Цейтнот - Анар

Селектор выдал добродушный смешок:

— Значит, оба ждем.

— Понял вас, Ахмед-муаллим.

Селектор выключился. Фуад снял телефонную трубку, набрал номер:

— Григорян, барев ара, вонцес?[3] Ну что ж ты, друг? Ты же давал слово: будет, будет… Когда? Меня вот уже с утра теребят. Прошу, займись лично! Действуй от моего имени. Так и передай Захиду… Ну, есть, пока… «Арарат» проиграл, а, кум?! Ха-ха-ха!.. — Положил трубку.

Вошла Нелли.

— Новрузова нет на месте, Фуад Курбанович. Я сказала, чтобы он позвонил вам, когда придет.

— Хорошо. — «Чертовски ей идет это зеленое платье! Интересно, встречается с кем-нибудь?.. Разумеется. Лицо какое! Фигура! В городе небось проходу не дают». — Вызовите ко мне начальника отдела кадров.

— Хорошо, сейчас. Еще, может быть, чаю?

— Нет, спасибо.

Сделал пометки в блокноте: «Сумгаит. Новрузов. Джабир. Племянник — Гаджиев Ага. Григорян. Пенсия».

Вошел начальник отдела кадров.

— Вызывали, товарищ Мехтиев?

— Да, товарищ Гусейнов. — В голосе стальные нотки. — Оформите приказ! — Заглянул в блокнот. — Гаджиев Ага. Сегодняшним числом. Сколько раз я могу повторять это вам?

— На испытательный срок?

— Да.

— Будет сделано.

Фуад снял трубку с зеленого аппарата (их внутреннего телефона), холодно бросил Гусейнову:

— Вы свободны. — Набрал трехзначный номер. — Сабир, браток, ну что там твои расчеты?.. Дорогой мой, завтра я не смогу… Не будет ни минуты свободной… Нет, нет, исключено! Я хотел посмотреть сегодня вечером дома… Не знаю, что ты думал, — я свое слово сказал, потом не обижайся на меня!.. Да, обязательно. Сегодня до пяти расчеты должны быть у меня на столе. И не надо шутить… — Жестко добавил: — Если так пойдет и дальше, нам будет трудно работать вместе. — И сразу же положил трубку.

Взглянул на часы: без десяти десять. Итак, в десять — планерка у Ахмеда Назара, в одиннадцать — летучка у него, затем — аэропорт, в четыре он должен быть на похоронах и сказать надгробное слово, вечером — открытие выставки. Михаилу Моисеевичу было поручено подготовить текст его вечернего выступления.

«Может, и надгробное слово тоже поручить ему, пусть набросает? Нет, нельзя. Нехорошо. Бедный Фуад Салахлы! Называл меня всегда „тезка“ или „Маленький Фуад“. Точнее, не всегда, а лишь до тех событий… Эх, жизнь, жизнь! Ничего, что-нибудь да скажу. Ведь у гроба не надо читать пространных лекций. А вот вечернее выступление — вещь серьезная. Михаил Моисеевич набросает черновик — отдам его Сабиру, пусть тоже почитает, подработает немного. Сабир не очень расторопный, но грамотный парень, ничего не скажешь — владеет пером…»

Фуад улыбнулся. Вспомнился забавный случай. Был сумасшедший день. Тысяча дел свалилась ему на голову, и все — срочные, неотложные. Он вызвал к себе тех, на кого мог положиться. Аврал. Так уж получилось, что он не смог даже сделать пометки у себя в блокноте, держал все дела в голове. Словом, вечный проклятый цейтнот!.. В этот момент Нелли принесла ему стакан чаю, на блюдце положила шоколадную конфету, в красивой обертке, московского производства. Чай был горячий, и шоколад растаял. Фуад испачкал пальцы, они стали липкими. Выйти бы помыть руки! Не было возможности. Кабинет его был полон вызванными Нелли людьми. Каждый получал задание и выходил. Когда все дела были распределены, выяснилось, что два сотрудника не «загружены». Они стояли перед столом Фуада, ждали.

— Все, — сказал Фуад, — вы свободны.

— А мы? А нам? — недоуменно спросил один. — Фуад-муаллим, может, что-нибудь?..

И тут вдруг Фуад позволил себе разрядиться шуткой:

— А вам поручаю: пойдете к себе в отдел — по дороге помойте за меня руки.

Голос Нелли прервал мысли Фуада:

— Фуад Курбанович, вас просят к телефону. Я сказала, вы заняты, но он говорит, вы ждете его звонка.

— Кто такой?

— Октай Мурадов.

— А, Октай… — Фуад вспомнил. — Хорошо, соедините. — Нелли вышла. Он взял трубку с черного аппарата. — Октай?.. Еще раз здравствуй! Клянусь тебе, через пять минут у Ахмеда Назаровича начинается совещание. Продлится не меньше часа. В одиннадцать — летучка у меня… Да, да, прозаседавшиеся… Это — про нас, про нас… И не говори… А в чем дело?.. Да, бедный Фуад Салахлы… Хорошо, подожди, дай подумать… — Умолк, заглянул в блокнот: «11.00 — летучка у меня. 12.10 — аэропорт». Продолжил: — Сделаем так, Октай: я закончу летучку на пять минут раньше, а в аэропорт выеду на пять минут позже. Касум наверстает в дороге… Мой шофер — Касум… Короче, мы можем встретиться только на десять минут. Приходи ровно без пяти двенадцать. Только прошу быть пунктуальным. Смотри! Мы, несчастные, живем по часам, по минутам. Итак, жду тебя… — Положил трубку.

