Четыре любви маршала Жукова. Любовь как бой - Валерия Орлова

Как бы в подтверждение его слов в голове колонны раздался зычный голос начальника команды:

— Прекратить разговоры в строю!

Коля Сивцов толкнул Егора локтем и прошептал:

— Ну вот, начинается служба солдатская.

Новоиспеченные солдаты шли часа три и порядком уже устали, когда становились на малый привал. Приближался рассвет, сильно клонило ко сну, и, как только присели на землю, сразу же отовсюду послышался храп.

Однако скоро опять раздалась команда: «Становись!» Все вновь зашагали вперед и через час пришли в лагерный городок. Разместили всех в бараке на голых нарах. Разрешили отдохнуть до утра. Здесь уже находилось около ста человек. В многочисленные щели и битые окна дул ветер. Но даже эта «вентиляция» не помогала. Стоял тяжелый запах, от которого некоторых с непривычки даже затошнило.

После завтрака всем выдали учебные пехотные винтовки. Отделенный командир ефрейтор Шахворостов объявил внутренний распорядок и обязанности новобранцев. Он строго предупредил, что, кроме как «по нужде», никто не может никуда отлучаться, если не хочет попасть в дисциплинарный батальон… Говорил он отрывисто и резко, сопровождая каждое слово взмахом кулака. В маленьких глазках его светилась такая злоба, как будто молодые парни были его заклятыми врагами.

— Да, — говорили солдаты, — от такого добра не жди…

Затем к строю подошел старший унтер-офицер. Ефрейтор скомандовал: «Смирно!»

— Я ваш взводный командир Малявко, — сказал старший унтер-офицер. — Надеюсь, вы хорошо поняли, что объяснил отделенный командир, а потому будете верно служить царю и отечеству. Самоволия я не потерплю!

Начался первый день строевых занятий. Все старались хорошо выполнить команду, тот или иной строевой прием или действие оружием. Но угодить начальству было нелегко, а тем более дождаться поощрения. Придравшись к тому, что один солдат сбился с ноги, взводный задержал всех на дополнительные занятия. На ужин дали какую-то холодную бурду.

Впечатление от первого дня было угнетающим. Хотелось скорее лечь на нары и заснуть. Но, словно разгадав эти намерения, взводный приказал построиться и объявил, что завтра всех выведут на общую вечернюю поверку, а потому сегодня придется разучить государственный гимн «Боже, царя храни!». Разучивание и спевка продолжались до ночи. В шесть часов утра солдаты были уже на ногах, на утренней зарядке.

Дни потянулись однообразные, как две капли воды похожие один на другой. Подошло первое воскресенье. Думали отдохнуть, выкупаться, но ребят вывели на уборку плаца и лагерного городка. Уборка затянулась до обеда, а после «мертвого часа» чистили оружие, чинили солдатскую амуницию и писали письма родным. Ефрейтор предупредил, что жаловаться в письмах ни на что нельзя, так как цензура все равно не пропустит.

Втягиваться в службу было нелегко. Но жизнь никого из ребят и до этого не баловала, и недели через две большинство привыкло к армейским порядкам.

Егора уж точно не баловала.

В конце второй недели обучения взвод был представлен на смотр ротному командиру — штабс-капитану Володину. Поговаривали, что он сильно пил, и, когда он пьян, лучше не попадать под горячую руку. Внешне этот ротный ничем особенно не отличался от других офицеров, но было заметно, что он без всякого интереса проверяет боевую подготовку. В заключение смотра он сказал, чтобы все больше старались, так как «за Богом молитва, а за царем служба не пропадут».

До отправления в 5-й запасный кавалерийский полк ребята видели ротного командира еще пару раз, и, кажется, он оба раза был навеселе. Что касается командира 189-го запасного батальона, то его за все время обучения так никто и не увидел.

В сентябре 1915 года взвод отправили на Украину в 5-й запасный кавалерийский полк. Располагался он в городе Балаклее Харьковской губернии. Миновав Балаклею, эшелон был доставлен на станцию Савинцы, где готовились маршевые пополнения для 10-й кавалерийской дивизии. На платформе их встретили подтянутые, одетые с иголочки кавалерийские унтер-офицеры и вахмистры. Одни были в гусарской форме, другие — в уланской, третьи — в драгунской.

После разбивки малоярославецкие новобранцы, москвичи и несколько ребят из Воронежской губернии были определены в драгунский эскадрон.

Егору было досадно, что он не попал в гусары, и, конечно, не только потому, что у гусар была более красивая форма. Просто всем было известно, что там лучшие и, главное, более человечные унтер-офицеры. А ведь от унтер-офицеров зависела судьба солдат.

Через день всем выдали кавалерийское обмундирование, конское снаряжение и закрепили за каждым лошадь. Егору попалась очень строптивая кобылица темно-серой масти по кличке Чашечная.

Служба в кавалерии оказалась интереснее, чем в пехоте, но значительно труднее. Кроме общих занятий, прибавились обучение конному делу, владению холодным оружием и трехкратная уборка лошадей. Вставать приходилось ни свет ни заря.

Труднее всего давалась конная подготовка, то есть езда, вольтижировка и владение холодным оружием — пикой и шашкой. Во время езды многие до крови растирали ноги, но жаловаться было нельзя. Отвечали лишь одно: «Терпи, казак, атаманом будешь». И все терпели до тех пор, пока не уселись крепко в седла.

Взводный, старший унтер-офицер Дураков, вопреки своей фамилии, оказался далеко не глупым человеком. Начальник он был очень требовательный, но солдат никогда не обижал и всегда был сдержан. Зато другой командир, младший унтер-офицер Бородавко, был ему полной противоположностью: крикливый, нервный и крайне скорый на расправу. Старослужащие говорили, что он не раз выбивал солдатам зубы.

Особенно беспощаден он был, когда руководил ездой. Ребята это хорошо почувствовали во время кратковременного отпуска их взводного. Бородавко, оставшись за взводного, развернулся вовсю. И как только он не издевался над солдатами! Днем гонял до упаду, на занятиях куражился особенно над теми, кто жил и работал до призыва в Москве, поскольку считал их «грамотеями» и слишком умными. А ночью по нескольку раз проверял внутренний наряд, ловил заснувших дневальных и избивал их. Солдаты были доведены до крайности.

Сговорившись, Егор с товарищами как-то подкараулили его в темном углу и, накинув ему на голову попону, избили до потери сознания. Не миновать бы всем им военно-полевого суда, но тут вернулся их взводный, который все уладил, а затем добился перевода Бородавко в другой эскадрон.

К весне 1916 года Егор и его товарищи были уже подготовленными кавалеристами. Стало известно, что будет сформирован маршевый эскадрон и впредь до отправления на фронт они продолжат обучение в основном по полевой программе.