Пьесы: Оглянись во гневе. Комедиант. Лютер - Джон Осборн

Елена. Жаль, что вы так далеко от меня. Получили бы по физиономии.

Глядят друг на друга через стол. Джимми медленно идет мимо Клиффа к ней.

С самого моего приезда вы без конца хамите.

Джимми. Елена, вы видели, как умирают люди?

Она хочет встать.

Нет, не двигайтесь.

Она остается сидеть и смотрит на него снизу вверх.

Вам не к лицу резкие движения.

Елена (ледяным тоном). Если вы подойдете ближе, вы обязательно получите по физиономии!

Джимми (смотрит на нее сверху вниз, улыбается). Вы, я полагаю, не заблуждаетесь на мой счет и не принимаете меня за джентльмена?

Елена. У меня нет ровно никаких оснований для этого. Джимми (приближая свое лицо почти вплотную к ней), Я еще в школе плевал на то, что мальчикам нельзя обижать девочек. (Мягко.) Если вы дадите мне по физиономии, то я от всей души дам вам сдачи.

Елена. Допускаю. Это в вашем духе.

Джимми. Будьте уверены. В моем духе питать отвращение к насилию. Именно поэтому, если женщина думает, что мое благородство беззащитно, и поднимает на меня свою ручку, я отвечаю тем же.

Елена. Это что-нибудь утонченное или вы действительно на это способны?

Джимми (широко улыбается). Мне кажется, мы отлично понимаем друг друга. Но вы не ответили на мой вопрос. Я спросил: вам приходилось видеть, как умирают?

Елена. Нет, не приходилось.

Джимми. Всякий, кому не приходилось видеть смерть, страдает опасной формой инфантилизма. (Хорошее настроение покидает его, как только он вновь предается воспоминаниям.) Двенадцать месяцев я смотрел, как умирает мой отец. Мне было тогда десять лет. Он вернулся с испанской войны. Тамошние богобоязненные джентльмены постарались превратить его в полутруп, и жить ему оставалось недолго. Это было всем ясно, даже мне. (Идет направо.) Но получилось, что, кроме меня, до него никому не было дела. (Отворачивается к окну.) Родственники после всей этой истории растерялись, озлобились. (Выглядывает в окно.) А мать сокрушалась только о том, что судьба связала ее с человеком, который всю жизнь лез не в свои дела. Сама она всегда мечтала быть в меньшинстве, с теми, кто ловок и всегда на виду. (Снова выходит на середину комнаты.) И вот мы все ждали, когда он. умрет. Родственники каждый месяц присылали чек и были озабочены одним — чтобы он умер тихо и пристойно, без пошлых самолюбивых жестов. Мать ухаживала за ним без нытья. Может, ей было жаль его. Я думаю, она на это была способна. (В его голосе начинает звучать патетика.) И только один я чувствовал, что происходит. (Идет налево мимо кресла.) Всякий раз, когда я присаживался к нему на кровать и разговаривал с ним или слушал, как он читает, я боролся с собой, чтобы не заплакать. Через двенадцать месяцев я был старше не на год, а на все двенадцать лет. (Облокачивается на спинку кресла.) Единственным слушателем этого бредившего в лихорадке неудачника был перепуганный мальчишка. Часами я сидел в его крохотной спальне. Все, что в нем еще оставалось от жизни, он перекачивал в этого замороченного мальчишку, который едва понимал половину его слов. А осталось у него к тому времени одно отчаяние и горечь — приторный и тяжелый запах умирающего. (Выходит из-за кресла.) Так я очень рано узнал, что значит гнев. Гнев и обреченность. И не смогу этого забыть никогда. (Садится.) Я в десять лет узнал о любви, предательстве и смерти больше, чем вы, быть может, узнаете за всю свою жизнь.

Все молчат. Через некоторое время Елена встает.

Елена. Нам пора.

Элисон в ответ кивает.

Пойду соберусь. (Направляется к двери.) Встретимся внизу. (Уходит.)

Короткая пауза.

Джимми (не глядя на Элисон, почти шепотом). Неужели тебе безразлично, что со мной делают? Что ты со мной делаешь? Я отдал тебе все. Неужели для тебя это ни-че-го не значит?

Она напрягается.

(Отвага воина, размахивающего мечом, покинула его. В голосе звучит только бессильная ярость.) Иуда! Размазня! Она тащит тебя за собой, а ты безвольна до такого паскудства, что позволяешь ей это проделывать.

