Сердце Агрессора - Андрей

Человеческих теней было три. Одна, идущая впереди, была толстой и длинной, и по этому считала себя самой сильной, то есть командиром. Она часто задерживалась, чтоб помочь спуститься двум другим. Вторая тень была маленькая и шаловливая. Она постоянно прыгала по шатким валунам, и старшей тени это не нравилось. Третья, была почти одного роста со старшей, но не в пример ей худой о вообще какой–то нескладной. Именно ей все время помогала старшая.

Наконец спуск кончился. Тени приняли вид нормальных человеческих силуэтов. Старшая больше не помогала остальным. Люди приближались к обрыву, прикрывающему солнце, и их тени поскучнели. Черным и страшным казался лес в тени гигантского обрыва, но старая дорога вела именно через этот лес, и люди смело вступили в него.

Выспаться мне как следует не дали. Сумасшедшее утро. Солнце только–только встало, а какой–то урод уже успел устроить переполох в подземельях горков, убил вождя, солдата стражи и пропал. Напрасно мы часов десять рыскали по трущобам, платили стукачам, били морды подозрительным. Я устал, как каторжник. А потом еще новая партия каторжан ушла на рудник и тех, кого они сменили, нужно было проверить и выпустить на свободу. Вот и еще одна партия будущих родителей мутантов. Правда, Нед Токугава теперь делает вахты короче, чем его предшественник на посту вице–президента ДНК, но не зря же все–таки горков зовут горками — в честь рудника «Золотые горы».

Мне снился такой чудный сон. Будто бы я получил отставку и наследство, купил дом, собирался жениться… Жениться я не успел, позвонили из блока «S». Ограбление! Украли пятьдесят миллионов кредитов. Кошмар.

В блоке меня уже ждали. Сразу проводили в кабинет вице–президента. Там сидели Симон Хауэлл — лейтенант–комендант колонии, Роджер Кэн — сержант сил охраны города и сам Токугава. И прямо с порога Кэн заявил:

— Тони, Реутов вернулся!

Я сразу вспотел.

— Переполох у горков и ограбление ДНК — это его рук дело. Он был не один, ему помогают. Это заговор! Предательство!

— Короче, мистер Ранги, ловите его! — подал голос Токугава, обращаясь ко мне. И добавил для всех:

— Ловите его. Если вы его не поймаете до прилета звездолета, вам всем будет очень плохо.

Хауэлл покраснел, как утреннее солнце, и я сказал сам себе:

— Ну что ж так грубо–то, мистер Токугава. Ведь Хауэлл хоть и порядочная скотина, но все–таки лейтенант. Формально–то планета принадлежит ему.

Я знал, приказ ДНК — закон. Впрочем, какой закон на планете, где все установления действуют только на период пребывания здесь крейсера с Земли… или воина Тэнно. И я вспомнил первое пришествие Реутова…

…Его корабль сел прямо во внутренний двор ДНК. Словно Реутов чувствовал, кто здесь хозяин. И десять минут спустя он появился в кабинете вице–президента. Немедленно вызвали всех руководителей колонии. То есть меня, Кэна, Хауэлла. Когда все собрались, Реутов сказал:

— Я Реутов, сын Реутова. Я пришел от имени моего повелителя — Тэнно. Теперь я стану править на этой планете.

Кэн ухмыльнулся и вытащил пистолет с разрывными пулями. ВСЕ пули рикошетили по панцирю и уходили в стену. И тогда мы испугались. Ужас сковал разум. Кэн упал на колени и пополз целовать агрессору ботинки. Хорошо хоть, как сержант говорит, не сам пополз, чужак его заставил, мысленно.

И откуда у меня такое нахальство взялось — не знаю. Наверное, от страха. Все потом говорили, что я герой, а ДНК даже премию мне выплатила. Много…

Я тогда встал, взял цветочный горшок побольше весом, подошел к чужому и поднял горшок над его головой. Он улыбнулся, решив, наверное, что я его короную на царствие. Я и вправду его короновал на царствие, на небесное! Но вот ведь как бывает: не вышло. Очухался. А как здорово тогда горшок разбился о голову. Реутов свалился, как подкошенный. Но видно, чтоб его убить, нужно вертолет на него уронить.

Пока я размышлял, совещание уже кончилось. Кэн уже ушел, Хауэлл стоял в дверях.

— Мистер Ранги, задержитесь на минуту, — неожиданно сказал Токугава.

Лейтенант хмыкнул, выразительно посмотрел на меня и вышел. Мы остались вдвоем с хозяином планеты.

— Мистер Ранги, я ценю Вашу смелость и ум. У вас большие возможности…

Я немедленно прикинулся дурачком. Он этого и ожидал.

