Камень ацтеков - Елена Долгова

«Придется подняться по трапу наверх. Они окажутся дураками, если в этот момент не снесут мне голову».

Фокс закатил глаза и, кажется, умирал, кровь из его перерубленного запястья обширной лужей растекалась по полу. Кормик затих, но дышал. Баррет, чертыхаясь, вернулся в каюту, прихватил там кувшин, предварительно повязав его платком, надел получившееся сооружение на брошенную саблю Фокса и осторожно поднял над верхней ступенькой трапа.

Посудина со звоном разлетелась под чьим-то клинком.

В тот же миг Баррет одним прыжком достиг палубы. Дул ветер, соленые брызги воды обдали его с головы до ног.

— Он ходит с разрубленной головой! — истерически орали в темноте.

— Стреляйте!

— Порох намок!

Все-таки грохнул и сверкнул выстрел, но капитан уже достиг борта, перемахнул через него и отвесно упал в волны. Вода сомкнулась над головой, на несколько долгих секунд заглушив порывы ветра и все другие звуки.

Вынырнув, он в первую очередь избавился от намокших сапог. Штормило. Волны без гребней накатывали одна за другой. Баррет, качаясь вместе с массой воды, время от времени чувствовал, как новая тугая волна касается волос и заливает уши.

Тем временем на корме «Синего цветка» ярче вспыхнул фонарь, отблески плясали на воде наподобие капель расплавленного золота. Сутулая фигура очнувшегося Кормика показалась над леером.

— Эй, Питер Баррет! — крикнул лейтенант. — Ты слышишь меня?

Баррет теперь плыл изо всех сил, стараясь удалиться от «Синего цветка».

— Если ты еще не потонул, то ты, должно быть, меня слышишь, — рассудительно добавил Кормик. — Знаешь, Питер, тут ничего личного, считай, что это только справедливая плата за твои выходки и смерть Ларри.

Он вскинул ружье и выстрелил, могло показаться, что наугад, но пуля врезалась в воду у самого виска Баррета. Мятежный лейтенант быстро, экономя каждое движение, снова зарядил свое буканьерское четырехфутовое ружье и устроил его поудобнее.

— Получай.

Новая пуля ударила Баррета прямо в руку повыше локтя, сорвав лоскут кожи и повредив мышцу.

— Проклятый дождь… — проворчал Кормик. — Он мочит порох. Я больше не вижу тебя, Питер. Прощай и иди на дно. Пожалуй, я больше не буду стрелять. Если ты все еще жив, желаю тебе легкой смерти.

Когда Кормик уходил, Баррет видел черный контур его сутулой спины. Должно быть, кто-то из пиратов взялся за рулевое колесо — корма «Синего цветка» постепенно удалялась. Огонь кормового фонаря уменьшался в размерах до тех пор, пока не превратился в холодную и далекую точку. Потом исчезла и она.

— Эй, Джо! Кид! Помогите! — закричал Баррет.

В эти минуты он был способен обрадоваться даже Кормику или призраку покойного Нортона, но вокруг не было совсем никого, только океан и ночная умеренная непогода. Волнение словно бы уменьшилось, но правая рука повисла, тяжелая от воды одежда уже начинала тянуть на дно. Баррет, действуя одной левой, проплыл еще немного и перевернулся, стараясь расслабиться и опереться спиной на зыбкую поверхность воды. Остатки туч расползлись в стороны. В открывшееся чистое «окно» Баррет видел кусок Млечного Пути, бесчисленные холодные искры звезд, словно иглы, кололи ему зрачки. От соленой воды нестерпимо щипало веки и раненое плечо.

— Кид! Генри! Помоги мне!

Люггер давно исчез. Слабое течение медленно сносило Баррета. Звезды мигали, меняли цвет. Баррет закрыл глаза, а когда открыл их, звезды уже исчезли, а темень сгустилась еще сильнее. Он не мог бы сказать, сколько часов осталось до рассвета. Казалось, что ожиданию нет конца, как нет конца океану и черному провалу неба.

— Кид…

Вместо крика получился шепот. Вода медленно расступалась, Баррет погрузился с головой, крутнулся, хлебнул горько-соленой влаги и всплыл, отчаянно работая здоровой рукой.

«Я не сдамся просто так. Я не уступлю ни морю, ни смерти, ни тем более тупой скотине Мэту Кормику».

Конечности цепенели, легкая дрожь, первый предвестник близкой судороги, подергивала мышцы.

— Эй! Да помогите же, черт бы вас побрал!

Огонь корабельного фонаря снова блеснул вдалеке и немного приблизился. Баррет, ни о чем не задумываясь, сам поплыл ему навстречу. «Это мой «Синий цветок», — понял он. — Не важно, что там сейчас заправляет Кормик. Лучше короткий бой на палубе, хотя бы даже левой рукой, чем медленная смерть в океане. Пусть только мое судно вернется. Пусть меня подберут».

«В воде кровь из раны сочится быстро». Каждое новое движение давалось все труднее, временами накатывает слабость и странное желание, отрешившись ото всего, провалиться в сон.

— Все равно я доплыву.

Крутой бок корабля вырос рядом — паруса и черная громада дерева на фоне чуть посветлевшего неба. Снова блеснул фонарь — жирные спокойные блики упали на волны.

— Эй, на борту!.. — хрипло позвал англичанин.

Доски обшивки приблизились вплотную, они крепились встык, а не внахлест, как на пиратском люггере. Сейчас Баррет легко мог дотронуться до корабля рукой, но зацепиться не получалось, хотя он пытался это сделать, едва не срывая ногти.

— Эй… — закашлялся он, выплевывая горькую воду океана.

— Este es el marinero! [2] — раздалось сверху.

Пловца заметили. Матросы перегнулись через леер и с удивлением рассматривали полумертвого человека.

— Socorro! [3]

В этот миг Баррет до конца осознал правду, и она оказалась хуже всего, что ему пришлось пережить в эту драматическую ночь, — хуже мятежа, разъеденной солью раны, страшнее даже близкой смерти в воде.

«Этот корабль не «Синий цветок», и на борту вовсе не люди Кормика, — понял он. — Это чужой галеон с материка. На нем наши враги испанцы, и я живым оказался у них в руках».

Сверху упал линь, чужие слова мешались в голове у Баррета. «Не надо было гоняться за надеждой. Лучше чистое море и смерть в воде, чем костер или эшафот». Он нырнул, и темные волны сошлись над макушкой, перестав бороться, он стоймя погружался в глубину. Глаза оставались открыты, но под слоем воды Баррет не видел ничего, кроме слабого искаженного отсвета огней галеона, в ушах звенело от удушья, легкие помимо воли хозяина отчаянно сокращались, выталкивая воду.

«Чудно! Я тут собираюсь утонуть по доброй воле, только вот тело этого не хочет».

Он забарахтался. Толща воды над головой медленно и нехотя расступилась, и Питер всплыл в массе взбаламученных пузырьков, кашляя, задыхаясь и жадно хватая воздух ртом. Он попробовал взять веревку, онемевшая кисть правой руки почти не слушалась, возле фальшборта горячо пререкались, видимо, никто из матросов галеона не выразил особого желания спускаться.