Красные и белые - Олег Витальевич Будницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генерал Алексеев рассчитывал на массовый приток добровольцев. Ничего подобного не произошло. Людей было мало; даже офицеры, находившиеся в Ростове, Новочеркасске и Таганроге – трех наиболее крупных городах на Дону, – шли в Добровольческую армию неохотно. По разным причинам: устали от военных действий, не хотели участвовать в братоубийственной войне, не верили в успех. Энтузиазм проявляла только местная молодежь – студенты, гимназисты: относительно «молодости» Цветаева была права.
Однако зачинателем движения, повторюсь, оказался немолодой человек без малейшего флера романтики, считавший это дело своей миссией. Кстати, многие из тех, кто участвовал в создании Белого движения, впоследствии говорили о нем как о важнейшем деле своей жизни. Среди них – Петр Струве, приехавший на Дон и состоявший в Совете при генералах.
Судьба движения изначально складывалась непросто. Людей мало, денег практически нет. Содержание офицеров составляло в ноябре 100 рублей, потом 150, 200, 270. Это были сущие копейки. Однако, понимая это, люди шли на лишения. Поскольку мощной финансовой базы у армии не было, движение сразу стало делом патриотов-энтузиастов.
Первые, начальные дни, недели, месяцы Белого движения – при всех сложностях, лучшее его время с точки зрения морально-этической. Забегая вперед, скажу: когда армия вынуждена была покинуть Ростов и отправиться в свой знаменитый Ледяной поход на Кубань, она насчитывала менее четырех тысяч человек – вместе с гражданскими лицами и с обозом.
Когда же Алексеевская организация стала Добровольческой армией и кто еще, помимо генерала Алексеева, принимал участие в ее формировании?
Вскоре на Дон удалось пробраться участникам Корниловского мятежа, сидевшим в тюрьме в Быхове. Их выпустили по распоряжению главнокомандующего генерала Николая Духонина, и они пробрались на Дон. Сам Духонин был растерзан толпой революционных солдат и матросов на глазах нового главковерха – большевика прапорщика Николая Крыленко. Ну а русский язык «обогатился» еще одним выражением, обозначающим бессудное убийство: «отправить в штаб к Духонину».
Отношения между генералами Алексеевым и Корниловым сложились весьма непростые – они друг друга недолюбливали. Алексеев считал Корнилова выскочкой, и, в общем, не без оснований, поскольку тот сделал головокружительную карьеру: начинал Первую мировую начальником дивизии, а в 1917‐м стал главнокомандующим. Как полководец Корнилов до этого уровня недотягивал. Но это был, что называется, харизматический лидер, человек безусловной личной храбрости. Он прославился тем, что бежал из австрийского плена, пробрался в Россию, стал очень популярным, за ним шли войска, в него верили.
Алексеев арестовывал генерала Корнилова после его выступления в августе 1917 года, правда, делал это прежде всего для того, чтобы спасти жизнь генералов, которых солдатская масса просто бы растерзала. Понятно, что Корнилов особой любви к Алексееву не испытывал. Отношения между ними были столь острыми, что ходили даже слухи о взаимных заговорах и даже организации покушений. Но постепенно удалось как-то отношения урегулировать и разделить власть. Сложился триумвират – Алексеев, Каледин, Корнилов. Каледин поначалу негостеприимно встретил Алексеева и поддержал его «добровольцев» лишь постольку-поскольку. Но закончил тем, что стал поддерживать всецело. Когда в Ростове произошло восстание и власть захватили большевики, выяснилось, что у Каледина нет надежных донских войск, чтобы ликвидировать советскую власть. Тогда он обратился к Алексееву, и при помощи его ничтожных тогда сил Ростов был захвачен, а советская власть ликвидирована. Тогда-то и было позволено Алексееву открыто агитировать за вступление в Добровольческую армию, до этого же все шло по частным каналам: официально не было объявлено, что создается армия, и не был издан приказ офицерам в эту армию вступать.
По мнению Деникина, четкий приказ мог бы подействовать на очень многих. Добровольчество – дело тонкое. А если офицер получает приказ – тем более от хорошо известного, знаменитого генерала, – он вполне мог подчиниться, доверясь ему.
В конечном счете структура сложилась такая: Алексеев ведал политикой и финансами. Корнилов был назначен командующим, и только тогда – подчеркиваю это – появилось название «Добровольческая армия». Это произошло 26 декабря 1917 года, о чем на следующий день было официально объявлено в газетах.
Каледин ведал делами на Дону, генерал Деникин, который вечно мирил Алексеева и Корнилова, был назначен начальником первой дивизии. Это была весьма условная дивизия, поскольку численность всей Добровольческой армии не превышала четырех тысяч человек. Фактически он стал просто заместителем Корнилова, что было объявлено потом и официально – чтобы в случае гибели командующего (об этом, конечно, не говорили) было ясно, кто станет преемником, и в армии не возникло разброда.
Так впоследствии и получилось. Армия была беспрецедентной по насыщенности генералами и старшими офицерами, в ней генералы командовали батальонами, полковники – ротами. Вся привычная субординация рухнула. Под натиском красных Добровольческая армия вынуждена была оставить Дон, по крайней мере города. Стало очевидно, что противостоять превосходящим силам красных не удастся.
Нам точно известно, когда начался знаменитый Ледяной поход: 9 (22) февраля 1918 года. Известно и место, где было сказано: «Мы отсюда уходим и будем двигаться дальше», хотя конечный пункт этого движения пока еще не был определен. Так сказал Корнилов со ступенек парамоновского особняка на Пушкинской улице Ростова-на-Дону, ныне это библиотека Южного федерального университета (ранее – Ростовского государственного университета). Здание сохранилось в своем первоначальном виде.
Возник спор, куда двигаться дальше. Корнилов считал, что следует перезимовать в верховьях Дона, а с наступлением тепла уже решать, как быть. Алексеев, человек более грамотный и в военном отношении, и политически, нежели Корнилов, считал, что идти нужно на Кубань. Если уйти в верхнедонские станицы, можно попасть в капкан: с одной стороны разольется Дон, с другой – красные захватят железную дорогу, и все, деваться будет некуда. А вокруг степи. И неизвестно, как к этим четырем тысячам отнесутся в станицах, смогут ли и захотят ли прокормить. Потому он настаивал на походе на Кубань – там еще не было большевистской власти, и ему казалось, что кубанское казачество поддержит «добровольцев».
В конце концов было решено идти на Кубань. В марте – начале апреля 1918 года горстка добровольцев с боями прорвалась с Дона на Кубань; этот марш-бросок получил название
