с внешностью бульдога.

Позже я вылетел в Бремен, где провел встречу с представителями корпорации «Фоккер», а вечером вернулся в Кельн, чтобы встретиться с Фредериком В.Смитом, основателем и председателем американского грузоперевозчика «Федерал-Экспресс», который хотел приобрести сто коммерческих самолетов «Фоккер-614», планируемых к производству в Румынии в сотрудничестве с корпорацией «Фоккер». Затем я был в посольстве Румынии на официальном обеде, данном в мою честь румынским послом Ионом Moрега. Я смог даже отпустить несколько шуток на этом мероприятии.

Теперь я также рухнул в постель, хотя все равно не смог бы сомкнуть глаз. Уверяю, той ночью я максимально измотался, и это невозможно было выразить никакими словами. Мои мысли возвращались к грядущим событиям в Бухаресте. Я помнил, что произошло несколькими месяцами ранее, когда я доложил Чаушеску о попытке советской разведки завербовать генерала Николае Милитару, командующего бухарестским военным гарнизоном. Услышав об этом, Чаушеску содрал с себя рубашку. Затем он заперся с женой на летней резиденции «Нептун-Олимп», окружил ее кордонами из бронетехники и войск безопасности и выплеснул весь свой гнев на министра внутренних дел и на меня.

Мое положение в румынском руководстве было намного выше положения генерала Милитару, и я внезапно почувствовал на своих губах злорадную улыбку. Слава богу, подумал я, теперь я по крайней мере лишен удовольствия наблюдать истерики Чаушеску.

Стоял великолепный солнечный день, когда самолет ЦРУ приземлился в президентском аэропорту на территории авиационной базы ВВС «Эндрюс» вблизи Вашингтона, округ Колумбия. Это только усиливало радость в моей душе. В течение многих лет я учился скрывать чувства: этого требовал тот образ жизни в обществе, где правительство повсюду имело осведомителей и где микрофоны прослушивали вас везде, куда бы вы ни пошли. Но в тот незабываемый день у меня было непреодолимое желание пуститься в пляс.

Я стал свободным человеком! Я знал, будет нелегко начать жизнь с нуля, имея при себе лишь одежду, но хотел предпринять такую попытку. Ведь я был инженером с хорошим образованием, а Америка, в конце концов, и есть страна возможностей, не так ли?

Справа от нашего самолета стояли «Боинг-707» и «Боинг-727» с американским флагом и президентским знаком, что укрепило во мне чувство, будто бы я попал в уже знакомое место. Эти «Боинги» были моими старыми друзьями. Меня привлекли к организации визитов президентов Никсона и Форда в Румынию, поэтому я летал на «борту номер один» ВВС США, который был предоставлен Чаушеску президентом Картером для его поездки по Соединенным Штатам. Надпись «Добро пожаловать!» на большом баннере за ними предназначалась для президента Картера, однако у меня появилось ощущение, будто я вернулся домой.

Меня ожидала вереница машин и группа людей, один из которых стоял перед красной ковровой дорожкой. «Добро пожаловать в Соединенные Штаты, генерал, – сказал он, пожимая мне руку. – Отныне вы – свободный человек!»

Спустя многие годы после того незабываемого дня я подружился с одним из выживших узников холокоста. На его глазах появлялись слезы, когда он рассказывал о том, как один из американских солдат, освободивших его из концентрационного лагеря, сказал: «Теперь вы – свободный человек!» То же происходит и со мной всякий раз, когда вспоминаю торжественные слова, сказанные мне.

Мой первый обед в качестве свободного человека – закончившееся далеко за полночь празднество при свечах – отчетливо сохранился у меня в памяти вплоть до мельчайших деталей. Меня чествовали как единственного главу службы шпионажа стран советского блока, когда-либо попросившего политического убежища. Я поднялся наверх, но уже наступал новый день. Меня переполняли чувства. Я испытывал радость от того, что окончательно стал частью этой великодушной свободной земли, где не было ничего невозможного, и при этом выжил. В тот незабываемый день 28 июля 1978 года мне оставалось ровно три месяца до моего юбилея, пятидесяти лет, и я более чем когда-либо сожалел, что так долго откладывал этот судьбоносный шаг.

Когда я добрался до спальни, то тщательно запер дверь изнутри, достал из кармана небольшой камешек и пылко поцеловал его. Это был камешек, поднятый мною с земли на авиабазе «Эндрюс». С 1973 года я завел привычку скрытно целовать американскую землю каждый раз, когда вступал на нее. Я всегда незаметно подбирал маленький камешек где-нибудь рядом с аэропортом и укладывал его поглубже в карман, чтобы позже той же ночью преданно поцеловать его в темноте и спокойствии своей комнаты.

Еще раз поцеловав камешек, я открыл окно и бросил его, чтобы он вновь оказался на земле, которой принадлежал. Опустившись на колени, я впервые за более чем четверть века помолился вслух. Этот процесс занял некоторое время, поскольку я с трудом мог найти правильные слова, которые выразили бы мою огромную радость и благодарность Господу. В завершение молитвы я попросил простить меня за прошлое, сохранить свободу для дочери и дать силы для моей новой жизни.