Последний Люцифер: утраченная история Грааля - Светлана Поли

— Вы хотите меня испугать? — снисходительно поинтересовался он, несколько растерявшись.

— Нет, — почти равнодушно ответила Анжела. — Но если есть атрибуты, которые помогают вам сохранять присутствие Духа и веры в Спасителя, то самое время взять их в руки.

— Господи! Да что же вы собираетесь поведать мне такого ужасного, что требуется столь пространное вступление?

— Просто хочу вас предупредить заранее, чтобы потом мне не предъявляли обвинений в искушении слуги Бога.

— Это становится уже интересно. Уж не хотите ли сказать, что вы…

— Не в коем случае, святой отец. Я не желаю вам зла. Мне просто необходима ваша помощь.

— Моя помощь? В чём? И кто вы?

— Я не могу вам сказать, вы не поверите. Или потребуете доказательств, а я не смогу вам их предоставить в силу ряда причин.

— И всё же вы говорите немыслимыми загадками.

— Извините.

— Я весь во внимании.

Наступила тишина.

— Право, я и не знаю с чего начать… — растерялась Анжела.

— Начните с того, что подвигло вас попросить о помощи.

— Что подвигло, значит? Наверное, отчаяние, которое не покидает меня вот уже многие и многие годы.

— Это случилось давно?

— Да, святой отец, очень давно.

— Сколько лет вам тогда было?

— М… Ну… — она тяжело вздохнула и проглотила воздушный комок, пытаясь найти вразумительный ответ.

— Ладно, продолжайте.

— М… — Анжела засомневалась в правильности своего решения снова откровенничать с незнакомым и посторонним человеком.

— Вы боитесь меня шокировать? — догадался отец Яков.

— Угадали.

— Но вы меня уже предупредили. И я готов к самым неожиданным признаниям. Поверьте, мне приходилось выслушивать разных людей. Разных, — сделал он многозначительный акцент на последней фразе.

— Хорошо, святой отец. Я поняла. В общем… Моим страданиям и страданиям моего рода тысячи и тысячи лет. Веками я надеялась всё исправить и заслужить прощение, но всё было безрезультатно. И потому я испытываю сейчас только отчаяние. Никак иначе это не назвать.

— Мне показалось, что речь зашла о слишком длительном периоде жизни для человека, или нет?

— Возможно, для людей этот срок действительно велик, но не для… Знаете, когда человек страдает, время кажется ему наказанием, — уклончиво ответила Анжела. — Потому что течёт немилосердно медленно.

— Это верно.

— Давным-давно мы утратили благодать Бога. И чтобы её снова обрести, нужен тот, кто мне в этом поможет. Одним словом, мне нужен Христос.

— Он всем нужен.

— Да-а… Но мне он нужен больше, чем кому-либо из смертных. Ибо он мой Спаситель, мой освободитель. Он обещан непосредственно мне. И когда он спасёт мою душу, лишь тогда я смогу спасти человечество. А пока я ничего не могу сделать. Только остаётся наблюдать со стороны за всеми ужасами, которые творятся в мире. И я бессильна что-либо предпринять. Мне нужен стимул. Понимаете?

— Нет пока, но продолжайте.

«Боже! Очередной сумасшедший», — подумал святой отец.

— Мне нужна уверенность, что знания, переданные мной роду человеческому, не навредят ему и не приведут к самоуничтожению человечества. Мне нужно знать, что люди уже готовы их принять. Все люди, а не только избранные. Мне нужен знак свыше.

— И как вы это поймёте?

— Когда появится тот, кто будет способен это адекватно воспринять, оценить, правильно понять и сознательно принять. А понять и принять это с радостью может только Христос. Только его уровень духовной культуры и мудрости, только его степень преданности Богу есть необходимый критерий для способности узнать Истину, узнать Правду и вернуть её землянам. Он должен иметь сердечное мужество для того, чтобы, сняв семь печатей, не сойти с ума от того, что прочтёт в Книге Жизни. Именно он и будет необходимым знаком Небес.

— Н-да уж…

— Образно выражаясь, я — та Книга, как провозвестник грядущего.

Священник насторожился.

— За время моего пребывания на Земле мне приходилось общаться с различными человекоподобными подвидами, — продолжала незнакомка. — Все они прямо или косвенно обращались ко мне за помощью в тот или иной период своего существования или тяжёлого испытания. Но когда потребовалась помощь мне, они отгородились, самоустранились, отвернулись. Поверьте, я обращалась и к своим соплеменникам, и к зверям, и к людям. Но никто из них не захотел помочь мне вернуться к Богу. А сама я не могу.

— Гордость?