Октай был у Фуада всего лишь раз. В этом самом кабинете. Тогда он тоже пришел по какому-то делу Фуада Салахлы. Фуад уже не помнит — по какому. Разумеется, сам Фуад Салахлы не мог прийти по своему делу, не снизошел бы. А узнал бы, что Октай хлопочет за него, запротестовал бы, был бы очень недоволен. Короче, Октай пришел втайне от Салахлы. Фуад, конечно, сделал все, что требовалось. Между тем, он уже много лет не поддерживал никаких отношений с Фуадом Салахлы. С тех самых пор… С Октаем тоже виделся крайне редко, встречались в официальных местах — на конференциях, выставках, обсуждениях. Боже, как он ревновал Эсмер к этому Октаю! А между ними, оказывается, ничего и не было. Оказывается, за Эсмер приударял другой. Судя по всему, Октай, как и он, лишь вздыхал по Эсмер. Джамал натянул им носы обоим. Ай да Джамал! Давно уже выяснилась необоснованность его, Фуада, ревности к Октаю, но там, в глубине души, что-то осталось, похожее на неприязнь. Октай тоже был с ним холоден уже много лет, однако на это были свои причины.

«Встреча с самим собой!» Фуад усмехнулся. Эта запись у него в блокноте была своего рода памятным подарком от Октая.

…В тот день он тоже был занят, закручен, замотан, как всегда. Навалилась уйма дел, требующих немедленного решения. Собрания, совещания, заседания теснились, наслаивались друг на друга, рвали его на части. Все-таки он изловчился, нашел лазейку, принял Октая. Он непременно должен был исполнить его просьбу, обязан был принять его. За все эти годы, за два десятка лет, Октай ни разу не выразил желания встретиться с ним. И вдруг… Они учились в одной школе. Правда, Октай на два года был младше Фуада. Затем они учились в одном институте, и теперь уже на одном курсе, на одном факультете, так как Фуад два года прослужил в армии. Год не дослужил, был демобилизован по болезни: гепатит. В институте они сдружились. Эсмер к этому времени вышла замуж за Джамала. Ревность, соперничество остались в прошлом. Как-никак они были выпускниками одной школы, им было что вспомнить. Это и сблизило их. До тех самых событий… Фуад Салахлы… Бедный Фуад-муал-лим…

Словом, Октай попросил принять его. Фуад почему-то думал, что Октай немного смутится, увидев его кабинет, телефоны, секретаршу, будет разговаривать с ним, испытывая некоторую неловкость. Но он ошибся. Октай держал себя совершенно раскованно и независимо, словно всю жизнь провел в таких вот кабинетах. А может, его непринужденность была показной? Своего рода панцирь, защита для самолюбия?

Тогда они тоже заговорили о нехватке времени. Фуад где-то прочел, что у каждой эпохи есть свои дефицитные вещи.

— Например, — сказал он, — в одну эпоху самым ценным было золото, в другую — пряности, в третью — нефть, или, скажем, хлеб, земля, территория, вода… А мы с тобой, Октай, живем в период острой нехватки времени. Время — самая дефицитная вещь в наши дни! Веришь ли, Октай, иногда я неделями не общаюсь с детьми, не вижу их лиц. Встаю утром — дети уже в школе, прихожу вечером — они спят. А случается, и по воскресным дням приходится работать. Естественно, почти ничего не читаю. Когда? Нет возможности, нет времени!

Заговорили о книгах. Октай сказал, что недавно прочел интересную монографию, посвященную дзен-буддизму, и некоторые положения этой философии объяснили ему в какой-то степени его самого. Посоветовал и Фуаду прочесть книгу, даже пообещал прислать свою. Действительно, через неделю прислал. В один из дней Фуад лег сравнительно рано, открыл хваленную Октаем книгу, полистал, почитал с пятое на десятое; по правде говоря, ничего не понял, почувствовал, в сон тянет; закрыл книгу, потушил свет, мысленно сказал Октаю: «Эх, бедняга! Не женился в свое время — теперь чокаешься понемногу. Будь у тебя жена, дети, не стал бы тратить время на всякую белиберду — не до того было бы. Серьезным делом надо заниматься, дорогой! Ведь ты неплохой архитектор. А что толку? Что ты сделал по большому счету в жизни? И возраст у тебя уже не тот, чтобы предаваться пустым надеждам и мечтам: „Я то сделаю, это сделаю — дайте срок! Всем утру нос!“ Бесплодное прожектерство это, Октай. Бесплодное и смешное! В жизни нельзя ничего откладывать на потом. „Когда-нибудь что-нибудь сделаю… Когда-нибудь что-нибудь изменится… Когда-нибудь… Что-нибудь…“ Чепуха все это! Самообман! Признак слабости! Что есть, чего нету — все только сейчас, сегодня, в данный момент, в данной точке потока — бесконечно текущего времени! На завтра не надейся, дорогой! Наши мудрые деды хорошо сказали: не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня».