Бриллианты для куклы - Анастасия Дробина

– А ну, тихо! – гаркнул на них Пашка. – Сядь, Атаман! И ты, Юльк, не ори! В окно лезть незачем, скажите спасибо, что в первый раз не вляпались. Надо тихо-культурно подойти к двери, позвонить, вежливо сказать, что вы…

– Из собеса, – машинально подсказала Белка. Атаманов заржал, Юлька тоже усмехнулась, а Белка смутилась: – Чего гогочете-то? Ну, не из собеса, а… подписи собираем.

– Какие подписи? Мэру города? Чтобы джунгли под окнами выкосил? – завопил Атаманов.

– Можно принести ей куклу, – вдруг послышался негромкий голос.

Мгновенно стало тихо. Все глаза уткнулись в Натэлу.

– Кукла ведь совсем недорогая, да? – помолчав, продолжила та. – Можно прийти с ней к Сове и сказать… ну… сказать, что вот мы нашли, не ваша ли вещь…

– А она спросит: с чего вы взяли, что моя? Или: а где все остальное? – сощурился Атаманов.

– Скажем, что… ну, что нашли куклу на асфальте. И теперь обходим весь подъезд.

– Не поверит, – уверенно отрубил Серега. – Или решит, что у нас крышу сорвало.

– Какой нормальный человек найдет куклу и будет с ней по всему дому бегать? – поддержала его Белка.

Натэла помолчала. Затем заговорила задумчиво:

– Когда я была совсем маленькая, я один раз уронила в окно Джурку – песик у меня был резиновый, я его любила очень. Плакала два дня. Братья весь двор облазили, все кусты – не нашли. А на третий день пришел дворник, дядя Кето, и принес Джурку. Случайно нашел на улице, наверное, мальчишки забросили. Мама дядю Кето целовала как родного, и бабушка, и я тоже… Мне кажется, ничего страшного не будет, если мы принесем куклу. А то, что она будет без бриллиантов… Бриллианты мог ведь найти кто-то другой, правда? Забрать их, а куклу выкинуть.

– Н-н-ну… может быть… – медленно протянул Пашка. – Может быть, ты сама и пойдешь?

– Пойду, – спокойно согласилась Натэла. – Юля, ты со мной?

«Ни за что!» – подумала Полундра, вздрогнув при мысли о том, что снова окажется в квартире Совы. Ее спас Пашка.

– Нет, у Юльки вид очень уж хулиганский. Сова еще перепугается. Пусть лучше Белка идет, она тут самая приличная.

К общему удивлению, Белка бодро сказала:

– Пожалуйста! А если узнаем, что кукла ее, тогда и брюлики можно будет вернуть.

Час спустя во двор на бешено фырчащем и выбрасывающем клубы синего дыма мотоцикле влетел Батон. Все вскочили и кинулись к нему навстречу.

– Ты ее упустил? – перекрывая рев и кашель мотора, заорал Атаманов.

– Не-е-ет! – выкрикнул в ответ Батон.

– А что так быстро тогда? Да выключи ты его!

Мотор смолк. И в наступившей тишине раздался радостный голос Батона:

– Они уехали в аэропорт! Обратно во Внуково!

– И улетели?

– Рыжая, наверное, улетела.

– Что значит – наверное? – уточнил Пашка.

Батон насупился, почесал затылок, посопел и уныло сознался, что рыжую он потерял.

– Да что ж ты за балбес, бог ты мой?! – завопила Юлька. – Ничего попросить нельзя, все самой надо! Как ты ее с таким морковным салатом на голове потерять мог?

– Да там же народ толпами шляется! – оскорбленно заорал в ответ Батон. – Рыжая нырь – и все! Что мне, напополам было разодраться? Их-то две, а я один, как дурак! А черную в бейсболке я довел до самой гостиницы. Она вошла и там осталась.

– На какой машине ехала? – вдруг спросил Пашка.

– На той же самой. Белая «Альфа-Ромео».

– Значит, тачка ее. Или у них одна на двоих. – Пашка вздохнул. – Плохо, что рыжая ушла от наблюдения. Мы теперь не знаем, действительно она улетела или это липа. Хотя, скорее всего, улетела. Мы же все-таки не ФСБ, чтобы специально для нас такие спектакли устраивать.

– Пашка, ну и что делать будем? – осторожно спросила Юлька.

– Пока – делить брюлики, – решил тот. – Завтра засылаем разведку к Сове, а дальше – по обстоятельствам.

– Сережа! Сереженька-а! – раздался вдруг со стороны ведущей на бульвары подворотни женский голос.

Атаманов, вздрогнув, вскочил и рявкнул:

– Мать, ты, что ль? В магазин, что ль, бегала? Чего меня не дождалась, я ж говорил: освобожусь – схожу!

Он рванулся было с места, но Юлька поймала его за майку:

– Куклу оставь!

– Тьфу ты… – Серега не глядя бросил ей голубой сверток.