— Это не гордость. Это закон. Иисус тоже сам не мог этого сделать без посторонней помощи. Ибо это грех.

— Поясните сказанное. Мне ещё сложно понимать на русском языке.

— Самоубийство — грех. Теперь вы понимаете?

— Да, я понял. Несомненно, это грех. А возвращение к Богу обязательно через смерть?

— Иначе нельзя. «Из праха мы исшли, и во прах мы прейдём».

— Ладно. Я понял.

— Гордости и пренебрежения к людям у меня уже давно нет. Мы зависим от них, от их отношения к нам. Ангелов могут спасти только люди, если будут их любить и понимать их поступки. И людей можем защитить от рептилий тоже только мы. Мы связаны. У нас общий предок… Но я устала от тысячелетнего одиночества, нескончаемых блужданий по земле в поисках истинного Спасителя, от непонимания и людских шараханий. Самое ужасное и обидное то, что люди не желают спасать даже себя. Что уж говорить о падших и отверженных! Вот только время уже на исходе. Человечество может погибнуть, так и не узнав Правду.

— Я снова слышу о тысячелетии. Это аллегория?

— Святой отец, — замялась Анжела, — дайте слово, что вы не убежите из кабинки, услышав моё имя.

— Вы всё время говорите загадками. Они беспокоят меня куда больше, чем откровенная речь. И всё время хотите меня испугать, намекая на потустороннюю Силу.

— Ах, если бы всё было так просто… — вздохнула Анжела. — В каждой эпохе мы получали прозвище, связанное со светом. И мне — по человеческим меркам — действительно очень много лет. Очень.

— Так вас беспокоит тот факт, что люди не умеют прощать? Я правильно вас понял? — Яков попытался вернуть разговор в русло реальности.

— Да, падре. Не умеют прощать, не способны мыслить самостоятельно… А ещё, что они не умеют любить взаимно.

— Любовь — это дар Божий. И её нужно заслужить.

— Вы правы, вы правы. Поэтому я и прошу, чтобы вы помогли мне… Помогли заслужить у Бога любовь, дабы Он простил меня. Ведь вас, людей, Бог пока что любит более чем нас.

«Господь, дай мне сил вынести этот разговор!» — мысленно взмолился Яков.

— Я не совсем вас понимаю. За что Бог должен простить вас? За что, вы считаете, Бог вас наказывает? Что ужасного вы совершили в прошлом? Что вас мучает?

— Это долго объяснять. Уж легче просто назвать имя, — ответил падший ангел и виновато опустил голову.

— Но вы не хотите его называть, — догадался Яков.

— Да уж, не хотелось бы.

— Ну и?

— Когда-то у Бога были только земные животные и другие, которых сейчас принято называть драконами или рептилоидами. Потом появились мы, далее звери и позже люди. Со временем каждая каста разделилась на дополнительные подвиды. Ещё недавно каста ангелов состояла из простых ангелов, архангелов-революционеров и херувимов-наблюдателей. Причём прокляты и пали почти все архангелы и некоторые херувимы. Каста зверей, которые, как выяснилось, более совершеннее нас, делятся также на подвиды: на миролюбивое быдло, агрессивного хищника и благородного и аристократичного зверя. Как и каста людей имеет свои подвиды, подразделяясь на отвратительных нелюдей, сознательных и справедливых людей, и самого совершенного представителя всей человекоподобной расы, — Человека Истинного.

Отец Яков стал крепко сжимать в руке нагрудный крест. Что-то подсказывало ему, что это не просто исповедь рядовой прихожанки. Каким-то шестым чувством он ощущал приближение чего-то незнакомого, неведомого и безмерно мощного. Казалось, воздух вокруг него наэлектризовался, и будто звенел от напряжения; атмосфера стала разряжённой и пропитанной чем-то… взрывоопасным; чиркни спичкой — и всё взлетит на воздух. Эта невидимая лавина силы пугала Якова. И он начинал смутно догадываться, кто перед ним. Но усилием воли старался отогнать тревожные мысли. Церковь хоть и исповедовала существвание дьявола, но сам Яков предпочитал жить в согласии со здравым смыслом. Это всё фантазии, говорил он себе. Он взывал к собственному разуму, убеждая себя, что подобные мистические опасения бредовы по своей сути. Дьявол — это аллегория…

— … Моим предкам стало обидно, что старшие «дети» Бога вдруг стали меньше любимы Ею. Но так они думали раньше. И они заблуждались. Боже любит всех одинаково и не делает предпочтения кому-то одному в ущерб другим созданиям. Теперь спустя века я это знаю. Но если б мои предки раньше об этом знали…