Мирина – жрица Скифии - Ирина Панина

– Подрастай скорее, я буду с любовью заботиться о тебе и терпеливо обучать всем премудростям, необходимым для выносливого боевого коня! И поверь мне, со временем ты станешь самым прекрасным и быстроногим конем Скифии!

Словно поняв, о чем идет речь, жеребчик звонко заржал и, вытянув шею, положил голову на плечо Мирины. Нервно переступая красивыми ногами, к ним подошла встревоженная белая кобылица. Фыркнув, она потянулась мордой к девочке, обнюхала ее, а затем, поняв, что ее жеребенку ничего не грозит, коснулась мягкими губами уха девочки. Мирине стало невыносимо щекотно, она звонко рассмеялась и, погладив на прощание приглянувшегося ей жеребенка, отпустила к матери. Вскоре кобылица вместе с жеребенком скрылись в табуне.

Пробежавшись по пастбищу, Мирина отыскала Томиру. Та с большим интересом наблюдала, как опытные воины обучали тонкостям верховой езды своих подрастающих сыновей. Еще сызмальства скифских детей воспитывали как будущих воинов, способных защитить свое кочевье от любого врага. Привыкшие к почитанию своих родителей, мальчики внимательно прислушивались к советам взрослых наставников. Внезапно один из воинов выбросил перед конем с юным наездником широкий пестрый плащ. Увидав перед собой возникшую вдруг преграду, жеребец взвился на дыбы, рискуя сбросить седока. Но крепкий двенадцатилетний мальчуган великолепно держался в седле. Твердой рукой он уверенно укротил вздыбившегося коня, причем на лице мальчика не отразилось и тени испуга или волнения.

– Молодец, Гойтосир!!! Ты заслуживаешь похвалы! – одобрительно крикнул ловкому пареньку отец.

Заметив наблюдавших за ним девочек, Гойтосир выпрямился в седле и гордо вскинул голову. В ответ Томира состроила ему забавную рожицу и показала язык, а Мирина очень похоже изобразила его подчеркнуто горделивую позу. Заметив, что мальчик немного смутился, подруги с хохотом убежали прочь. Побродив по степи, девочки нашли пару корней солодки и, очистив от земли, принялись с удовольствием их жевать.

– А ведь тебе понравился этот крепыш Гойтосир! – лукаво подмигнув, воскликнула Мирина.

От неожиданности Томира выронила из рук сладкий корень и, широко раскрыв глаза, уставилась на подругу.

– Да будет тебе! Ну, с чего ты это взяла? Какая же ты выдумщица! – задыхаясь от негодования, забурчала девочка.

– Тогда с чего же ты вдруг так покраснела? – чуть насмешливо осведомилась Мирина.

– Ах, так! Да я тебя сейчас поколочу, Миринка!!! – закричала растерянная вконец Томира.

– А ты вначале попробуй догони! – озорно хохотнула Мирина и, развернувшись, помчалась во весь дух по траве.

Небрежно откинув за спину толстые косы, Томира бросилась вдогонку. Они долго носились друг за другом по степи, пока обессиленная Томира не рухнула на землю. Рядом с ней повалилась в душистую траву и Мирина.

– А ведь Гойтосир и в правду хорош собой, – чистосердечно призналась Томира, задумчиво разглядывая ярких бабочек, порхавших над цветками зверобоя и первоцвета.

– Да, из этого паренька выйдет хороший воин – сильный и отважный! – взглянув на подругу, серьезно отметила Мирина.

Вечером, когда над степью нависло малиново-красное зарево заката, у ярко пылающего костра начали собираться молодые пастухи и дети. Они пришли послушать занимательные правдивые рассказы пожилого, умудренного опытом табунщика Саксафара по прозвищу «Хитрый лис».

– Иди к нам, Гойтосир! – громко крикнула Мирина, заметив крепкую фигуру знакомого мальчугана.

Томира толкнула локтем подругу в бок и возмущенно засопела. Приблизившись к девочкам, Гойтосир широко и приветливо улыбнулся. Взглянув на Мирину, мальчик учтиво склонил голову и произнес:

– Я знаю, ты Мирина, дочь вождя Таргитая. А кто ты? – спросил Гойтосир, с любопытством разглядывая зарумянившуюся от смущения Томиру.

Милое умное личико, выразительные карие глаза и улыбчивые губы, говорившие о природной смешливости этой девчушки, вызвали невольный трепет в душе подростка.

– Так кто же ты? – настойчиво повторил свой вопрос Гойтосир.

Справившись, наконец, с волнением она выпалила:

– Я дочь Ширака – близкого друга и телохранителя вождя.

– А зовут ее Томира. Она самая замечательная девочка на свете! – вмешалась в разговор Мирина. – На мою подругу произвело большое впечатление то, с какой ловкостью ты укротил сегодня горячего коня.

