Изгнанник (СИ) - Белинцкая Марина

Змей замер, посмотрел на него и показал язычок. Габриэль вздохнул и снова повернулся к умывальнику. Позади своего отражения в зеркале он мог наблюдать, как змей подполз к двери. Габриэль обернулся, и змей пискнул.

— Тебя выпустить? — удивился Габриэль.

Он подошёл к двери и положил руку на ручку.

— Ты не будешь шуметь?

Выждав паузу, он открыл дверь, выпустил змея и закрыл дверь. Прислушался.

Тихо.

«Стоило попросить, — подумал Габриэль. — Он понимает меня? Или я его понимаю?»

После всех утренних процедур он собирался спуститься в лабораторию, чтобы успеть до пробуждения Хорькинса. Отец наверняка был там, он всегда вставал очень рано. Габриэль собирался выйти, но змей выскочил в коридор вперёд него — Габриэлю едва удалось поймать его за хвост. На счастье обоих в этот момент в коридоре не было слуг.

Попытки запихнуть змея в шкаф не дали результатов. Змей выворачивался, цеплялся за локти и волосы, пищал, кусался, и Габриэль был вынужден сдаться. Змей скользнул ему под одежду и спрятался в распущенных волосах, его белый хвост можно было принять за прядь. Габриэль снова ощутил то же, что и вчера — странное покалывание, внутреннюю силу, наполнившую его до кончиков пальцев.

— Тебя не должны видеть, ладно? — прошептал он. Змей лизнул ему щёку.

***

С Габриэлем здоровались слуги. Габриэль прошёл мимо, не поднимая глаз. Тина поливала сцинадпсусы. Увидев Габриэля, она улыбнулась и пожелала светлого утра. Когда он уходил, вдруг окликнула:

— У тебя шнурок на спине!

Габриэль поблагодарил её и ускорил шаг. «Шнурок» шевельнулся и спрятался под одеждой.

Вниз по изогнутой лестнице, затем направо мимо пальмы в горшке, мимо фиолетового факела к железной двери в конце коридора.

Едва переступив порог лаборатории, Габриэль ощутил странную дурноту. В лаборатории было свежо, едва ли причиной мог стать запах заправки «шумелки».

Отец уже колдовал над приборами: рисовал руны в воздухе, отправлял маленькие смерчи в кипящие котелки, жестами заставлял жидкости переливаться из колбы в колбу.

Как чары перед глазами возникли события прошлой ночи. Отец был бледен. Бледность осталась с ним с мгновения, когда он был так страшно напуган. Габриэль обнял его. Как и ожидалось, Раймон смутился, коротко обнял, торопливо сказал, что ему некогда, и выкрутился из рук, сделав поворот вокруг оси, при этом умудряясь удерживать в воздухе колбу с готовой пролиться жидкостью

Его смущение было слишком заметным. Слишком притягательным, даже провокационным. Габриэль лез к нему снова и снова, чтобы подловить момент, когда в лице отца отчётливо читалось: «я строгий, серьёзный учёный, убийца тёмных магов, всякие нежности не по мне», а вот глаза…

— Сегодня справлюсь сам.

— Мне нужна книга о фамильярах.

Отца просьба не удивила. И не отвлекла от работы.

— В нашей библиотеке нет?

— Только детские.

— А тебе уже взрослые подавай?

— Да.

— Ты взрослый?

Габриэль промолчал. Жидкость вышла из колбы и плотным облаком застыла в воздухе. Раймон осыпал облако светящимся порошком. Облако поменяло цвет.

— Что хочешь узнать?

— Чем отличается фамильяр мага от фамильяра волшебника?

— Функцией. У волшебников фамильяр выполняет конкретную задачу, для которой он был призван. У мага фамильяры служат для резерва их сил и в качестве оружия.

В облаке вдруг прогремел гром, сверкнула молния, и облако ливнем пролилось в котелок с рисунком месяца на боку.

— Съезди в городскую библиотеку, там выбора больше. Есть целый шкаф, посвящённый фамильярам. Для этого придётся выйти из дома, Эль. Сесть на транспорт и доехать до города. Миссия точно не для затворников. Заодно, купи мне пирожное. Тина запрещает мне сладкое по совету лекаря. Как будто я умру от пирожного. Скорее, я умру, без него. Только не говори ей, ладно?

