Тайна Мумии. Рассказы о мумиях. Том II - Авторов Коллектив

— Точь-в-точь, такие же линии, те же узоры.

— Как же получилось? Он увидел мумию и заявил, что это его покойный кузен?

— Вовсе нет. Узор на нем я увидел случайно, задолго до того, как приобрел мумию. Было это на следующий год после твоего отъезда. Он пришел сюда повидаться с деканом, который куда-то ушел. На лестнице поскользнулся, ударился головой и потерял сознание. Я услышал шум. Соседей не было дома. Я нашел его и притащил сюда. Он лежал неподвижно, совсем как мертвый. Я испугался, рванул его рубашку и приложил ухо к груди, стараясь уловить стук сердца. Вскоре я привел его в чувство, и когда он лежал здесь на диване, приводя свои нервы в порядок, я сказал ему, что видел пятна, и спросил, откуда они у него.

Он пришел в ярость и рявкнул, что я слишком много себе позволяю.

— Дружище, — парировал я, — я твои пятна не искал, а натолкнулся на них случайно.

— Это проклятие моей жизни, — сказал он. — Я обожаю плавать, но не осмеливаюсь купаться на публике. Стоит мне раздеться на берегу, и люди меня освистывают. Погляди, — продолжал он, скинул рубашку и показал мне свою грудь и предплечья. — Я весь разрисован, как пятнистый человек в балагане. Как ярмарочное чудище! Отец выглядел так же, и дед, и прадед. Должно быть, это семейное проклятие или другая какая гадость, только мы его чересчур стыдимся, так что никаких фамильных преданий не сохранилось.

Затем он заставил меня пообещать, что я никому не расскажу, и ушел. Я выбросил его пятна из головы: биология — не моя специальность, а Томпсон-Пратт меня тогда вовсе не интересовал.

Короче говоря, я продолжал свои исследования, и через некоторое время отправился в Египет и раздобыл эту мумию Менен-Ра. Я привез ее в бинтах и распеленал уже здесь. Она мне понадобилась, как ты знаешь, для доказательства одной теории. Но при первом же взгляде на узор я забросил все остальное: пятна, насколько я мог вспомнить, в точности повторяли узор на коже Томпсон-Пратта.

Ну не странно ли! Я сидел и раздумывал над этим час за часом, день за днем. Блестящие идеи так и роились в голове. Наконец я сообразил, что нужно делать. Прежде всего нужно было проверить, действительно ли пятна совпадают. Томпсон-Пратт сперва жутко сопротивлялся. Не ожидал я встретить такие предрассудки у человека науки. Однако в конце концов он сдался и позволил мне сделать фотографию. Говорю тебе, я узрел чудо: каждая линия, каждое пятно абсолютно совпадали с узором на коже мумии.

Ты скажешь, что доказательство неоспоримое, но я решил копать дальше. Я вложил в это дело колоссальный труд; на меня работали десятки специалистов по генеалогии. Мне невероятно повезло. Я смог выстроить непрерывную генеалогическую цепочку: Египет, Италия, Франция, Англия, Шотландия и снова Англия; и наконец я смог с полной уверенностью сказать, что Томпсон-Пратт — потомок египтянина Менен-Ра, мумию которого ты видишь вон там, у стены. А теперь я объясню тебе, что собираюсь сделать.

Но объяснить он не успел. Дверь распахнулась, и в комнату вошел Томпсон-Пратт. Он довольно небрежно кивнул Гаргрейву, однако при виде меня расплылся в улыбке.

— Привет, старина! Как жизнь? Слышал, ты сдал на магистра. Надолго останешься?

— Завтра уезжаю. Пришел только потому, что Гаргрейв обещал показать мне какие-то фокусы с мумией.

— Проклятье! — бросил нашему хозяину Томпсон-Пратт.

— Ты ничего не говорил о… гм… секрете, а?

— Секреты останутся секретами, если ты сам их не выдашь, — напыщенно произнес Гаргрейв. — Мне всего лишь нужен независимый свидетель.

— Понятно, — сказал Томпсон-Пратт, садясь в кресло. — Послушай-ка, мне совсем не по душе этот твой эксперимент.

— Все делается ради науки.

— К черту науку, — Томпсон-Пратт задумчиво посмотрел на огонь в камине, затем повернулся и пристально взглянул на Гаргрейва. — Так вот, господин хороший, если ты собрался использовать меня, мне полагается часть доходов. Ты говоришь, что эта высохшая, вонючая личность в гробу — мой предок, и что с твоей помощью я расскажу его мысли. Может, и так, а может, и нет. Но если что-то получится, вполне может статься, что это старое бревно ляпнет что-то неизвестное нам из области естественных наук. Мне вот кажется, что древние египтяне сильно опередили нас в некоторых отраслях химии, и если я узнаю, например, о способе изготовления какого-нибудь нового красителя, который можно, допустим, соединить с ализерином…

— Ты получишь запись всего сказанного, слово в слово,

— пообещал Гаргрейв.