Томира нахмурилась и так выразительно глянула на Мирину, что та осеклась и умолкла.

– От своего отца я много слышал о Шираке, как об чрезвычайно сильном, мужественном и храбром воине, – с уважением проговорил Гойтосир, глядя в лицо вновь засмущавшейся Томире. – Наши отцы не раз бились с врагом плечом к плечу и выручали друг друга в трудную минуту. И я рад, что познакомился с дочерью такого достойного человека, как Ширак!

– А кто твой отец, Гойтосир? – поинтересовалась Мирина.

– Имя моего отца – Мадий. Он очень опытный табунщик и доблестный воин, – с готовностью отозвался мальчик. – Наша юрта стоит далеко в степи. Я помогаю отцу и старшим братьям пасти породистых скакунов на удаленных от кочевья пастбищах, и поэтому мне не довелось познакомиться с вами раньше. Прослышав от табунщиков о победе скифов над гнусными массагетами, я прискакал сюда на рассвете, чтобы поскорее встретиться с возвратившимся из похода отцом.

Пока Гойтосир рассказывал о себе, Томира внимательно его разглядывала. Это был высокий загорелый крепкого телосложения подросток с густыми черными волосами, темно-серыми смеющимися глазами и красиво очерченным ртом. Гойтосир почему-то запал ей в душу, и Томира ничего не могла с этим поделать, и потому страшно злилась на себя.

При последних лучах садившегося за горизонт солнца, краски на небосклоне стали ежеминутно меняться. Насыщенный розовый цвет сменился сначала на алый, потом бордовый, а затем стал синим и фиолетовым. Быстро поползли удлинившиеся извивающиеся тени. Во впадинах утесов они сгустились и почернели. Наступила ночь, на небе показались первые звезды.

Весело трещали сучья костра. Ярко вспыхивавшее пламя то и дело выхватывало из темноты черные силуэты мирно пасущихся лошадей и лицо старого табунщика. У Саксафара было морщинистое лицо с выдающимися скулами, красным хрящеватым носом и тонкими губами. Блестящие с пронзительным взором глаза старика выдавали глубокий ум и опыт прожитых лет. Табунщик Саксафар был хитер и далеко не прост. Сидя у костра, он охотно рассказывал все новые и новые истории, а благодарные слушатели внимали каждому его слову.

– Стоят в степи камни. Давно стоят, века! – лилась плавная неспешная речь рассказчика. – Скифы воздвигли их в честь павших героев, все деяния которых были совершены во благо своему народу. Поминальные камни бывают высокие и низкие, гладко отполированные и в виде бесформенных глыб. Они одиноко стоят в бескрайней степи вдали от жилья. В часы восхода и заката, когда косые лучи солнца скользят по их поверхности, на некоторых камнях проявляются контуры человеческого лица – глаза, нос, рот; реже – шея, плечи и руки. Лица высечены неглубокими желобками и окрашены в темно-желтый цвет. Скифы преклоняются перед священными камнями и совершают им жертвоприношения, а мудрые сказители-кайчи проводят пред ними героические песнопения. Когда какое-либо кочующее племя встречает на своем пути одиноко стоящий камень, то у его подножья обязательно кладут пищу. Так как каменные изваяния считаются покровителями в хорошем улове зверя и сохранности скота, то выбитой на поверхности камня фигуре мажут рот салом или кровью жертвенных животных.

Рассказ старого табунщика вызвал у Мирины живейший интерес. Подумав, она вполголоса спросила:

– Саксафар, а ты можешь сказать, сколько всего скифов кочуют в степи?

– Точно я тебе ответить не смогу, Мирина, – отозвался Саксафар, – но слышал, что давным-давно скифский царь по имени Ариант пожелал узнать численность своих подданных. Для этой цели он приказал всем скифам принести по одному наконечнику стрелы, а каждому, кто ослушается, грозил смертью. Тогда люди принесли такое множество наконечников, что царь решил воздвигнуть из них памятник. Ариант повелел изготовить из наконечников стрел гигантский медный котел и выставить его в скифском городище под названием Эксампей. С тех пор в ознаменование великих побед скифов над врагом котел Арианта наполняют вином, и славные воины, порешившие на поле сражения немало недругов, под одобрительные возгласы соплеменников выпивают по чаше ритуального вина. Уникальный медный сосуд, толщина стенок которого достигает шести пальцев, и поныне возвышается в центре Эксампеи, вызывая изумление у заезжих скифов и чужеземных купцов.

– А я слышал от караванщиков, якобы жители Мидии считают, что скифские женщины умеют оборачиваться птицами, – вмешался в разговор молодой табунщик.

Саксафар хитро улыбнулся и, подмигнув сидящей вблизи него Мирине, спросил: