Заколоченный дом - Виктор Курочкин

— На Лом, завод смотреть. Давай с нами, Масленкин, — пригласил его Петр.

Они вышли за деревню, спустились в низину и зашагали напрямик по густой траве заливного луга. Перепрыгивая с камня на камень, перебрались на противоположный, обрывистый берег реки. Раздвигая частый ольшаник, они вышли к скотному двору. Это был длинный, с темными горбатыми стенами сарай. Петр остановился и ткнул в сторону сарая пальцем.

— Новый строить надо. А где взять кирпич на столбы? Без кирпича нам нельзя, Матвей Савельич.

— Разве я против завода, — обиделся Кожин, — я говорю: не под силу нам.

— Попытка не убыток, Савельич, — поддержал председателя Сашок и, приложив к козырьку руку, проговорил: — Глянь, на водогрейке Конь сидит.

Водогрейка — бревенчатый домишко, до трубы которого можно было дотянуться рукой, — стояла, приткнувшись к березе. Поперек крыши лежал человек, держась за конек; ноги у него болтались над землей.

— Эй, чего ты там? — окликнул Сашок.

Конь оглянулся и, спрыгнув с крыши, догнал мужиков.

— Куда?

— На Лом, завод смотреть. Фаддеич хочет пустить его, — сообщил Сашок.

— Чем ты там на крыше занимался? — спросил Петр.

Конь вынул из кармана кисет и, держа в зубах клок газеты, ухмыльнулся:

— Солнце вручную подтягивал.

— Я о деле, — обрезал Петр.

— Можно и о деле, — сквозь зубы процедил Конь. — Колхозные плотники на стороне шабашат. Вот и приходится самому крышу штопать. — Конь чиркнул спичкой и, хватив зеленого самосаду, чуть не задохнулся.

Откашлявшись и смахнув с глаз слезы, он уже спокойно добавил: — С заводом ты правильно, председатель, решил.

Петр покосился на Кожина.

— А Матвей Савельич не верит в мою затею.

— Он может не верить. Савельич сотенки четыре кирпичиков припрятал и молчит.

— А ты уже высмотрел, — прошипел Матвей.

— Я под чужие подолы не заглядываю, потому как в годах, да и времени нет. А на днях собрался в печке под поправить, так ноги обил, пока нашел с десяток половинок; несу я их, а навстречу твой внук, и хвастается: «У нас в сарае во какая куча кирпичей!» Вот так-то, Савельич, — протянул Конь.

Серая, покрытая теплой, как зола, пылью, дорога вела вдоль Холхольни. По берегам ее стеной засел бредняк с ольшаником. А на той стороне тянулся яркий желто-лиловый луг с темными кучами ив. Он цвел вовсю. Справа лежали поля. На светло-зеленую покатую плоскость падали длинные тени стоящих у дороги берез.

Петр, взъерошив волосы, улыбаясь, долго смотрел на жидкую, низкорослую пшеницу.

— Неважная пшеничка, — заметил Сашок. — Сам друг вряд ли соберешь.

— А знаете, я о чем мыслю? — проговорил Петр. — Сад здесь разбить. Склон к югу, с востока и севера лес… Обязательно заведем сад. Вот так, рядами, пойдут яблони, хороших посадим яблонь. С боков вишни… Низ засадим крыжовником, черной смородиной.

От удовольствия Сашок громко чмокнул.

Петр засмеялся и хлопнул его по плечу.

— А тебя, Масленкин, садоводом назначим.

— Эх, фруктов, Фаддеич, у нас будет… Завалю!

Всем стало весело, даже Конь ухмыльнулся, толкнул локтем председателя:

— А меня сторожем, Фаддеич, — и громко захохотал.

Матвей стянул с головы фуражку и, поколотив ее о коленку, сказал:

— Народишку бы нам побольше… Тогда бы сад здесь был… Да…

Над лесом гудел самолет, разрисовывая небо белыми кругами.

— Смотри, какие кренделя выкручивает. Зачем это он? — спросил Сашок.

— Воевать учится, — коротко пояснил Конь.

Матвей тяжко вздохнул:

— Будет война или нет — черт ее знает. А то ведь прилетит, ахнет бомбу…

Василия Ильича давно подмывало высказаться.

— Я думаю, во всем виновата техника и учение, — начал он, но в чем виноваты техника и учение, так и не смог объяснить.

Петр взглянул на Овсова, усмехнулся и, достав портсигар, стал закуривать. Молчание прервал Сашок.

— В прошлом году у нас лекцию делал лейтенантик из военкомата. Он говорил, что атомную бомбу бояться нечего. На каждую бомбу и своя в ответ найдется.

— Да какая может быть война, если ее никто на белом свете не хочет, — искренне возмутился Матвей.

— Кое-кто хочет, — задумчиво заключил Петр.