– И возьми что-нибудь! – не отцеплялась Юлька. – Договорились ведь – разделим…

– Давай скорей! Да быстрей ты, вон маманя моя с сумками прется, а ей нельзя! – Атаманов на ходу сунул в карман джинсов бриллиантовое колье с пустым глазком и помчался к подворотне, продолжая выкрикивать: – Мать, нет, ну ты чего ж делаешь? Зачем две сумки картошки тащишь? Ну и что, что дешево? И что, что с Кубани? Делать нечего? Грыжа тебе нужна? Забыла, кто мужик в доме? Дай сюда… Совсем с ума сошла…

– Сережа, осторожно… – Худенькая, как девочка, и такая же маленькая тетя Маша, медсестра из больницы с бульваров, устало улыбалась, задрав голову, чтобы глянуть в лицо сыну, который был выше ее на полторы головы. – Сережа, ты уроки сделал?

– Объясняю для особо одаренных: второй день каникулы! – прорычал Атаманов. – Второй день каникулы! Совсем со своими больными офонарела… Идем домой!

И он, свирепо нагнув голову, широким шагом двинулся к подъезду. Сумки с картошкой мерно болтались у него в руках. Тетя Маша покорно семенила следом.

– Кр-рутой перец! – серьезно оценил Пашка. – Ну, давайте заканчивать?

Оставшиеся украшения разделили быстро. Белка взяла диадему с изумрудом-капелькой и, бережно уложив ее в носовой платок, спрятала в карман. Натэла забрала серьги и кольца, хотя по ее лицу было видно, как все это ей не нравится. Батон очень аккуратно сгреб толстыми пальцами два ажурных браслета, а на долю Пашки и Юльки досталась фантастическая брошь в виде букета гладиолусов.

Вечером кузен и кузина Полторецкие сидели в большой комнате за круглым столом. Мата Хари спала под лампой, время от времени укладывая пушистый хвост на клавиатуру Пашкиного ноутбука. Пашка хвост вежливо снимал, сосредоточенно двигал «мышью», впившись глазами в экран ноутбука. Юлька терзала учебник алгебры. За стеной храпел уморившийся после экзаменационного дня Игорь Петрович: расспросить его насчет Совы Юлька так и не успела. Полундру нервировал дедов храп, она пыталась зажимать уши руками, с тоской глядела на многочлены в учебнике, вяло пыталась изобразить что-то подобное в своей тетради, разрисованной мотоциклами, сердцами и готическими буквами, но все было тщетно.

– Что ты там страдаешь? – не отрываясь от ноутбука, поинтересовался Пашка. – Брось свою книжку, иди спать.

– Это не книжка, это алгебра, – мрачно откликнулась Юлька. – У меня переэкзаменовка. Завтра в девять консультация. А я ничего, ну ваще ничего не догоняю! Все, финиш, меня Катушка на второй год оставит… У деда будет инфаркт с миокардом!

– Не с миокардом, а миокарда… – Пашка отодвинул ноутбук и заглянул в Юлькину тетрадку. – А чего тут догонять? Такой ясный пень, что…

– Тебе ясный пень, ботан несчастный, а мне лес дремучий! – вскипела Юлька. – Я не знаю, зачем к «а» прибавлять «б»! Я понимаю три плюс два! А это…

– В принципе, если хочешь, я тебе могу все сейчас решить, – заявил Пашка. – Но вот вопрос: как ты завтра на консультации объяснишь?

– Не зна-а-аю… – сникла воодушевившаяся было Юлька.

– А ты знаешь, на чем тебя глючит? – задумчиво спросил Пашка. – На том, что ты алгебру видишь как арифметику, а они почти что рядом не стояли.

– Как «не стояли»?.. – растерялась Юлька. – Они же одинаковые почти, только в одной цифры, которые мне понятны, а в другой какие-то дурацкие «а», «в» и «с»…

– Так в том-то все и дело! – хмыкнул Пашка и придвинулся ближе к сестре. – Та-а-ак, где у нас тут наш многочленчик? Ну, совсем фиговенький! Смотри сюда и слушай, меня не греет по два раза объяснять…

Через пять минут Юлька подняла глаза от тетради, в которой развесистый многочлен лихо сократился до двух иксиков и одного игречка, и ошарашенно попросила:

– Пашенька, миленький… Посиди, я сейчас Батона позову, у него тоже… ему тоже… завтра… консультация…

– Ладно, зови! – рассмеялся Пашка, и Юлька кинулась к телефону.

В два часа ночи темный двор огласился двумя дурными голосами, исполняющими «Танец маленьких лебедей»:

Па-па-па-па-па-парарам-па,Пам-пам-пам-пам-па-а! Эх! Пам-пам-пам-па! Эх!!!

В доме один за другим начали загораться окна. На свой балкон выплыла растрепанная Белка в ночной рубашке, жалобно спросила:

– Что случилось? Надо же так фальшивить… Соня, ты слышишь этот ужас?

Тут же ее голосок перекрыл сонный рык Атаманова, по пояс высунувшегося в окно этажом выше:

– Вы чего, озверели? У меня мать спит! Ща как выйду, как наваляю обоим!

Внизу, под единственным фонарем, на засохшей клумбе, Полундра и Батон, взявшись за руки и вскидывая ноги, исполняли балетный номер. Из окна первого этажа доносилось Пашкино ржание. В соседнем окне виднелось изумленное лицо Игоря Петровича.