Девочка из Ленинграда - Саадул Кануков

Упрямов сел за стол. Рая налила ему полную миску густого борща.

— Отличный борщ! — сказал Упрямов. — Ты настоящая мастерица, Рая!

— Это я у солдатского повара научилась!

Как заметила Рая, Игорь Александрович был задумчив. Казалось, что у него какая-то неприятность. А может, переутомился в дороге. Ведь он военный корреспондент и все время ездит по фронтам. Да и вообще у кого может быть легко на душе в такое время!

Рая с нетерпением ждала, когда Игорь Александрович заговорит об отце. А гость почему-то все медлил. С возрастающей тревогой смотрела она на Упрямова, стараясь прочесть в его глазах, какую весть они таят.

Упрямов, видимо, понял это, заговорил глуховатым голосом:

— О Николае Дмитриевиче, Рая, пока ничего не могу сказать. Как я тебе писал, часть его попала в окружение, и до сих пор о ее судьбе ничего не известно. Но будем надеяться, рано или поздно выясним.

— Господи, неужто Коленька погиб! — воскликнула Арина Павловна.

— Не надо отчаиваться, Арина Павловна. Вот совсем недавно одна наша часть вышла из окружения. Будем надеяться, что и Николай Дмитриевич выйдет.

Упрямов поблагодарил за ужин, стал прощаться:

— Завтра, перед отъездом на передовую, возможно, я еще забегу к вам.

Рая проводила гостя за ворота, долго смотрела ему вслед. Упрямов, в темно-серой командирской шинели, стройный, высокий, шел твердым широким шагом военного, унося, как казалось Рае, тайну об ее отце. Вот он сейчас свернет за угол, уедет на фронт, и Рая уже никогда, никогда не узнает, что случилось с отцом.

— Игорь Алекса-андрови-ич! — закричала она и бросилась догонять корреспондента.

Упрямов остановился. Подбежав, Рая, задыхаясь, заговорила быстро-быстро:

— Игорь Александрович… Что с моим папой? Вы знаете… Пожалуйста, не скрывайте!.. — Она взяла его за борт шинели и умоляюще смотрела ему в глаза. — Он тяжело ранен? Убили его? Скажите! Я хочу знать…

Упрямов долго не отвечал. Потом оглянулся вокруг, увидев скамейку, сказал:

— Давай присядем… Видишь ли, я в самом деле не могу сказать тебе ничего определенного, — начал он, когда они сели. — Полк, в котором служил Николай Дмитриевич, при попытке вырваться из окружения погиб почти целиком. Пробиться к своим удалось лишь небольшой горстке. Я узнал их имена: Николая Дмитриевича среди них нет…

Рая сидела словно окаменевшая, смотрела на Упрямова ничего не видящими глазами.

— Надежд, конечно, мало, Рая, однако на войне всякое бывает… Но что бы ни случилось, ты должна устоять. Понимаешь, устоять! Давай договоримся: ты будешь мне писать. На редакцию. Хорошо?

— Да, — чуть слышно прошептала Рая.

— Бабушке пока ничего не говори: подождем до полного выяснения… Ну, мне пора. — Он обнял девочку за плечи. — Крепись!

Упрямов скрылся за углом. С трудом переставляя отяжелевшие ноги, Рая пошла домой. Ей было ясно — отец погиб…

Боевое крещение

Уже третий месяц шли бои на берегу реки Баксан. Немцы рвались к Нальчику.

Рая вставала в эти дни рано и шла помогать дневальным. Солдаты ласково называли ее «наша сестричка». А старшина Сергеев привязался к ней, как к дочке. Он был обеспокоен внезапной переменой в девочке. Энергичная, общительная, она стала замкнутой, молчаливой. Все время о чем-то сосредоточенно думала.

— Что с тобой, дочка? — спросил он однажды.

— Ничего, дядя Вася. За бабушку беспокоюсь: болеть часто стала, — опустив глаза, сказала девочка.

Она не хотела открывать своей тайны. Пожалуй, еще никогда раньше не испытывала она такой яростной ненависти к фашистам. Смерть матери, потеря Вовки и, наконец, страшная весть об отце породили отчаянную решимость отомстить немцам, совершить что-то дерзкое. Она обязательно что-то должна придумать. Иначе не сможет жить.

Рая решила пробраться на фронт. В Баксан, где идут сейчас бои. Найдет наших солдат, попросит провести ее к командиру. Расскажет ему о маме, Вовке, об отце. Комиссар, конечно, поймет ее и оставит в части. Она будет помогать им, делать все, что заставят. Может даже перевязывать раненых на поле боя: она училась санитарному делу в школе и в госпитале помогала. К тому же умеет стрелять, хорошо знает верховую езду и может даже быть связным… Так что комиссар наверняка оставит ее в части!