Войдя в лес, они свернули на тропинку и, продравшись сквозь цепкий ельник, вышли на место. От завода осталась печь для обжига кирпича, стропила от сушильного шатра и несколько ям с зеленоватой водой. В одной из ям торчал вверх лопастями глиномяльный вал. Больше всего Петра беспокоила печь. Задняя стена у нее была наполовину разобрана.

— Твоя работа, Савельич, — ухмыльнулся Конь.

Матвей Кожин взглянул на Масленкина:

— Да чего греха таить… Сашок. Бывали мы здесь.

Осмотрев печь и посовещавшись, решили восстановить завод. Петр при поддержке Коня и Сашка велел Кожину вернуть кирпич на заделку стены.

— Первое время глину помнем ногами, лошадьми. Нам надо начать. Сделать хотя бы тысяч пять на столбы, — рассуждал Конь. — Вот кто бы формы взялся изготовить? Как ты на это смотришь, Матвей Савельич?

Кожин согнулся и, ковыряя каблуком обломок кирпича, зло, из-под нависших бровей, взглянул на Коня.

— Сделаю и формы. Матвей все может: и кирпич дать, и формы сделать.

— Завод будем налаживать. А вот кому поручить это дело? — Петр посмотрел на Овсова. — Как ты думаешь, Василий Ильич?

Овсов недовольно передернул плечами.

— А что я?

— Дадим тебе людей, и, засучив рукава, с богом.

Василий Ильич промолчал.

— Я тоже так считаю. Лучше Овсова нам сюда не подобрать. С кирпичным делом знаком. Работал когда-то. Ему и карты в руки, — подтвердил Конь.

Домой мужики шли молча. Петр мысленно подбирал людей в бригаду Овсова. Конь про себя ругал доярок, сквасивших молоко. Матвей раздумывал, как бы ему за кирпич выпросить у председателя лесу на потолок в баню. Но больше всех был озабочен Овсов. Он шел, часто спотыкаясь, и Сашку приходилось то и дело поддерживать его, чтобы он не свалился в канаву. Предложение Трофимова не только мешало замыслам, но вообще было противно его натуре. И дорогой, и там, на Лому, Василий Ильич мыслями был в огороде, среди огуречных гряд.

Марья Антоновна уже давно спала, а он все обдумывал и подбирал причину отказа, сидел, сгорбясь над листком бумаги, обмакивал перо в чернильный шкалик, но перо сохло, повиснув над строчкой. Лампа чадила, и приходилось все подкручивать и подкручивать фитиль. Сильно пахло керосином и жженой тряпкой. Проснувшись, Марья Антоновна долго протирала кулаком глаза, а потом сипло проговорила:

— Не видишь, что керосина в лампе нет? Господи, за что я терплю муки? — и закуталась с головой в одеяло.

— А, что будет, то будет, — решил Василий Ильич и прямыми, как частокол, буквами написал:

«В правление колхоза «Вперед». Прошу принять меня в колхоз в качестве рядового колхозника».

Под словом «рядового» он провел жирную лиловую черту.

Рано утром Василий Ильич явился в правление колхоза. Кроме председателя и счетовода Сергея там были Арсений Журка с приятелем. Арсений, отставя в сторону ногу и мусоля папироску, щурясь, смотрел на председателя. Василий Ильич незаметно присел на кончик скамьи.

— Так, — мрачно глядя на Журку, произнес Петр, — какую же вам справку?

Журка вытянул губы:

— Обыкновенную. Мы ее можем сами сочинить, а вам только подмахнуть и печатью хлопнуть. Вон Генька мастер писать: десятилетку кончил. Давай, Генька!

Рыжий, заляпанный веснушками Генька покосился на председателя, потом, изгибаясь, словно резиновый, подошел к счетоводу.

— Пошел прочь, — оттолкнул его Сергей.

— Дай ему бумаги, пусть пишет, — разрешил Петр.

Генька быстро накатал справку.

— Вот, Петр Фаддеич. Справка законная. Абара их не глядя подписывал.

— «Справка дана А. Журке и Г. Шмырову в том, что они действительно являются членами колхоза «Вперед» и что правление колхоза не возражает им работать на стороне», — прочитал вслух Петр. — Куда же собираетесь?

Журка подмигнул:

— К соседям, в «Зарю», свинарник рубить.

— Хорошо ли подрядились?

— Да ничего. Тысчонка верная.

— Неплохо. — И Петр, смяв справку, бросил ее под стол. — Вот так, друзья. Плотники и нам нужны. Кирпичный завод пойдемте строить.

Журка пощелкал пальцами.

— А тити-мити? Сразу или в конце года?

— За трудодни.

— За трудодни? — удивился Журка. — Слышишь, Генька? За трудодни, говорит председатель. — И они захохотали.

Петр отвернулся к шкафу и стал перебирать папки. Журка, видя, что председатель не обращает на них внимания, вынул изо рта папироску, придавил ее к подоконнику и, сморщась, жалобно протянул:

— Петр Фаддеич, дайте справку.

— А кто у меня работать будет?

— Вы тоже наймите плотников.

— Вот как! Где? Может быть, подскажешь?