Камбрийская сноровка - Владимир Коваленко

— Там! Видишь? Сейчас! Ну!

Послушна девичьему крику, на мачте парусника поворачивается к ближайшей жертве стрела с тяжелым грузом на цепи. Удар кистеня размером в мачту — врагу в середину палубы. Брызги из щепы, воды и крови! Этому — не плавать!

— Называется — «дельфин», — объявляет Анастасия, — Греческое изобретение!

«Дельфин» — греческий, прочный дубовый форштевень — нет. Нос парусника не уворачивается от столкновения, наоборот, рыскнул навстречу, чтоб враг не ушел. Саксы не успевают осадить назад… Хруст, с которым смялась голова вепря — лишь в воображении, крики — настоящие. Над поверхностью моря торчит корма, и ту быстро дожевывают ненасытные волны: мешанина из брошенных и переломленных весел, суетящиеся человечки, что на расстоянии кажутся совершенно безопасными и даже смешными. Только что из–за них чуть дышать не перестала, потому — не жалко! Один прыгнул, уцепился за выступ на борту парусника, но через борт перегнулась фигура воина, солнце блеснуло на шлеме. Удар длинной пики, окольчуженное тело камнем уходит в воду. Так ему!

По другому борту парусника отдельное сражение. Баллисты посылают вниз болт за болтом. Быстро! Куда быстрей, чем все, что доводилось видеть на Родосе. Катафракт из лука стреляет медленней! Над бортом — редкая изгородь из пик. Отголосок команды на чужом языке, короткой, четкой: «так–ТАК!» Самой хочется что–нибудь сделать, только непонятно, что… Фигуры воинов встают над бортом — как их мало! Прыгают вниз… Была ли схватка? Если была, так недолгая. Ладья показывается из–за борта ирландца, на ней все кончено — только пяток воинов склоняются, чтобы добить чужих раненых, перебрасывают бездоспешные тела в воду, снимают железо с вождей…

Анастасия отвернулась.

— Не для твоих глаз, — согласился Баян. — Жаль, что теперь победитель займется нами… Купцу не уйти. Да от такого и дромону не уйти! При ветре.

Вот парусник подошел вплотную. Нападут? Над кормой взлетает квадратное полотнище — какой богач не пожалел шелка? Алое — сверху, зеленое — снизу. Вышитая серебром арфа.

— Мы живы, — сообщил Баян. Анастасия услышала: «Ты жива», — Арфа, значит, ирландцы. Выкуп сдерут… С этим драться безнадежней, чем с теми тремя! На него не влезешь: саксов расстреляли сверху, как оленей.

Скоро загнутый внутрь борт нависает сверху, оттуда гремит:

— Кто такие? Куда следуете?

Ответили: корабль из Австразии, в трюмах всего понемногу, идет в Глентуи и Дивед. Наверху обрадовались.

— Будете в Кер–Сиди, подтвердите победу! Яхта «Бригита», клан О'Десси, на шестинедельной службе республике… Вам ничего не стоит, а нам за спасение торговца платят больше, чем за пиратский киль! Передайте в Жилую башню это… На нем арфа — наш знак!

Палуба вздрогнула: в нее врезался дротик. Маленький, зато со свинцовым грузом.

— В какую башню?

— Увидите… С моря ее далеко видно!

Плеск волн о нос — даже не поцарапан, скрип талей — поднимают остроносую гирю, чтобы была готова ударить пирата, если еще попадутся. Кормчий, чтобы не выказывать радость слишком уж явно, ворчит под нос:

— Откуда у ирландцев такие корабли? Сколько помню, всегда на кожаных вонючках ходили… Видно, слухи не врут: начались в Камбрии чудеса, и закончатся не скоро.