Саперный батальон, которому был придан хозвзвод старшины Сергеева, строил оборонительные сооружения на подступах к Нальчику. Несколько раз в день туда ездила машина из хозвзвода. Вот бы хорошо поехать на этой машине и ей, Рае. А там узнает, как добраться до Баксана.

Она вышла во двор, разыскала старшину.

— Дядя Вася, можно мне завтра съездить в батальон: посмотреть, как строят укрепления? — спросила она.

Старшина пристально посмотрел на девочку, нахмурился.

— Нельзя туда тебе, дочка: опасно. Налетят самолеты — пропадешь!.. Нет, нет, и не проси — не возьму! — строго добавил он.

Рая решила идти пешком.

Всю ночь она не спала. То и дело вставала, подходила к окну, — не рассветает ли? Но там за окном, во дворе над улицей, над городом висела непроглядная ночь.

Рая ложилась снова и, не закрывая глаз, думала, думала. Еще с вечера она написала Фатимат письмо: «…Фатимат, подружка, я тебя очень прошу, помоги бабушке. А если заболеет, скажи своей маме. Она вызовет врача… Крепко, крепко тебя целую».

Наконец на горизонте, за ломаной линией гор, стало светлеть. Рая прислушалась: бабушка, кажется, спит. На цыпочках прошла на кухню, взяла еще с вечера приготовленный узелок с едой, вышла в коридор. Тут обулась, надела куртку, еще раз прислушалась — не проснулась ли бабушка? — и шагнула за порог.

Город еще дремал в предрассветных сумерках. Тишина. Только деревья, казалось, о чем-то тревожно перешептываются. Тревожно стало и на душе девочки. Но вот она вышла за город. Солнце поднялось из-за гор и осветило степь. Одна за другой рисовались картины. То как она встретит воинскую часть, как будет просить командира или комиссара взять ее с собой. То вдруг вспомнился родной Ленинград. Спортивная школа. Милый неуклюжий Звездочет. Ах, если бы сейчас каким-то чудом конь оказался здесь! Она села бы на него и вихрем понеслась туда, к фронту. Подскакала бы к штабу полка или дивизии: «Товарищ командир! Разрешите служить в вашей части! Я буду ходить в разведку. Конь у меня быстрый как птица. Уйдет от любого врага…»

Она была уже далеко от города, когда неожиданно услышала сигнал машины. Рая отпрянула в сторону. Прямо около нее остановился грузовик с брезентовым тентом. На прицепе походная кухня.

Из кабины вылез старшина Сергеев.

— Рая, дочка! Куда это ты в маршевом порядке? — удивленно воскликнул он.

Рая потупилась. Наконец сказала, запинаясь:

— В аул… К одной тетеньке. Бабушка попросила сходить за травами…

Старшина, неловко переминаясь с ноги на ногу, покашлял в кулак. Ему было ясно: девочка говорит неправду.

— Рая, не пущу я тебя! Не детское дело — война. Да и что там тебе делать? Мешать только будешь. Свяжешь по рукам и ногам командира заботой… Нет, нет, сейчас же в машину! Свезем солдатам завтрак — и марш обратно. Садись со мной в кабину.

Рая продолжала стоять, опустив глаза.

— Слушай, дочка, слово мое солдатское — твердое. Сказал, не отпущу — значит, не отпущу! Я тут начальник. А ну, выполняй приказ — в машину!

Рая вскинула глаза на старшину: его обычно доброе лицо было теперь строгим, даже суровым.

Девочка понуро шагнула к кабине машины.

Шофер, молодой чернявый паренек, не то кабардинец, не то осетин, посмотрев на Раю, сочувственно вздохнул:

— Понимаю тебя. Но товарищ старшина правильно сказал: девчонкам не место там. — Он дал газ, машина рванулась…

Скоро показалась река. На этом ее берегу стоял небольшой барачный поселок. Тянулись в несколько рядов проволочные заграждения, виднелись траншеи, угадывались замаскированные огневые точки. Солдаты копали ходы сообщения.

Машина остановилась под высокими тополями. К ней потянулись с котелками солдаты.

— Иди помоги повару раздавать завтрак, — сказал старшина Рае.

Солдаты подходили к кухне, подставляли котелки, ведра. Повар наполнял их большим черпаком. Рая раздавала хлеб.

— Товарищ ефрейтор! А в каком лесу ты эту Красную Шапочку нашел?

— Чья будешь, девочка? — спрашивали солдаты.

— Из Ленинграда она. Эвакуированная, — пояснял повар. — Моя помощница.

— А я-то голову ломал: отчего, думаю, борщи стали такие вкусные у нашего сухопутного кока? Бывало, приготовит так, что скулы воротит.

Солдаты весело рассмеялись.

— Но-но! — грозно прикрикнул на них ефрейтор.

Наполнив котелки и ведра, бойцы шли в свое отделение, взвод. Вылив последний черпак в котелок какому-то замешкавшемуся солдату, повар постучал по пустому котлу: