С изюминкой - Стейси Харт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я бы поставила деньги на вишни.
Она засмеялась.
— Фу, так тупо.
Оркестр начал настраиваться, мы с Дженни поспешили наверх, бросив наши свитера с сумками, прежде чем подойти к краю сцены. Прожекторы погасли. Толпа затихла.
Блейн прошёл мимо меня, от него исходил аромат чистоты и свежести, он дошёл до центра сцены, чтобы встать около лиры в позу, пока вступительная часть музыки не началась.
Я чувствовала Надю позади себя и переместилась так, чтобы видеть её, пока мы ждали нашего сигнала. Непонятно, что она могла ещё сделать, чтобы навредить мне — возможно, скинет, когда я попытаюсь выйти на сцену, или сделает что-то с моим костюмом. Может быть, ничего. Но я доверяла ей так же, как и человеку, который мог ехать в метро со мной поздно ночью.
Поднялся занавес, и зазвучало соло скрипки. Блейн играл на лире, представляя рождение Аполлона, когда тот обнаружил музыку. Мы смотрели его соло, высоту его роста в прыжке, напряжённость поворотов и форм. И когда нам подали сигнал, кроме танца в мире всё перестало существовать.
Толпа исчезла, когда я вышла на сцену. Мы трое были одним целым, когда начали двигаться по сцене, в таком единстве, что я удивлялась, как мы с Надей могли делать это вместе. Но нам было нужно, чтобы танец был идеальным, ведь ради этого приходят зрители. Даже Надя не была застрахована от этого. Много танцоров ненавидели друг друга, но в итоге всё было забыто ради спектакля.
Моё тело работало на автопилоте — кульминация многолетней практики и часов репетиций — но каждая часть моего сознания была сосредоточена на игре. Шоу всегда были как в тумане. Иногда я не помнила их вообще. Временами запоминала только плохое. Но в большинстве случаев это не имело значения, потому что люди в зале не замечали того, что я облажалась, и их реакция стирала из памяти всё.
Ради таких моментов я жила.
Мы переплетались друг с другом, наши танцевальные шаги были одинаковыми, но с разным интервалом, когда мы закручивались вокруг Блейна и использовали друг друга для равновесия, пока не началось соло музы.
Блейн сидел на ящике на сцене, когда мы танцевали, делали трюки и играли своих муз. Надя была первой, и мы с Дженни наблюдали, как дива танцевала свое драматическое соло музы поэзии. Она действительно была прекрасной танцовщицей, но там было что-то тревожное, крайне настойчивое. Когда она танцевала, то добавляла больше души, чем, по моему мнению, сама хотела. Дженни была следующей, ее танец музы пантомимы, весёлый и яркий, хорошо подходил для неё. Она улыбнулась и начала танцевать вокруг Блейна, её длинные изящные руки парили в воздухе. И потом настала моя очередь.
Моя часть состояла в том, чтобы познакомить Аполлона с танцами. Я сделала жете и арабеск, дошла пируэтом до середины сцены, пока он наблюдал за мной. Каждый шаг был для Аполлона, каждое движение и батман должны помочь добиться его расположения, пока он не остановил меня, и я обернулась, чтобы скрыться за кулисами снова.
Я усмехнулась Дженни, когда встретилась с ней за кулисами, и она быстро обняла меня, мы обе были переполнены адреналином. Надя просто стояла рядом, нахмурившись. Я закатила глаза, посмотрев на неё. Мы были просто одной большой дружной семьей, когда смотрели на Блейна, исполнявшего своё соло — переход Аполлона в зрелый возраст.
Через мгновение я поспешила на другую сторону сцены, чтобы встретиться с ним на сцене для наших па-де-де, где он лежал на земле с вытянутыми руками и указывал пальцем на меня. Я дотронулась до него, когда музыка изменилась. Мы танцевали па-де-де, и он был моей поддержкой, всегда рядом, чтобы поднять меня и помогал удерживать равновесие. Я не могла отрицать, что мы были хорошей парой по многим другим причинам, кроме нашего роста.
Па-де-де было почти закончено, когда я почувствовала, как лента на левой ноге развязывается и путается под ногами. Нога была почти свободна, и каждый поворот моей лодыжки давался хуже, но я не обращала внимания, пока не порвались застёжки. Теперь лента свисала с моей лодыжки в том месте, где была пришита к колготкам, я просто надеялась и держала её, молясь всем, чтобы не наступить на неё, радуясь, что ткань была достаточно эластичной, и что я подошла к апофеозу, где пуанты уже не имели особого значения. Иначе я бы облажалась.
Мы сделали последние движения, и музыка закончилась, сменившись на рёв аплодисментов.
Мы улыбнулись и поклонились, ушли со сцены на поздравления от других танцоров и мастеров, все спрашивали о моей обуви, похвалив меня за окончание спектакля. Но это было после того, как занавес опустился, поэтому у меня было время с этим разобраться.
Я сняла одну из балетных туфель, зашнурованную с двойным скрещиванием, и осмотрела ее, радуясь, что не поранилась, и почти пожалев, что не сменила их. У меня не было таких сбоев с тех пор, как я впервые надела пуанты и не разработала свою систему шнуровки. Но у меня действительно была система сейчас. Чертовски хорошая. Это не имело смысла. Я сняла пуант и проверила ленту. На одном их моих швов был порез.
Дженни стояла рядом со мной, когда я осматривала ленту и пыталась найти в этом смысл. Случайно её обрезала? Я не понимала, что сделала не так. Должно быть, совершила ошибку.
Но потом подняла голову и обнаружила, как на меня смотрела Надя. Её улыбка говорила одно: она сделала это.
Ярость накрыла меня, и я направилась на сцену, даже не заметив Блейна, пока он не перегородил мне дорогу.
— Привет, Лили.
Я старалась обойти его, но он схватил меня за руки.
— Привет, — сказал он мягче, и я встретилась с ним взглядом. — Что случилось с твоей обувью? Ты в порядке?
Мои ноздри раздувались.
— Нет, я не в порядке. Она, блин, перерезала ленты, Блейн.
Его глаза расширились, и он обернулся через плечо на Надю, потом снова на меня, его челюсти сжалась.
— Позволь мне поговорить с ней.
— Если ты думаешь, что я спущу это дерьмо ей с рук, то ты сумасшедший.
Он наклонился до уровня моих глаз.
— Она не будет слушать тебя, но послушает меня. Позволь мне разобраться с этим. Иначе это приведет к драке, и ты будешь выглядеть так же плохо. Ладно?
Я была так зла, что не могла сконцентрироваться, не говоря уже о том, как сформулировать предложения, которые были пропитаны не только ругательствами.
Он посмотрел на Дженни.