Анастасия молчит. Улыбается. Не зря сестра дала слово… Вот, спасла — второй раз! Скоро будет можно ее обнять, и поплакать, и рассказать, как было плохо одной и хорошо вместе… Только ветер стихает, и часы превращаются в ночь. С утра — туманное марево. Холод охватывает руки злыми рукавицами, норовит залезть за ворот. Сквозь туман проглянула скудная зелень берега — от сердца отлегло. Дубравы, овцы — никак не хуже страны франков. Очередной холм уходит назад и вбок, открывает устье полноводной реки. Не Дунай, зато над серо–стылой блестящей, как масло, водой — город.

Сердце сжалось от вида ровных улиц, что разбегаются вниз с высокого холма. От вида желто–бурых стен, увенчанных прямоугольными башнями. У каждой наверху крылья, как руки, и эти руки машут, приветствуют подходящий к устью корабль. Моря зеленых и тростниковых крыш — дома не сбиваются в беспорядочную тесную кучу в тесном укреплении — стоят ровно и достойно, как гвардейцы–доместики на смотру. У подножия — длинные и округлые валы ипподрома. Муравейники строек выдают назначение, когда корабль огибает город на пути к речной пристани. У каменного здания стены лежат крестом? Собор! Легкие своды поддерживают крышу над открытой всем ветрам мостовой? Форум! И, скорее всего, рынок. Утро, а там толчея.

Главное — на вершине. И башней не назовешь, так велика, а в лесах. Еще растет! К небу. На мгновение душу царапнуло — Вавилон! Нет, чуточку скромней. Продли чуть склоненные линии стен — сойдутся ниже рваных облаков. Предел, отпущенный человеку.

— Прошлым летом был дикий лес, — говорит корабельщик, — холм, на котором кричал демон. А теперь так!

Встал гордо, будто сам строил — город. Нет, неверно! Правильно: Город.

На причале встречают воины, ничем не отличимые от солдат с Родоса. Клепаные шлемы, щиты, равно округлые со всех сторон, лишь узор на рубахах иной, да короткие копья загнуты крючком. Тут же — безусое лицо, широкий подол с десятком вставок, светлая коса поверх пестрой накидки — и уши у нее островатые! Но и у девушки — такое же копье и щит. Разве к поясу привешен не топор на длинной рукояти — железный клюв. Легче, наверное.

— Здравия вам, гости, — греческий у нее старомоден и витиеват, — на земле республики Глентуи!

Кланяется слегка — и теперь говорит мужчина. Все привычно: портовый сбор, пошлина. Есть и новое! Ни на Дунае, ни на Рейне, такого слышать не приходилось!

— Если вы не собираетесь торговать в Кер–Сиди, а желаете подняться выше по реке, например, в Кер–Мирддин, пошлину платить не обязательно. Тогда вам опечатают трюм. Сорвете печати до отплытия — штраф. Если желаете пока прицениться, советую выбрать печати. Надумаете торговать у нас — оплатите пошлину, печати снимем… Не надумаете — серебро при вас останется.

Баян сразу согласился на печати. У одного из воинов с собой оказалась маленькая жаровня. Маленькая, но хитрая: внизу деревянная чаша с водой, выше железный противень с углем, над тем глиняная чашка для воска. Девица сунула руку в прорезь широкой юбки, достала палочку воска. Увидела, какими глазами глядит Анастасия.

— Карман, — пояснила на грубой латыни. — К разрезу изнутри небольшой мешок пришит. Очень удобно…

Вояки и купцы отправились обходить люки. Печати должны лечь как следует. Потом появились дела на берегу — отдать тот же дротик… Баян отправился притворяться с ними, экономить истертый медяк, оставив талант золота под присмотром обычной охраны, «служанок» с саблями на боку. В степи женщина может оказаться правительницей: регентшей при сыне, единственной наследницей отца, молодой вдовой без детей… Правление — это война, не только в степи. То–то сестра «Стратегикон» учила старательней Псалтири! На самом деле охранницы вполне достойны августы, все из хороших родов. Жаль, больно суровы. Пока рекой шли — ни на палубу лишний раз выглянуть, ни поговорить с кем. «Тебе нельзя!» А поболтать после молчания в башне так хочется!