Габриэль закивал. Змей елозил под одеждой и щекотался. Кажется, он нервничал. Габриэль был почти уверен, что змей нервничает. Это было особое Чувство, что соединило его и его змея невидимой нитью. Габриэль чувствовал своё тело, руки, лицо точно так же, как чувствовал змеиный хвост у себя под одеждой — с одной лишь разницей: он не мог им шевелить.

Наверное, Габриэль надолго застыл в раздумьях, потому что отец вдруг отвлекся от работы и спросил, о чём он думает.

Ответить Габриэль не успел. Глядя на зелье в котле, он вдруг ощутил, как дурнота усилилась. При чём так неожиданно, что Габриэль сперва шатнулся, а потом рухнул на колени. Красные капли закапали на пол. Увеличились, поплыли и стали темнеть. Сперва они были красными, как кровь, затем потемнели, затем вовсе лишились цвета, расплылись, почернели, увеличились, и вскоре Габриэль мог видеть одну лишь темноту перед глазами. Темноту и нечеткие силуэты. Кровь из носа текла так сильно, что промочила рукава, и локтям сделалось мокро.

Габриэль очнулся уже над умывальником. Розовая вода текла в водосток. Кровотечение остановилось. Мокрая холодная рука протирала его лицо. От руки пахло химикатами. Габриэль не мог разобрать, что там тревожным голосом говорит отец. Наверное, что-то важное и успокаивающее.

Габриэль взглянул на своё отражение в зеркале над раковиной. Зрение прояснилось, но мир пока выглядел мутным. Габриэль неопределённо кивнул на вопрос отца, который даже не расслышал.

Он почувствовал себя лучше только лёжа в собственной постели. Краем глаза он успел заметить, как хвостик белого змея исчезает под кроватью, едва-едва касаясь отцовской туфли.

Почему змей, а не змея? Почему я решил, что он мальчик? — так некстати подумалось Габриэлю.

И ему вновь ответило Чувство.

Несмотря на остаточную дурноту, Габриэль уверил, что с ним всё хорошо — Раймону не стоило лишний раз волноваться. Конечно же, отец заметил стул, подпирающий дверцу шкафа, и спросил о нём.

— Приснилось, будто там монстр, — соврал Габриэль.

Раймон по-доброму усмехнулся и сказал, что единственный монстр, который живёт в этом доме, прячется в лаборатории и делает чудесные зелья, чтобы другие монстры не пробрались в дом. Раймон всегда так говорил, когда Габриэль был маленьким.

— Кто-то десять минут назад доказывал мне, что стал взрослым, а теперь признаётся, что боится монстров в шкафу?

— Кто-то до сих пор собирает фарфоровых уточек, — напомнил ему Габриэль.

— Это искусство, — с напускной серьёзностью ответил Раймон и поправил воображаемый галстук.

Габриэль улыбнулся, решив не говорить о том, что уточки эти лежат на каждом прилавке с безделушками, и их собирают дети — скупают, как только появляется уточка в новом наряде. Раймон подружился с продавцом ближайшей к дому лавки, и тот всегда оставлял ему экземпляры из новой коллекции. У Раймона насчитывалось пятнадцать уточек. Уточка-рыболов, уточка-знахарь, уточка-таролог… но любимой, была, конечно, уточка-алхимик. В звездной мантии и с колбой на клюве. Все уточки хранились на его рабочем столе возле папок с важными документами. Раймон был достаточно взрослым для того, чтобы позволить себе коллекционировать всякую дребедень. О том, что уточки — дребедень, Габриэль тоже решил промолчать. Отец и так это знал.

— Полежи немного, мне нужно завершить дело в лаборатории.

— Ты придёшь?

— Позже.

Когда отец вышел, стало тихо. Несколько минут Габриэль смотрел на дверь. Дверь приоткрылась, сердце вспорхнуло и тут же ухнуло вниз. Вместо отца пришла Тина. Габриэль посмотрел на неё так, что Тина застыла на пороге, и её румяное лицо стало белым.

— Всего один час, — с мольбой обратился Габриэль. — Я что, так много прошу!?

Виноватая улыбка Тины его разозлила. Это не она сейчас должна стоять в дверях и брать на себя вину того, кто бросил Габриэля и ушёл в свою проклятую лабораторию к проклятым колбам.

— Отец тебя любит.

— Хотелось бы слышать от него.

— Я ему передам.

— Уйди.

— Зачем так грубо? — Тина села на кровать рядом. — Он сейчас занят.

— Он всегда занят.