Суворов. Чудо-богатырь - П. Васильев

Спустя полчаса приятели вышли из гостиницы и направились к дому Рояновых, находившемуся на одной из лучших улиц Бухареста.

Обширный палаццо, залитый огнями, свидетельствовал о богатстве его владельца.

Приятели явились в то время, когда почти все гости были в сборе. В зале танцевали контрданс, преимущественно молодежь, остальные же гости, рассыпавшись по многочисленным роскошным гостиным, вели оживленную беседу.

Блеск дамских нарядов и роскошь обстановки произвели на Суворова странное действие… Он весь как будто съежился, походка его сделалась торопливою, он казался как будто сконфуженным. Бороздин же, напротив, выступал с важностью, казалось, блеск бала нисколько его не смущал, он был как у себя дома.

Хозяйка — молодая, изящная, красивая женщина, заметив новых гостей, быстро пошла к ним навстречу.

— Генерал, как я вам рада, как я вам благодарна, дорогой генерал, — говорила она по-французски, протягивая Суворову руку, которую он почтительно поцеловал.

— Неправда ли, m-r Бороздин, — обратилась она к его товарищу, — генерал не должен от нас прятаться. Он теперь не принадлежит себе. Он наш, да, наш… Герои — достояние общества, а вы, любезный генерал, чуждаетесь нашего общества.

— Я очень несчастлив, сударыня, — отвечал Суворов по-французски, — что вы меня считаете нелюдимым, быть может недостаток известных манер мешает мне выразить вам то удовольствие, которое я испытываю в вашем обществе, но в этом вас может уверить мой товарищ…

— Я вижу, что вы не только герой, но и любезный кавалер… Я вам должна сказать, что вы умеете побеждать не только турок, но и дамские сердца. Я знаю, по крайней мере, одно такое молоденькое сердечко, которое, если не ошибаюсь, вы уже победили.

Суворов сконфузился, растерялся и начал расшаркиваться.

— Я не шучу, — продолжала хозяйка, — однако, пойдем к графине Анжелике Бодени, а то она на меня рассердится, что я так долго вас удерживала… Она уже отчаялась вас увидеть сегодня.

— Она? — вполголоса спросил по-русски Бороздин, когда они пробирались среди танцующих в одну из гостиных.

— Да, — отвечал Суворов.

В гостиной, в кресле у кадки с померанцевым деревом сидела молоденькая женщина и небрежно слушала рассказ своего кавалера.

Самый требовательный художник не смог бы отказать молодой женщине в эпитете красавицы в полном смысле этого слова. Удивительно правильные, точно изваянные из мрамора черты лица, освещаемого парою синих лучистых глаз выделяли графиню Бодени среди многочисленных красавиц, которыми изобиловал Бухарест.

Увидя Суворова, молодая графиня, казалось, скучавшая до этого времени, сразу оживилась.

— Я потеряла было надежду видеть вас сегодня, дорогой генерал, — ласково обратилась она к Суворову, протягивая ему маленькую выхоленную ручку, которую он поднес к губам.

— Вы очень любезны, графиня. Позвольте вам представить моего товарища, который поможет мне снять с себя возводимое вами на меня обвинение.

— Я вас обвинила? В чем?

— В победе над турками.

Молоденькая графиня весело расхохоталась.

— Да, вы приписывали мне то, что по праву принадлежит ему и другим моим товарищам.

— Вы очень скромны, генерал и если бы слова ваши не были так искренни, я готова была бы заподозрить вас в рисовке.

— Не верьте ему, графиня, — вмешался Бороздин. — Ни мне, ни моим товарищам, ни солдатам, а ему, Александру Суворову, турки обязаны своим поражением. Он принес к нам победу, никто больше. Солдаты и мы были те же, да только не было того, что теперь, пока его, Суворова, не случилось с нами…

— М-r Бороздин соперничает с генералом Суворовым в скромности. — улыбнулась графиня Анжелика, — и если они будут продолжать так соперничать во всем остальном, то мне придется пожалеть турок, хотя жалеть их я, как славянка, не могу.

Хозяйка увлекла Бороздина дальше, Суворов и графиня Бодени остались одни. Графиня, указав ему на соседнее кресло, продолжала:

— Вы знаете, генерал, что я по фамилии только венгерка, мой муж был венгр, я же сама славянка, единокровная вам, дорогой генерал, вот почему я так близко принимаю к сердцу успехи родного мне русского оружия. В его успехах я вижу нашу будущность… В своих мечтах я уже вижу нашу великую славянскую семью объединенною, сильною и могучею, под крылом нашей Матери, Святой Руси… Скоро ли сбудутся мои мечты, скоро ли? Скажите, генерал? От вас, от ваших победоносных войск это зависит.

Молодая женщина говорила с жаром, глаза ее горели фанатическим огнем, рука ее, когда она умоляюще протягивала к Суворову, дрожала.

