Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

эти люди продолжали глумиться с не меньшей яростью: не было улочки в Александрии, по которой не протащили бы труп, покуда кожа, мясо и сухожилия не истирались о неровную и каменистую поверхность земли, покуда все части, когда-то составлявшие единство, не отрывались друг от друга и тело не превращалось в ничто [45].

Я не знаю, чем этот взрыв дикой ненависти существенно отличается от антиеврейских взрывов, которые Паркс относит к эпохе антисемитизма. Во время крестовых походов, когда евреи прирейнского района были ограблены и вырезаны в оргиях насилия или когда евреев Эльзаса в 1338 г. банды убийц Цимберлина резали на куски, методы убийства могли отличаться от тех, которыми пользовались греки, но жестокость и бесчеловечность убийц была той же самой. Мы также не видим большего несоответствия между причинами погрома и произведённым им эффектом во времена средневековых злодейств и тем, что случилось в древние времена, — скорее, мы видим обратное. Когда евреев Кольмара — мужчин, женщин и детей — затолкали в пещеры, чтобы сжечь живьём, или когда две тысячи евреев Страсбурга загнали в погребальный костёр, погромщики измыслили «оправдания» для своих зверств: евреи якобы явились причиной чумы. Но какая подобная клевета могла подвигнуть греков сжигать евреев Александрии? И сверх всего, упомянутый дикий взрыв ненависти в Египте ни в коем случае не был исключительным явлением, представляющим собой единичное отступление от «нормального» поведения. Как мы уже заметили выше и продолжим показывать дальше, это явилось отражением тенденции растущей ненависти, у которой была одна цель — уничтожение евреев. И александрийский погром не был высшей точкой этой тенденции.

Фланнери, другой христианский учёный, который, как и Паркс, следил за историей юдофобии, сказал, что «после Апиона греческий антисемитизм пошёл на убыль» [46]. Это заключение, по нашему мнению, тоже базируется наложной концепции в трактовке действительного развития событий. То мнение о евреях, которое следует из работ таких авторов, как Никарх и Демокрит, Аристид и Филострат, Клеарх и Птолемей и многих других, указывает, что антисемитское течение в греческой литературе было сильным после времён Апиона, и мы должны принять во внимание то, что до нас дошла только малая часть литературных документов. Несомненно, многие памфлеты и пропагандистские листки, написанные второстепенными авторами, не сохранились. Нет сомнения и в том, что антиеврейская пропаганда велась гораздо больше через публичные речи, оскорбительные разговоры и агрессивное поведение, нежели через написанные тексты. Что иное могло подвигнуть Иосифа Флавия написать его великую книгу в защиту еврейского народа и страстно выступить против антисемитов через шестьдесят лет после того, как Апион записал свои поношения евреев? Книга Флавия не была простым упражнением в полемике, ставящим себе целью доказать древность еврейского народа или опровергнуть ложные антиеврейские аргументы, которые он обнаружил в старых книгах. Когда мы читаем его работу, мы живо чувствуем, что он воюет против лжи и клеветы, широко распространённых в его время, и, действительно, зачастую он говорит о врагах еврейского народа в настоящем, а не в прошедшем времени. («Все без исключения египтяне особенно враждебно настроены против нас» [47].) В любом случае, страшный огонь юдофобии, вспыхнувший во время погрома 38 г., никоим образом не уменьшился после Апиона, он продолжал гореть и распространяться, и если другие похожие несчастья не случились вскоре после 38 г., то лишь потому, что Рим был на страже, готовый предотвратить это, а также потому, что возможность евреев защищаться продолжала оставаться реальной устрашающей силой. Но как только условия показались благоприятными, греки вернулись к использованию силы. Это случилось в 66 г. вслед за вспышкой большого еврейского восстания против римской власти в Палестине [48].

Полагая, что на сей раз римляне воздержатся и не помешают, греки возобновили нападения на евреев во многих городах, включая Александрию. Хотя имеющиеся у нас сведения об этих событиях далеки от того, чтобы позволить восстановить их в полном объёме, они достаточны для того, чтобы показать, что погромы в тот год явились доказательством новой фазы в эскалации антисемитизма в странах восточного Средиземноморья [49]. И действительно, когда Иосиф Флавий писал свою работу против Апиона, он должен был чувствовать сгущающуюся атмосферу опасности, и, возможно, он думал, что может помочь разрядить её путём своей контратаки. Если это так, то он ошибался, потому что довольно скоро отношение к евреям в Египте стало настолько оскорбительным и унижающим, таким провокационным и невыносимым, что евреи Египта, Киренаики и Кипра (то есть всей бывшей империи Птолемеев) решили восстать против своих мучителей и попытаться наказать их так сильно, чтобы отбить у них охоту к новым актам агрессии. Таким образом вспыхнула так называемая Еврейская война 115–117 гг. [50]

Греческие авторы, описывавшие эту войну, вылезли из кожи вон, изображая жестокости евреев против греков [51]. В дополнение к действительным фактам они распространяли и лживые измышления заклятых врагов евреев, и это очевидно из содержания их писаний [52]. Но, помня о варварских злодеяниях, совершённых над евреями во время первого погрома в Александрии, мы готовы согласиться с тем, что многие евреи, движимые непреодолимым стремлением к отмщению, вели себя по отношению к попавшим в их руки грекам подобным же безжалостным образом. Тем не менее при всей схожести их главной целью была, как мы уже отметили, не месть, но предотвращение или, скорее, подавление желания греков повторить нападение на евреев. Разумеется, эта надежда не имела под собой почвы, хотя она и не была слишком фантастической, если мы заметим, что евреи брали верх в целом ряде эпизодов этой войны — до тех пор, пока не вмешались римляне, желавшие восстановить порядок. И даже тогда война ещё не скоро закончилась, она продолжалась ещё почти три года, а в некоторых местах, может быть, и десять лет. В любом случае она состояла не только из столкновений типа 66 г., которые, какими бы ужасными они ни были, всё же ограничивались небольшим количеством городов. То, что мы видим, было более яростным конфликтом несравненно более широкого масштаба. Война охватила обширные области трёх стран, жертвы обеих сторон исчислялись многими десятками тысяч [53], многие провинции превратились в пустыню, бесчисленные общины исчезли с лица земли [54]. Как же можно, в свете происшедшего, говорить об «увядании» греческого антисемитизма после Апиона или обрисовывать отношения между евреями и греками как «нормальные отношения между соседями»?

V

Если погромы 38 и 66 гг. создали предпосылки для народной борьбы, против которой вспыхнула война 115 г., то эта война сама по себе углубила антагонизм между греками и евреями. Если до