Случайно влюбилась в… Бога? - Мими Памфилофф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мааскабы, – выдавил из себя Вотан. – Где я могу их найти?
Петен продолжал пялиться, по-видимому ошеломленный видом накаченного мужчины с мускулистым, громадным телом, ростом в шесть футов девять дюймов [5], с длинными иссиня-черными волосами и свирепым взглядом бирюзовых глаз.
– Ты на самом деле Бог Смерти и Войны? – прошептал Петен.
Вотан кивнул.
– Я нарисую тебе карту, – ответил Петен
Вотан скрестил руки.
– Я был бы благодарен и за оружие.
– Конечно, все, что пожелаешь. – Петен повернулся к выходу.
– И приведи девочку, – добавил Вотан. – Хочу перед уходом еще раз на нее посмотреть.
Обветренное лицо Петена побледнело. Он сухо кивнул и ушел.
***Закончив прикреплять кожаные ножны с кинжалом к бицепсу, Вотан подошел к Габриэлле и ее маме. Закрыв глаза, он поднял лицо к небу и произнес древнюю молитву преданности и защиты.
Он намеревался связать себя с девочкой.
Затем он схватил кончик иссиня-черного локона и одним быстрым движением срезал его кинжалом. Затем протянул локон Итцель.
– Сожги его сегодня ночью вместо с локоном Габриэллы. Тогда ее свет будет привязан ко мне.
Он посмотрел на радостную Габриэллу, стоящую рядом с мамой. Благодаря связи она будет под защитой Вотана и других богов – по крайней мере тех, кто не погряз во зле.
К тому же связь поможет следить за ребенком, если понадобиться, поскольку она позволит ощущать присутствие девочки. Мать Габриэллы кивнула и взяла волосы.
Вотан встретился с любопытным взглядом зеленых глаз девочки. Внезапно у мира появился новый смысл.
Вотан знал, что странно для Бога Смерти и Войны думать о новой жизни; но он не мог сопротивляться. Он тоже мог бы создать жизнь, как и его брат, а не просто ее забрать? Эта мысль очаровала Вотана.
Он нагнулся и прошептал Габриэлле на ушко, заставляя ее хихикать, затем поцеловал ее в макушку.
– Пока, малышка. Я вернусь за тобой.
Глава 8
1940 год. Недалеко от Цоликаб. Юкатан. Мексика.
– Двадцать два, – сказал Вотан, пробираясь сквозь джунгли. Какого черта он оставил там Габриэллу? Я дурак, подумал он.
– Двадцать три. – Я должен был забрать девочку, спрятать ее в безопасном месте, а только потом завершать свою миссию. Другие бы… – Двадцать четыре, – поняли. А хотя, может быть и нет, но кому какая разница.
– Двадцать пять. Двадцать шесть.
Вотан остановился и уставился на черное облако мух, кружащих над висящим на дереве, оскальпированном трупом священника Мааскаб. Как и другие двадцать пять, которые он уже насчитал, из мужских волос была сделана веревка, а затем была использована для повешения.
Раздражает. Это просто раздражает. Обнаружение мертвых священников означало не только, что ему придется повременить с возвращением к Симил, чтобы получить ответы на вопросы о ее видении с рыжеволосой женщиной, но теперь это также мешало его скорейшему возвращению к девочке.
Он мог только молиться, чтобы ничего не случилось с ребенком пока он отсутствовал.
Связь была не безупречной. И, честно говоря, она была первым настоящим чудом, которое он видел за всю свою мучительно долгую жизнь.
Снова он остановился на вопросе, кто же из его братьев был ее отцом. И как? Боги не могли иметь интимные отношения, и размножаться. Точка. Они с людьми разных видов.
Да, боги могли принимать человеческий облик, но в конечном счете, это была просто оболочка для размещения их истинного лика. Они были сделаны из света и чистой энергии.
Даже те люди, которые стали бессмертными разными путями: например, получив дар от богов, превратившись в вампира или другого бессмертного существа – все еще были материальны. Бог, который смог зачать ребенка с человеком – это как огонь спарившийся с бревном. Конечно, они могли прикоснуться к друг другу, но итог был бы один – пепел.
Вотан покачал головой и стал внимательно прислушиваться к звукам животных, которые доносились из зеленоватой тени. Эти существа были раздражены, призывая друг друга.
Вотан закрыл глаза, прислушиваясь. Он ловил отрывки каждого тоненького голоса, но не мог собрать воедино связный рассказ из них. Он просто увидел вспышки, белый мужчина с оружием и клубы дыма.
Он осторожно продолжил свой путь, далее считая тела. Твою мать! Что это, черт возьми?
К тому времени, когда он достиг тлеющей деревни Мааскаб, спрятанной глубокого в джунглях, Вотан насчитал тридцать повешенных тел.
По отметинам на груди было понятно, что все относились к старшим священникам. В их сообществе, одна линия, то есть отвратительный шрам прямо на груди, соответствовал одному уровню ранга.
Тела на деревьях имели два или три шрама, но не было никого с самым низким рангом, одним шрамом, как и не было с самым высоким, – четырьмя. Так куда же ушли их лидер и остальные?
В деревне Мааскабов или то, что от нее осталось, он насчитал еще пятьдесят темных жрецов, тела которых были разбросаны по земле, как листья, упавшие с дерева. Их почти обнаженные тела были изрешечены пулями.
Кто бы не убил их, не тянул волынку, украшая деревья людьми. Исследовав тела, Вотан заметил лишь по одной насечке у них на груди…
Вот и ответ на вопрос об остальных, но не о их лидере.
Он тщательно изучил окрестности, поняв, что никого не осталось. Ни одной проклятой, кровавой душонки.
Ситуация становилась катастрофичной. Конечно, он хотел убить жрецов, но для начала расспросить, кто их научил, новым тёмным уловкам и выяснить, зачем они убили тех невинных женщин.
– Симил! – закричал он. – Может немного поможешь, пожалуйста?
Он ждал, но ответа не последовало.
– Понятно, продолжаешь вести себя, как ребенок.
От мучительной боли после падения, которая по-прежнему стреляла в голове, Вотан зажмурил глаза.
Неужели кто-то целенаправленно убил священников, чтобы что-то от него скрыть? Или же кто-то из многочисленных врагов жрецов добрался до них быстрее?
Одно было ясно: убийц интересовали священники высокого ранга. Безжалостно. А это его долбаная работа.
Отвлеченный болью и расстройством, он развернулся и врезался прямо в дерево, от удара у Вотана хрустнул нос.
– Сукин сын! – завопил он и пнул гигантское дерево.
– Прости, мне правда очень жаль, – произнес он, смотря на покосившееся дерево, обхватив рукой кровоточащий нос.
Вотан стер кровь и поставил дерево вертикально. Затем закопал корни в черную, мокрую грязь, пока обдумывал свои последующие действия.