СССР: вернуться в детство 6 - Владимир Олегович Войлошников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Присаживайтесь.
Руки его лежали на столешнице очень спокойно, одна кисть прикрывала другую, и вообще, такое было впечатление, что этот дядя пожизненно настойку пиона прихлёбывает. На фоне, например, багровеющего от ярости Гробовченко выглядело пугающе. На детей должно производить особо сильное впечатление.
Я сел.
— Итак, учащийся Петров, что вы можете сообщить по поводу ночного инцидента?
— Кроме того, что я уже сообщил капитану Базилевскому — ничего.
Майор подождал. Не дождался.
— М-хм, — жестом фокусника достал из ниши под столешницей пачку исписанных листков. — Если вы боитесь подвести ваших товарищей, то вот, можете ознакомиться: чистосердечные признания.
— С раскаиванием, я надеюсь?
Майор едва заметно усмехнулся:
— Конечно. Больше всего раскаивается дежурный, вынужденно отлучившийся в туалет. Именно в момент его отлучки всё и произошло.
Вот что они так долго собирались!
Майор с интересном наблюдал за моим лицом.
— Итак… Владимир, что вы скажете?
А что тут скажешь? Ну-у-у…
— Уровень боевой и тактической подготовки учащихся крайне неудовлетворительный.
Майор чуть приподнял брови:
— Интересное мнение.
— Вы со мной не согласны? Шестеро лосей не могли одного шкета уработать!
Майор тонко улыбнулся.
— Если с этой точки зрения смотреть… — покивал каким-то своим мыслям. — Мда, — он убрал листочки в стол и снова посмотрел на меня очень внимательно: — Вчера имел прелюбопытную беседу с вашим куратором.
Я ждал.
— С Сергеем Сергеевичем…
Играть в затяжные паузы мне не очень хотелось, и я сказал:
— И вы, конечно, не расскажете мне ничего из того, что предназначено для вашего служебного пользования, а я вам — ничего из того, о чём давал подписку о неразглашении. Можем поговорить о погоде, например. Удивительно тёплые для сентября дни установились, вы не находите?
Тут он даже слегка засмеялся:
— Хорошо, Владимир. Если вдруг вам понадобится срочно связаться с вашим куратором, обращайтесь ко мне, на втором этаже штабного корпуса, тридцать седьмой кабинет.
Вот чувство юмора у кого-то…
— Вас понял, товарищ майор. Разрешите идти?
— Идите, возвращайтесь к учёбе.
Никого, конечно, не отчислили ни сегодня, ни завтра. Однако гнев капитана Гробовченко оказался страшен. Ах, у вас слишком много свободного времени и лишней энергии? Займём их полезной нагрузкой! А именно: хождением строем с распеванием строевой песни, дополнительным кроссом в объёме двадцати кругов по стадиону, генеральной уборкой казармы и тренировочными упражнениями по многократному наматыванию портянок. Это для всех. А для непосредственных участников, а заодно и свидетелей драки (дежурных и дневальных, которые должны были предотвратить и не смогли) — увлекательные наряды вне очереди на неделю вперёд: ежевечерняя чистка картошки в часы, указанные в расписании как «время для личных потребностей» — а именно всё время между ужином и вечерней шагистикой.
Огромный прямоугольный бак с картошкой уравнял нас всех, наглядно продемонстрировав, что в случае драки никто особо разбираться не будет, и накажут тупо всех сразу.
Лёха, толком не выспавшийся, даже уродами никого уже не крыл, только мрачно ворчал иногда:
— Отдежурил, бл***… Вам бы такое дежурство… Неделю теперь все вечера тут торчать… — и тому подобное.
Из подсобки высунулся парень в белом фартуке:
— Слышь, мелюзга! Ножами шевелите-ка живее. Вы что, всю ночь тут собрались сидеть?
— Чё, реально всю ночь сидеть заставят? — испугался лопоухий Генка Карась.
— Сказано тебе, — высокий и худой Серёга Спица, пострадавший за то, что оказался дневальным, сердито бросил картошку в чистый бак, — или ещё проверить хочешь?
— А Батон в санчасти, — почти с обидой сказал Толька, которому пока не досталось клички. — Телик смотрит, наверное.
— И Кипа, — мстительно добавил Лёха. — Говорил я вам: дурь затеяли — так нет! Щас сидели бы, тоже телик смотрели.
— Программу «Время»… — недовольно пробурчал Толян.
— В следующий раз ты ротному сразу скажи, что не хочешь «Время» смотреть — пусть он тебя сразу в наряд отправляет, — ехидно посоветовал Лёха.
Толька вздохнул и потёр затылок:
— Слышь, мелкий, ты это… извини.
— Реально, — Генка кинул в бак картошку, — такая лажа вышла.
— Да забейте. Ну, картошка… Можно подумать, последний залёт.
Эта мысль погрузила всю бригаду в состояние философской угрюмости, и дальше мы сидели в тишине. Бак до отбоя дочистить, конечно, не успели. Я реально думал, нас оставят над ним сидеть, но тут явился старлей первого взвода, посмотрел на результат и сказал:
— Пять вечеров — пять баков. Не успеете — на следующей неделе будете продолжать. А сейчас шагом марш в расположение роты.
Херовое дело. Этак можно пожизненно в столовке застрять. Наш понурый маленький строй присоединился к общему строю роты, которая, оказывается, вместо «Времени» полчаса ходила по плацу кругами. Для профилактики мы все вместе прошли ещё раз и с превеликим облегчением потопали на вечернюю поверку, после которой я внезапно получил приказ:
— Петров — в классную комнату!
— Есть.
Захожу в класс — а там Сергеич сидит, как настоящий!
— Здорово, тащмайор, — мы пожали руки.
— Наслышан, Владимир, о ваших беспримерных подвигах, — иронически начал он.
Я фыркнул.
— Могу гордиться тем, что никого не изувечил и нечаянно не прибил, а в сутолоке, согласитесь, это довольно сложно.
Сергеич неопределённо покачал головой:
— Владимир Олегович… Ну, это, всё же…
— Дети? Слышь, Сергеич, хватит меня за советскую власть агитировать! — я слегка осёкся. Когда всё спокойно, я с тащмайором обычно вежливо, на вы разговариваю. А вот как раздражаться начинаю, сразу на ты перехожу. Надо как-то к одному краю прибиться.
— Понятно, что не дети, — дипломатически согласился Сергеич. — Подростки.
— Вы ещё мультик про Карлсона вспомните! «Любой спор можно решить словами!» — карикатурно процитировал я маму Малыша.
Тащмайор поморщился.
— Да я же не предлагаю вам их увещевать…
— И правильно не предлагаете! Ещё великий советский педагог Макаренко выяснил, что один хороший удар в ухо перевешивает по убедительности несколько увещевательных лекций. Это из разряда: добрым словом и пистолетом можно добиться куда лучших результатов, чем просто добрым словом. К тому же, как вы предлагаете обойти естественные социальные процессы? Человек — существо, стремящееся к доминированию. Парни внезапно оказались выдернуты из привычной социальной структуры. Пока внутренняя иерархия новой группы не сложится, будут и тёрки, и драки. Но не со мной, я думаю.
— Уверены?
— Извинялись уж.
— Это неплохо.