— С фонографа? Так-так. Но она будет на этом языке… как ты его зовешь, иероглификой? Древнеегипетском, я хочу сказать.

— Можешь стоять у меня за спиной и смотреть, как я перевожу. Я не собираюсь тебя обманывать.

— Ну ладно, — сказал Томпсон-Пратт. — Не кипятись. Понимаешь, человек должен защищать свои интересы и все такое. А кроме того, сто против одного, что твой опыт закончится пшиком.

Гаргрейв стиснул зубы.

— Тебе есть еще что сказать? — осведомился он.

— Нет, — ответил Томпсон-Пратт со скучающим зевком. — Подключай свои машины.

Я сидел за столом и внимательно следил за происходящим. Мне показалось, что Гаргрейв самым обычным образом загипнотизировал Томпсон-Пратта. Позднее он рассказал мне, что применил кое-что еще. Не исключено; во всяком случае, его пациент вроде бы заснул, затем проснулся снова, но был уже полностью подчинен воле Гаргрейва. Он велел Томпсон-Пратту лечь на коврик у камина, затем вытащил из ящика мумию и положил ее на тот же коврик рядом с живым потомком. Затем он попросил меня выйти из комнаты.

— Это еще зачем? — спросил я. — Кажется, ты пригласил меня понаблюдать за экспериментом?

— Совершенно верно. Когда придет время, ты все увидишь. Но сперва мне нужно проделать две-три подготовительные операции, которые я не хотел бы раскрывать. Тебе придется удалиться в другую комнату.

— Меня так и подмывает удалиться восвояси.

— Можешь поступать, как вздумается, но это будет довольно глупо.

Вероятно, мне следовало оскорбиться, но я только пожал плечами, поборол свою гордость и вышел в другую комнату. Мне стало любопытно, признаюсь, чем это все закончится.

Гаргрейв пошел следом и даже имел наглость запереть за мной дверь! Я остался один; вспомнив, что он, похоже, не выносит запах табака, я раскурил трубку, и по всей комнате вскоре поплыли скверно пахнущие клубы дыма.

В одном, правда, я должен отдать ему должное — он не заставил меня долго ждать. Спустя минуту или две он распахнул дверь и сказал:

— Прости, старина. Я обязан любыми средствами держать процесс в тайне. Входи.

Я вошел. Томпсон-Пратт и человек, живший за 3000 лет до него, лежали рядом на каминном коврике; на первый взгляд, положение тел никак не изменилось.

Наступил вечер, но лампы не были зажжены, и только танцующее, таинственное пламя камина освещало их лица. Я вгляделся, и по коже побежали мурашки: лицо Томпсон-Пратта казалось физиономией мертвеца — зато под высохшей маской мумии безошибочно ощущалась некая искра жизни. Гаргрейв склонился над мумией и устанавливал у ее губ раструб фонографа; затем он отодвинулся. Готов поклясться, что эти давно мертвые конечности задергались! Я достал платок и вытер лоб.

Гаргрейв заметил мое движение.

— Не будь идиотом, — сказал он. — Бояться нечего. Сохраняй спокойствие и постарайся точно запомнить все, что ты увидишь или услышишь.

Гаргрейв пьггался говорить невозмутимо, но я видел, что он дрожит от волнения. Он повернулся к мумии и что-то сказал на непонятном языке, отчетливо произнося каждый слог. Я различил имя «Менен-Ра», но больше ничего не разобрал.

Ни мумия, ни Томпсон-Пратт не отозвались.

Он повторил фразу, произнося слова иначе, и на сей раз получил ответ.

— Говори по-английски, если хочешь, чтобы я тебя понял, — послышался сдавленный и какой-то пыльный голос, и губы мумии зашевелились.

Гаргрейв вздрогнул и, кажется, выругался.

— Почему? — резко спросил он.

— Потому что я позабыл другой — старый язык.

— Если со мной кто-то вздумал шутить, — сказал Гаргрейв, — то шутника я знаю, и на нем до самой смерти останутся шрамы.

Ответа не было. Он продолжал:

— Знаешь ли ты, как тебя зовут?

— Менен-Ра.

— Где был похоронен?

— В Фивах.

— Неправда.

— Я был похоронен в Фивах, но затем, как принято у нас, меня перенесли в семейный склеп нашего поместья близ Куркура.

— Я нашел тебя в пустыне у оазиса Куркур. В какого рода могиле?

— Вырезанной в скале. Надо мной были написаны мои титулы.

— Ты лежал там один?

— Нет, со мною были четверо моих дядей, убитых на войне.

— Они все были сильными людьми?

— Нет. У моего дяди Непо, похороненного последним, рядом со мною, правая рука была отрублена по локоть. Старая рана.