Суворов опустил голову.

— Боюсь, графиня, не скоро.

— Но почему же, почему? Ведь турки ослаблены, деморализованы, а русские сильны… Ваши последние победы окончательно убили в них веру в себя.

— Одна, другая победа, графиня, не определяют результата войны, как и одна ласточка не делает весны. Что значит победа, когда кругом бездействие. Бездействуем теперь, будем бездействовать и впредь, а от бездействия нельзя ожидать действия.

— Но почему же армия бездействует? Разве она недостаточно сильна?

— Сила не в силе, а сила в духе, дорогая графиня… передайте вы ваш дух, ваш пыл, ваш жар нашим генералам, и я вам скажу, что через месяц, через год ваши заветные мечты сбудутся.

— Значит, с такой армией можно действовать? А если бы во главе ее стояли вы, генерал?..

— Если бы я! Помилуй Бог, клянусь, рождественские праздники мы встречали бы в Царьграде… Нужно только захотеть и с нашими солдатами всякое желание можно выполнить.

Суворов оживился, застенчивость исчезла, он стал красноречив.

Графиня Бодени слушала его с большим вниманием, она интересовалась подробностями туртукайскаго штурма, расспрашивала Суворова о его видах на будущее и тем самым приводила его в восторг.

— Знаете ли, дорогая графиня, — обратился он, наконец, к своей собеседнице, — до сих пор я думал, что не умею разговаривать с дамами, а вы убедили меня в противном… Правда, не все дамы, как вы, интересуются политикой…

— Политикой! Да я ею нисколько не интересуюсь, меня лишь заботит судьба славянства, вот почему я так близко принимаю к сердцу эту славянскую войну, вот почему я всеми силами души и сердца желаю ей самого счастливого и скорого исхода.

В разговорах время шло незаметно, танцы сменялись танцами, и когда Суворов вспомнил, что он пригласил графиню на контрданс, хозяйка позвала их уже к ужину. Суворов смутился, но графиня Анжелика осветила его обворожительной улыбкой.

— Вы виноваты, генерал, и потому в искупление своей вины должны вести меня к ужину.

— Я счастлив, графиня, так искупить свою вину.

— Это не все: вы останетесь моим должником. Контрданс вы протанцуете со мною по окончании войны в моем богемском замке, в котором я буду рада видеть генерала Суворова гостем. У меня на родине нет таких изнурительных лихорадок, как здесь… Да, правда ли, что армия сильно болеет? Говорят, больных пятьдесят процентов.

— Пожалуй это много, а тридцать пять наберется.

— Messieurs и mesdames, о больных поговорим после, а теперь будем веселиться, — обратилась к гостям хозяйка…

Поздно окончился ужин. Суворов с Бороздиным возвращались домой пешком. Оба молчали. Суворов испытывал чувство неудовлетворения. Он не мог не сознаться, что двадцатилетняя вдовушка графиня Бодени произвела на него впечатление. На сегодняшний бал он отправился ради нее. Ради нее он отложил и свой отъезд в Москву, она была сегодня очаровательна, разговаривала исключительно с ним одним, а между тем в их разговоре не замечалось того, чего бы он хотел. Впрочем, он и сам не давал себе отчета, чего бы он хотел…

— Да, красавица, — прервал, наконец, Бороздин молчание, — с виду женщина, в разговоре мужчина…

«Вот оно что», — подумал Суворов. Ему хотелось — женщину, женского разговора, а встретил лишь умного собеседника…

— Тебя не удивляет, Александр Васильевич, почему она так военными действиями интересуется?

— Я об этом не думаю.

— Знаешь ли что, я освобождаю тебя от обязанности идти завтра в «Мавританию», поезжай лучше в Москву…

Дома Суворов застал письмо от отца, звавшего его поскорее домой.

«Да, пожалуй отец прав», — думал он. — Сердце мне говорит, что не по мне она, да и я не по ней: больно умна, ну, а двум умам трудно ладить».

Наутро он выехал в Москву.

Глава X

Графиня Анжелика Бодени, молодая богатая вдова, поселилась в Бухаресте недавно. Она быстро свела знакомство с лучшим местным обществом и с русскими генералами. Она так очаровала всех и каждого, что всякий добивался чести быть ей представленным, мужчины были от нее без ума, а дамы — удивительное дело — засыпали ее любезностями и изъявлениям дружбы. Казалось, во всем Бухаресте не было человека, который не восхищался бы молоденькой графиней, не пошел бы за нее в огонь и в воду. Легион поклонников окружал молодую женщину, она была любезна и очаровательна со всеми, но предпочтения не оказывала никому. Появившийся на горизонте бухарестской жизни Суворов был исключением. Но то исключительное внимание, которое графиня оказывала ему со дня знакомства, объяснялось суворовскими подвигами, поднявшими дух армии и заставившими трепетать турок.