Тайные тропы - Георгий Брянцев

— Что это? — удивился тот.

— По-моему, шпилька.

— А как она к тебе попала? Грязнов рассказал.

— Ладно, — заключил Ожогин. — Ложись и туши свет. А шпильку, видимо, уронил тот, кто интересовался твоим чемоданом.

На этом инцидент со шпилькой был исчерпан.

Через несколько дней утром Никита Родионович открыл свой чемодан и заметил, что вещи в нем лежат не так, как укладывал их он.

— Ты ко мне в чемодан не лазил? — спросил он Грязнова.

— Это зачем же?

— Хм… интересно… Ведь он был закрыт на замок. Чемоданами друзей снабдил Юргенс. Запасные ключи от замков он, видимо, оставил у себя, и теперь, с ведома Юргенса, кто-то проверяет, нет ли в их чемоданах чего-либо подозрительного.

— Вот что, Андрюша, — обратился Никита Родионович к Грязнову: — полезь в печь и наскреби немного сажи.

Грязнов поднял брови.

— Да-да, — подтвердил Никита Родионович, — немного, с чайную ложку, а для чего — увидишь.

Андрей, недоумевая, исполнил просьбу друга.

Никита Родионович положил поверх всех вещей черную сатиновую сорочку, посыпал ее сажей, закрыл чемодан и запер его на замок.

— Понял? — подмигнул он Грязнову. Тот рассмеялся.

На густой вековой лес спустилась ночь. Глухо, неспокойно шумели деревья. По небу, которое стало темнее земли, бродили сполохи, тревожные блики. Жутко. Тягостно. Мрак до того густ, что кажется, будто что-то тяжелое давит на грудь…

Преодолев чащу, Сашутка вышел на шоссе, остановился и тяжело перевел дух. С минуту он всматривался в виднеющийся между деревьями прорез дороги, прислушивался к тишине, потом зашагал дальше. Пройдя с километр по шоссейной дороге и не встретив ни души, Сашутка сошел на пересекавший дорогу большак.

Четвертый день брел он лесом; измученный трудной дорогой, медленно передвигал ноги. Все бы шло хорошо, не случись накануне вечером беды: обходя краем болото, Сашутка в потемках угодил в трясину и едва-едва выбрался. Сам выбрался, а мешочек с продуктами потерял.

Целые сутки он не ел. Голод давал себя знать — Сашутка чувствовал все усиливающуюся тошноту.

Большак вывел к пролеску, а потом к зимнику, сплошь поросшему увядшей травой. Но вскоре пришлось расстаться и с ним. Сашутка свернул на едва заметную извилистую тропку. Часто она терялась, и он вынужден был нагибаться и отыскивать ее чуть не на ощупь. Тропка привела к небольшому озеру. На его темной поверхности отражались редкие звезды. Озеро наглухо отгородилось от леса черной осокой. Слышался гомон птиц, готовящихся к перелету.

Увидев отяжелевшую от красных гроздьев рябину, Сашутка подошел к ней и, срывая ягоды, начал класть их в рот целыми пригоршнями. Во рту стало горько и терпко. Сашутка опустился на землю. Потом, превозмогая усталость, поднялся и сделал несколько шагов. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Он протянул руку к тоненькой надломленной сосенке и оперся на нее. Стало немного легче.

«Надо идти, надо идти…»

Путь преградила гадюка, переползавшая дорогу. Сашутка вздрогнул и, не двигаясь, начал наблюдать, как змея торопливыми, судорожными движениями уползает в заросли.

Сашутка пересек овражек и спустился к журчавшему на дне его ключу. Пить не хотелось — мучил голод. Ягоды почти не помогли, но надо было чем-нибудь наполнить желудок, сжимающийся от колик. Сделав несколько жадных глотков студеной воды, Сашутка поднялся и посмотрел на руки. Они были покрыты грязью, изодраны в кровь. Он помыл их в прозрачной воде, вытер о траву.

Сашутка прошел еще немного и остановился перед большим болотом, покрытым ковром кувшинок. Затем вынул из-за пазухи кусок карты-пятиверстки и всмотрелся в нее. Болото должно было остаться в стороне, а он приблизился к нему вплотную. Тут гибель. Стоит только шагнуть вперед — и неминуема смерть. «Вот глухомань!»

Отойдя в сторонку, Сашутка потоптался на одном месте, потом лег на влажную траву и сжался в комок.

Утомленное, ослабевшее тело требовало отдыха, и Сашутка быстро уснул. Его разбудил предрассветный холод. Сашутка встал и снова зашагал по лесу. Утренние тени покрывали тропку. Вся она была густо усеяна опавшими сосновыми иглами. Роса капельками искрилась на одиноких осенних листьях. Сашутка глубоко вдыхал в себя студеный воздух, наполненный терпким ароматом хвои. Вот и большая поляна, помеченная на карте. Но обозначенной рядом с ней маленькой деревеньки нет: от нее остались только одинокие печные трубы. Деревню спалили гитлеровцы. Не останавливаясь на пепелище, Сашутка снова углубился в лес, отыскал теряющуюся тропку и зашагал быстрее, хотя отяжелевшие, точно налитые свинцом, ноги не хотели слушаться.

Тропка привела к протоке. В темнозеленой воде бились рыбы. Сашутка наклонился над водой и стал следить за игрой рыб. Они вились у берега, едва уловимые взглядом. Сашутке казалось, что он сможет поймать одну из них рукой. Нацелившись, он окунул пальцы в воду и с сожалением вздохнул: рыбы исчезли. Повторив попытку несколько раз, Сашутка встал, безнадежно махнул рукой и двинулся дальше.

Он ступил на колеблющийся мостик, неизвестно кем и когда перекинутый через протоку. Прогнившие жердочки под его тяжестью готовы были сломаться. Теперь стало видно, где протока соединяется с болотом.

Болото было безмятежно спокойно. Не хотелось верить, что под его манящим бархатистым покрывалом таятся страшные зыби.

Сашутка осторожно ступил ногой на край болота. Почва заколыхалась, точно живая.

«Кругом лес, в середине — болото, а в болоте — бес», — мелькнула в голове старая лесная поговорка.

Сашутка совсем выбился из сил. Боролись два противоположных желания: идти в обход болота — и лечь, лечь хоть на пять-десять минут…

Лес, болота, протоки, озера, поляны с большими проплешинами, золотистые березовые рощицы, опять лес, лес и лес…

Идти скорее, как можно скорее, чтобы опередить бежавшего предателя Зюкина и раньше него появиться в городе! Сашутка шел уже неровной, тяжелой походкой и упрямо твердил одно:

— Вперед… вперед…

Вдруг нестерпимая боль полоснула желудок. Сашутка сморщился, застонал и, упав на колени, уткнулся головой в землю. Мозг заволокло туманом, мысли спутались в беспорядочном клубке. Хотелось плакать, кричать. Он чувствовал, что слабеет и перестает понимать окружающее.

Сашутка протянул вперед руки, чтобы ухватиться за какой-нибудь предмет, но встретил пустоту. Показалось, что он падает в бездну. И он забылся…

А Ожогин и Грязнов в это время сидели в гостях у Изволина.

Пелагея Стратоновна разливала чай. На столе появились мед и маленькие пшеничные булочки. Никита Родионович получил три килограмма муки за изготовление вывески, Грязнов заработал уроками музыки кувшин меду. Все это они принесли Изволиным и передали Пелагее Стратоновне.