— Если этого Реутова поймаете вы, то будет предлог поменять вас местами с олухом Хауэллом…

Я улыбнулся, давая понять, что идея мне понравилась, хотя, по правде говоря, не очень.

— Мистер Ранги, пора оглянуться вокруг…

Я честно оглянулся, продолжая играть дурачка, и Токугаве это нравилось.

— Наша планета богата минералами, а за светит мы могли бы получать огромные деньги…

Я подумал, что ДНК и так не плохо на этом греет руки, но промолчал и кивнул.

— Вы могли бы стать президентом планеты, а я министром финансов…

Ага, я буду улыбаться на переговорах, а Токугава ссыпать деньги в карман.

— А Земля? Ради светита они обязательно пошлют сюда флот!

— За три десятка земных лет мы успеем приготовиться, а этот, последний, транспорт мы придержим…

Я улыбнулся.

— Вы согласны, чтобы я помогал вам в этом деле?

Ах, вон он, как все повернул. Значит, это я должен делать переворот. Вот здорово. Значит, и отвечать в случае провала должен был я. Нет, мне эта идея не понравилась, но я не стал спорить и кивнул. Прилетит транспорт, там посмотрим. Надоела мне эта псевдо власть лейтенанта. Вообще, гнать нужно компанию с Конвикта…

— Вы не разговорчивы.

Я пожал плечами.

— Подумайте. Такие решения нельзя принимать наспех, — сказал Токугава и протянул руку для пожатия.

Надо же, сподобился. Видно, очень я ему нужен.

Только в машине я достал светодиск из записывающего устройства и сунул в специальный тайник на наручных часах. Прилетит транспорт, там посмотрим, а вообще планетный суверенитет — вещь неплохая.

— Эх, люди, люди. Что ж вы все грызетесь–то между собой? Что делить вам, живущим короче, чем один вздох звезды. Что вы рвете из рук друг у друга? Разве можно, отобрав счастье у соседа, самому стать счастливым? Зачем вы убиваете друг друга? Зачем вам чужая кровь? Разве счастье в смерти врага? А знаете, сколько вы пролили крови? Вы захлебнулись бы ею, если б она встала живой из земли…

3. Реутов:

Конвикт переполнял рассвет. Планета спешила жить. Растения брали реванш за долгую холодную ночь и лезли из почвы с потрясающей скоростью. Идеально приспособленные и к жизни и к смерти лесные животные спешили жить и умирать. Лес наполнял шум лопающихся почек и ломающихся костей. И люди дышали этой атмосферой жизни и смерти.

Мне хотелось петь, прыгать, доставая ветви деревьев, таскать на плечах девчонок, идущих вместе со мной по заросшей молодым леском просеке — старой дороге, и в это же время смутная тревога не позволяла мне делать этого. Она наполняла мышцы силой ожидания опасности, руки инстинктивно сжимали рукоятки плазменных пистолетов. И это хорошо, что она была — эта тревога. Воину нельзя расслабляться.

С каждым часом солнце поднималось все выше. Ветра не было, становилось душно.

После второй остановки на отдых, начался и тут же закончился быстрый тугой ливень. Останавливаться не стали, одежду все равно давно уже сняли.

Когда впереди в туманной дымке показались дрожащие теплым воздухом скалистые горы Панцерс, начался кошмар. Пусть я могу больше, чем простой человек. Пусть тело абсолютно подчиняется, но никто никогда не готовил меня к таким перегрузкам. Ох, как я завидовал местным зверям и деревьям. Вездесущая жара совершенно не доставала глубоко спрятанные корни и сердца.

Кошмарная жара, смертельная жара, коварная жара. Словно природе Тасти—Ное надоели шесть жалких ножек, топчущих покрытую жизнью землю. Пот покидал меня ручьями. Язык распух и наглухо застрял между зубов. Я ничего не мог с этим поделать, а девчонкам приходилось еще хуже. Мысли в голове ползли медленно, словно им вообще было лень двигаться. В глазах все плыло.

На Ларри и Мичи было страшно смотреть.

Начался подъем, и в развалах каменных осыпей старая дорога потерялась. Я уже свыкся с хаосом замерзшего леса, с беспорядком человеческих построек в Шекхаусе. Здесь же был кавардак каменных обломков. Неожиданные переходы света и тени были болезненны для глаз. Особенно по сравнению с мягким, везде одинаковым, освещением переходов Стальной планеты.

Каменная жара все больше и больше давила на меня. Закрывая глаза, я продолжал видеть пышущие жаром валуны…

В один из таких моментов я потерял веру в себя.

Мысли кружились в голове в адской пляске. Жара, жара, жара. Жара убила чувство стыда, и мы с Мичи разделись почти донага. Душный лес под обрывом теперь уже казался раем. Листья деревьев повернулись ребром к солнцу, так что от них почти не было тени.