Элисон хватает чашку и швыряет ее на пол. Он добился своего наконец. Она смотрит на осколки, потом на него. Идет вправо, достает платье на вешалке и надевает его. Когда она застегивает молнию, у нее начинает кружиться голова, и она вынуждена прислониться к шкафу, чтобы не упасть. Закрывает глаза.

Элисон (тихо). Я хочу немного покоя, и больше ничего. Джимми. Покоя! Боже! Ей нужен покой! (С трудом находит слова.) У меня душа болит, я погибаю, а ей нужен покой!

Элисон идет к кровати, чтобы надеть туфли. Клифф встает из-за стола и садится в кресло справа. Берет газету и просматривает ее. Джимми немного остывает и старается говорить спокойно.

Джимми. Я схожу с ума, рву на себе волосы, все кругом вздыхают: «Бедный малый!» или «Какой неприятный молодой человек!», а эта особа вам душу вывернет наизнанку своим молчанием. Я часами просиживал в этом кресле, и, хотя она отлично знала, что творится у меня на душе, она поворачивалась и отправлялась спать. (Встает, Клиффу.)

Клифф не поднимает глаз от газеты.

Один из нас сошел с ума. Один из нас несет в себе злобу, маразм и безумие. Кто же? Может быть, я? Я уже стал истеричкой, не могу выдавить из себя слова. Или она? Вон, надевает туфли, чтобы пойти с этой… (Но на этот раз вдохновение покинуло его.) Кто же из нас?

Клифф продолжает смотреть в газету.

Как бы мне хотелось, чтобы ты испробовал ее любви. (Идет на середину комнаты, наблюдая, как Элисон ищет перчатки.) Возможно, когда-нибудь ты опомнишься. Я буду ждать этого дня. Я хотел бы стоять по пояс в твоих слезах, плескаться в них и петь от радости. Я хотел бы видеть, как ты будешь пресмыкаться. Сидеть в первом ряду и видеть все подробности.

Входит Елена с двумя молитвенниками.

Увидеть твое лицо, вымазанное грязью, — вот моя единственная надежда. Ничего больше мне не надо.

Елена (выдержав паузу). Вас к телефону.

Джимми (оборачивается). Что ж, это не сулит ничего хорошего. (Выходит.)

Елена. Ты готова?

Элисон. Да, пожалуй.

Елена. Ты себя нормально чувствуешь?

Элисон кивает.

Чего он тут бушевал? А, какое это имеет значение! Он возбуждает желание вцепиться ему в волосы и вырвать их с корнем. Представляю, сколько ты натерпелась за это время по его милости. Можно подумать, что ты ему сделала что-то плохое. Уж эти мне мужчины! (Клиффу.) А вы все это видите и сидите сложа руки?

Клифф (медленно поднимая голову). Да, сижу.

Елена. Но как вы можете? Что вы после этого за человек?

Клифф. Прежде всего, не инспектор полиции. Послушайте, Елена. Я не разделяю отношения Джимми к вам, но я и не на вашей стороне. С тех пор как вы появились здесь, все стало еще хуже, чем было прежде. Схватки тут неизбежны, но я хорошо знаю, что без меня эти двое разошлись бы давным-давно. Я был между ними нейтральной полосой. Иногда все обходилось тихо и мирно, без стычек, и мы были почти счастливы. А чаще было как в аду. Но там, где я вырос, привыкли к скандалам и шуму. Может, мне даже приятно находиться в этой заварухе. Я очень люблю этих людей. (Поднимает на нее спокойные глаза, просто.) И мне жаль всех нас.

Елена. И меня в том числе? (Не давая ему времени на ответ, сразу продолжает.) Нет, я не понимаю ни его, ни вас, ни всего того, что тут происходит. Мне ясно одно: вы понятия не имеете, как ведут себя приличные, культурные люди. (Властно.) Слушай, Элисон, я послала телеграмму твоему отцу.

Элисон (в оцепенении). Что?

Елена (понимает, что теперь все зависит от нее. Начинает терпеливо объяснять.) Послушай, дорогая. Он получит телеграмму рано утром. Я решила, так лучше, чем объяснять по телефону. Я прошу его завтра приехать и забрать тебя домой.

Элисон. А что ты написала?