Рыцарь Золотого Сокола - Констанс О`Бэньон

— Ваше Величество, но в чем же наше с вами сходство?

— Терпение — скоро ты сама это поймешь. Так вот, меня воспитывали как обыкновенную женщину, и я слишком мало знала, чтобы управлять делами и людьми. Из-за этого досадного упущения я сама оказалась во власти трех королей сперва Людовика — моего свекра, потом Людовика — моего мужа, а уже после него — Генриха, моего второго мужа. — Элинор откинулась на спинку кресла и некоторое время, чтобы успокоиться, разглядывала свои пальцы, сверкающие драгоценными каменьями. — Я была тогда очень хороша, и величайшие властелины мира преклонялись перед моей красотой.

Джилли не сводила восхищенного взгляда с лица королевы. Оно было красиво обрамлено складками легкого головного покрывала, на котором сверкала корона. Правда, золото некогда роскошных волос Элинор давно потускнело, и сама она располнела от частых родов, и все же в ней и сейчас было что-то удивительное, неземное.

— Ваше Величество, вы прекраснейшая из женщин, — с жаром произнесла девушка.

Королева слабо улыбнулась.

— Я знаю, ты говоришь искренне, дитя мое… Но я старею, и сама это чувствую.

— Ах, если бы король позволил вам покинуть этот замок! Он слишком жесток к вам.

— Разумеется, жесток, но тут уж ничего не поделаешь. Как только Генрих предоставит мне свободу, я тут же начну составлять новый заговор против него, и он это прекрасно знает. Он оставил мне жизнь, но ограничивается тем, что позволяет мне иногда присутствовать вместе со всей семьей на рождественских и пасхальных приемах. Я, конечно, радуюсь перемене обстановки, которая мне успевает весьма наскучить, но не могу сказать, чтобы встречи с моими отпрысками доставляли мне большое удовольствие. Признаться, я не очень люблю своих сыновей. Они нагоняют на меня тоску… все, кроме Ричарда, конечно.

— Вы всегда говорите о Ричарде с такой любовью. Я надеюсь когда-нибудь его увидеть.

— Когда-нибудь он станет королем Англии, как бы Генрих этому ни противился. — Элинор усмехнулась. — Он рвал и метал, когда я передала именно Ричарду титул герцога Аквитанского, хотя, как старшему сыну, титул принадлежит ему по праву. Генрих предназначал Аквитанию — а заодно и английский престол — своему любимому Джону. Господи, что он находит в этом существе? — Она досадливо поморщилась. — Как такой слюнтяй вообще мог родиться у нас с Генрихом — ума не приложу.

— А почему вы вышли за короля Генриха, Ваше Величество? — спросила Джилли.

— О, когда я впервые его встретила, Генрих был великолепен. — Взор королевы подернулся мечтательной дымкой. — Он был красавец, настоящий богатырь с копной рыжих волос. Все прочие мужчины рядом с ним казались пигмеями. Я тогда была еще женой Людовика и королевой Франции, но полюбила Генриха сразу, с первого взгляда. Порой мне кажется, что я все еще его люблю. — Она вздохнула и обвела взглядом залу. — Вот они, плоды моей любви. Дни бессмысленной чередой сменяют друг друга, а поток жизни бурлит где-то так далеко в стороне от моей постылой тюрьмы! Что до Генриха, то для него я теперь не более чем досадная помеха — как небольшой нарыв на пальце. Да, теперь я не могу уже, как прежде, поднять против него войска. — Тут Элинор заметно воодушевилась, словно вспомнила нечто, ведомое ей одной. — Но зато я могу другое: я соединю тебя с Золотым Соколом, и вместе вы поразите Генриха в самое сердце. Вы уязвите его гордость. — На миг она зажмурилась от удовольствия, предвкушая победу, потом открыла глаза и в упор посмотрела на Джилли. — А гордость для моего драгоценного супруга — это все. Получить удар, задевающий его гордость, для него хуже смерти. И ты, моя милая девочка, — ты мне поможешь нанести ему этот смертельный удар.

— Какой удар? Джилли все еще не понимала, о чем идет речь.

— Когда-то у меня были сила и власть, — продолжала Элинор, — и подданные ловили каждое мое слово. Теперь меня слышат одни лишь серые стены Солсбери. Впервые попав сюда, я, помнится, сначала пылала бессильным гневом, потом ему на смену пришла тоска, потом пустота… А тут еще Фитцстефен — пэр и верный слуга Генриха — стережет каждый мой шаг.

— Этот Фитцстефен так отвратителен! Я рада, Ваше Величество, что вы нашли способ получать и передавать письма своим друзьям втайне от него.

— Да, этому я научилась довольно быстро. Иначе все дальнейшее было бы невозможно.

— Какая несправедливость, что вам приходится жить затворницей и во всем себя ограничивать… — посетовала Джилли.

— Не стоит так уж меня жалеть, дитя мое, — прервала ее Элинор. — Не забывай, что в свое время я ездила в Иерусалим и Антиохию, была королевой двух европейских государств, Франции и Англии, а уж сколько рыцарей и лордов поклонялись мне — всех теперь и не вспомнить.

— Наверное, то были славные дни.

— Да, зато теперь я сполна расплачиваюсь тем, что целыми днями приходится слушать, как мои дамы сплетничают от скуки, поют тоскливые песни и читают скверные стихи. Но я уже не чувствую себя такой несчастной узницей, как вначале. У меня появилась новая цель в жизни — я поняла, что могу одержать славную победу над Генрихом, даже оставаясь в заключении.

— Как вы хотите это осуществить, Ваше Величество?

— Воистину, ты вправе спрашивать меня об этом — ибо ты, именно ты, Джилли, станешь орудием моей мести. — Элинор торжествующе рассмеялась и откинулась в кресле, сплетя пальцы рук. — О, в какую ярость придет Генрих, когда узнает, что я успешно скрывала тебя от него все эти годы! А уж я позабочусь о том, чтобы он узнал об этом в самое подходящее время. Как он будет бушевать, сыпать угрозами! Вот только поделать ничего не сможет — увы! Я слишком хорошо все продумала. Долго, очень долго я ждала подходящего момента — и вот он наступил. Да будет благословен тот день, когда твоя мать вверила тебя моей опеке!

— Так я нахожусь под вашей опекой, Ваше Величество?

— Конечно. А ты думала о себе как о какой-нибудь безродной нищенке, которую я пригрела из жалости? — Взгляд королевы сделался внезапно жестким и холодным. — О нет! Многие дорого бы заплатили за то, чтобы узнать, где ты. Но я надежно тебя спрятала и долго ждала. Ни одна душа не ведает, где ты скрываешься. Тем более ошеломляющим будет твое появление.

— Прошу вас, скажите же мне, кто я, — пробормотала Джилли, боясь поверить, что ее тайна вот-вот будет открыта ей, и одновременно страшась этой тайны.

— Всему свое время, дитя мое. Всему свое время.

Элинор, видимо, опять погрузилась в размышления о собственной жизни и, как ни хотелось Джилли поскорее обо всем узнать, все же приходилось терпеливо ждать, когда королева сочтет нужным ее просветить.