Одноклассницы - Дикий Носок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все балконы соседних многоэтажек были облеплены любопытными. Марина тоже торчала на своем, не в силах унять любопытство. Как выяснилось позже, брак случился даже не по залету, что было совсем уж удивительно. Повыпендривавшись, братки выкупили невесту и покинули двор. Дальнейшее веселье проходило в кабаке. Потом случилось и вовсе немыслимое, что только в кино и бывает – свадебное путешествие. На Канарские острова. Звучало также нереально, как на Луну. Завидовала Марина Ясинской (хотя после бракосочетания, наверное, уже и не Ясинской) страшно. Но недолго.
Браток – профессия опасная. Через четыре месяца Наташкиного мужа расстреляли в машине вместе с двумя подельниками и женой. Конкурирующая группировка подошла к вопросу расчистки территории добросовестно. Выживших не было. Хоронить Наташку выносили из того же подъезда, что четырьмя месяцами ранее выдавали замуж. Её мать не позволила хоронить единственную дочь рядом с супругом, справедливо полагая его виновным в смерти дочери. Поэтому упокоились они на разных кладбищах.
Похороны Марина тоже наблюдала с балкона. Хотя проводить покойного приглашения на требуется, пойти не решилась, побоялась. Было страшно увидеть такую красивую, цветущую Наташку холодной и неподвижной, точно сломанная кукла в мусорном контейнере.
Ну а во-вторых, двумя неделями раньше будто киношной свадьбы Ясинской Лешка Машков, отмечая день рождения, угнал вместе с дружками машину – покататься. По пьяни, разумеется. Машину они угнали вместе с водителем, так как управлять ей ни один их них не умел. Когда пьяная компания, накатавшись и насовав на прощание водителю в рыло, высадилась для продолжения банкета в гаражах, тот немедленно вызвал милицию. Там, в гаражах, компанию и повязали. Машкову дали пять лет. И уж о нем Марина ничуть не переживала. Туда ему и дорога, придурку.
Было удивительно, каким странным вдруг стал мир вокруг. Еще несколько месяцев назад они были школьниками в обрыдшей форме. Все одинаковые, будто горошины из одного стручка. Кто-то чуть умнее, кто-то чуть глупее. Один вредный, другой хитрый, третий простоватый. Вот и вся разница. Как же все переменилось. Машков сидит, Астахова нянчит младенца, Рудова, будучи почти что на сносях, торгует квашеной капустой на рынке. В отличии от родителей Астаховой, мать Рудовой выставила ее из дома, сняв комнату в общаге. Мужа тоже не наблюдалось. А Ясинская и вовсе мертва. Получается, что у нее, Сороки, жизнь складывалась совсем неплохо.
Глава 2. Институт. Так устроена жизнь.
Марина. 1-й курс.
В мечтах Марина неспешно вышагивала в развивающемся плаще и на каблуках по институтским коридорам. На деле в спортивных штанах и непромокаемой ветровке каждое утро в течении целого месяца тряслась в автобусе, который вез первокурсников «на яблоки». С одной стороны, хорошо, что не на картошку. С другой, пока их гоняют на сельхозработы, как подневольных негров, похолодает, и новый плащ обновить не удастся.
Поскольку человек – животное стадное, бывшие одноклассницы, в школе общавшиеся постольку-поскольку, в институте немедленно скорешились. Компания их: Смирнова, Куракова и Сорокина – была вполне самодостаточной. Группа оказалась не дружной. Всё спошь отличники-индивидуалисты. А может в институтах такой дружбы, как в школе просто не бывает? Вот с кем успеешь познакомиться и подружиться до окончания школы, с теми на всю жизнь и останешься? Так и случилось. За одним исключением.
Этим исключением была Рябушинская Ирина. Ирина была живым воплощением уже с большим скрипом, но работающих еще тогда социальных лифтов. Девушка из деревни, самой настоящей, находящейся где-то в медвежьем углу, умница, красавица, золотая медалистка, дочь очень простых родителей. Держалась она поначалу особняком. Но не из-за заносчивости, а, как выяснилось позже, вследствие природной стеснительности.
На первой же лабораторной работе, когда группе было велено разбиться на несколько подгрупп, Марина покрутила головой в поисках не вредных компаньонов и неожиданно для самой себя сказала: «Ирина, ты одна? Иди к нам. Четвертой будешь.» Ирина подсела, да так и осталась.
Жила Рябушинская в общаге с соседкой-третьекурсницей по фамилии Маслова и периодически пугала домашних девочек ужасами общежитских будней: бесцеремонными тараканами, пикирующими с потолка прямо в тарелку с супом; царящими там свободными, в сексуальном смысле, нравами; затяжными соседскими попойками и воровством варящихся сосисок.
Ирина. 1-й курс.
Однажды ночью Ирина проснулась от того, что кто-то шарил рукой по ее груди. Наглые мужские пальцы сначала помяли груди, как булки в магазине, которые пробуют на свежесть, а потом уцепились за один сосок и подергали туда-сюда.
«Гляди-ка, завелась что-ли, недотрога? А то давай с нами, веселее будет,» – предложил мужской голос из темноты.
Ирина спросонья испугалась так сильно, что не могла пошевелиться какое-то время. В комнате было абсолютно темно. Луны сегодня не было, а свет уличных фонарей до седьмого этажа не доставал. Она не видела даже силуэта незнакомца, сидящего на краешке ее кровати. Просто сгусток тьмы.
В это мгновение резко открылась дверь. Ирина взвизгнула и дернулась к стене. Рука шлепнулась на пустое место и отползла к хозяину. В комнату вошла Иринина соседка – Маслова. Вместе с ней проник и свет из коридора. Маслова была в домашнем халатике на голое тело и с полотенцем через плечо. Вернулась из душа, который был общим на блок из двух комнат.
«Ну-ну, не балуй,» – мгновенно оценила она обстановку. –«Она у нас еще девочка.»
«А ты не ори, ночь на дворе. Хочешь, чтобы комендантша прибежала?»
«Моя койка слева,» – скомандовала она кавалеру. – «Давай загородку из стульев соорудим. А, впрочем, зачем? Все равно ни черта не видно.»
Следующие полчаса Ирина, боясь пошевелиться и напомнить о себе, лежала в постели и слышала охи, ахи, стоны и ерзанье из другой половины комнаты. Долго это не продлилось Любовники были навеселе и вскоре уснули. Ирина же промаялась до рассвета без сна. Едва стало светать, так, чтобы можно было собраться, не зажигая свет, она так и сделала. И поплелась в институт.
Ирина. 1-й курс.
Сдержанной, деликатной и интеллигентной Ирине жить в общаге было вдвойне тяжелее, чем многим другим. Понятия «личных границ» в общаге не существовало. Вторжение в личное пространство характер носило постоянный, злостный и непреднамеренный. Просто так уж тут, в общаге, было заведено. А она ведь была домашней девочкой, как и ее новые подруги. И для нее местные порядки дикостью были несусветной.
Только на втором курсе Ирина поняла, что провела первый год учебы в институте в постоянном стрессе. И учеба была меньшей из проблем. Ломка жизненных
