Коло Жизни. Бесперечь. Том второй - Елена Асеева

– О… я об этом не знал и не подумал, спасибо Отец, что подсказал, – встревожено произнес Стынь, и на его большой лоб наползла с под низу легохонькая бороздка, вздетая поднявшимися выспрь бровями, сделавшая выражение лица виноватым. – А может ты, Отец, поставишь щит?

– Нет, – властно отозвался Перший, и легошенько качнув головой, тем самым точно враз отворил дотоль прикрытые веками очи. – Мой щит по условиям соперничества не позволительно ставить. Да и потом Небо знает, как он выглядит… Но он не ведает, как выглядит твой, посему ты можешь быть спокоен. Небо не скоро его найдет, и так как гипоцентавры прилетят сразу в три места на Земле, построят там себе для жизни города, как любят делать, зачаток будет в безопасности… Ну, а потом, когда плод наберет силы, и Небо станет спокоен, что ребенок белый, он его не станет уничтожать. Понеже достаточно сильно привязан к тебе, и побоится расстроить. Так, что глаз, мой милый, все же придется поправлять гипоцентаврам. И да… вот еще, что когда отправишься в систему Шуалина, возьми с собой Круча. Поколь в Млечном Пути нет Асила нужно, чтобы наша кроха, как можно меньше проводила времени обок меня. Оно как, милый малецык, итак слишком от меня зависим. Я страшусь, что когда прилетит Асил, Круч и вовсе не захочет к нему возвращаться… Такое уже было и не стоит тому сызнова повторяться.

Глава седьмая

Стыню так и не удалось помочь Есиньке с глазом, хотя в ближайший месяц он не раз проводил толкование с Отцом, впрочем всяк раз слышал один и тот же ответ. Не уступал сыну Перший по причине того, что боялся навредить Крушецу, словно ощущая, что с тем происходит дюже неладное.

Однако, Еси в отличие от Стыня и Липоксая Ягы совсем не тревожил глаз и потеря зрения. За прошедший после первой близости с младшим Димургом месяц девушка и вовсе окончательно перестала видеть. Черное пятно полностью поглотило видимость и остановило движение в самом глазу. Если, что и волновало юницу, это лишь редкий приход Стыня да смена их места встречи. Теперь он уносил ее не на остров затерянный в океане, а на крошечный островок посередь реки Иловай, выглядывающий из воды своим круглым пятачком, поросший невысокой травой и по краю, вроде тына окруженный рядьями ярко-алого петушка.

Волновал Еси только редкий приход Стыня. Обаче, появилось то, что стало ее очень сильно пугать… И пугать стало с недавнего времени. Ибо давеча в голове девушки давление и туман рассеялись, и вновь появились тягучие стоны. И если раньше Крушец пытался закричать и звал в тех всплесках Отца, днесь слышались только его тягучие стенания, смысл которых юница не понимала. Однако, она ощущала, что это связано с той божественной душой, о которой толковал Липоксай Ягы. Право молвить, девушка боялась зримой двойственности меж собой и душой. Так, точно в ней единожды существовало две разные сущности, дотоль бывшими единым целым, а после лечения вакан разделившихся… распавшихся… раздробившихся.

Есислава понимала, что об этом надо потолковать со Стынем, не только как с возлюбленным, но и Богом. Тем паче тот все время спрашивал ее о жизни у манан, но вместе с тем боялась и вовсе чем-либо с ним поделиться. Думая в данном случае, как присуще человеку, что ее явственная болезнь может расстроить их отношения.

Тем не менее, Есиньке все же пришлось рассказать о произошедшем у манан, одначе, утаив и про боль во время вмешательства вакан, и про стенания Крушеца. Девушка лишь поведала Стыню о видениях… и поведала, потому как они вновь появились. Днесь видения прошлого приходили с учащающейся частотой, если по первому сие были дымки ушедшего, возникающие раз на дню, вмале они стали проявляться четкими фрагментами… четкими и весьма ясными. Почасту в тех видениях девушка видела многорукую, голубокожую женщину, и, даже ощущала на своей коже ее полюбовные, родительские поцелуи. Реже она зрела белокожую, худую и очень красивую женщину с миндалевидным разрезом очей, в которых и вовсе не имелось ни радужной оболочки, ни зрачка, всего-навсе белая склера наполняла их внутренность, а по ней иноредь кружили золотые спирали, аль они и вовсе меняли цвет на золотистый, такой, каким подсвечивалась кожа Богов. В моменты тех видений Еси ощущала дикую и явно болезненную тоску и тогда слышала те самые тихие стоны.

– Что это такое? Кто эти женщины? – наконец решившись, рассказала о своих новых видениях Богу Есислава.

Это произошло, как и понятно, на острове, где разбил приют для их любви Стынь… И где, несмотря на отсутствие какого-либо навеса, всегда царил полумрак и прохлада, будто солнечные лучи обходили его стороной, очерчивая тем самым едва зримую полусферу. Младший Димург, к собственной радости добившийся требуемой от него Отцом доверительности, возлежал на левом боку, подперев голову рукой, и нежно гладил перстами лицо лежащей подле него девушки, проводя по коже ее щечек, выпуклой спинке носа, аль алым устам. Услышав молвь юницы, он напряженно замер, перестав даже голубить ее кожу, остановив движение перста на верхней полноватой губе с четко прорезанными уголками, а после очень тихо ответил:

– Это женщины из твоего прошлого.

– Моего? – удивленно переспросила Есислава и Стынь медленно кивнул.

Когда девушка впервые рассказала о видениях ушедшего у манан, а Стынь передал Першему, последний не просто услышанному расстроился, он зримо испугался. И присутствующие на тот момент в зале Стынь и Круч это увидели. Старший Димург погодя сумел справиться с собственными чувствами и предал взгляду спокойствие, а толкованию властности, потому попросил сына быть более внимательным к тому, что рассказывает девочка и на вопросы ее отвечать предельно правдиво и четко.

– Разве такое может быть? – погодя вопросила Есинька и нежно улыбнулась золотому сиянию кожи Стыня, сызнова поглотившему все коричневу. – Ведь люди не могут вспоминать свои жизни. По верованиям дарицев душа человека многажды раз перерождается, однако он не может вспомнить события прошлых жизней.

– Потому как, – Димург на чуток задумался, стараясь подобрать правильность объяснений и нескрываемо тревожно, вероятно, также как давеча в зале слушая его, смотрел Перший, оглядел девушку.– Они те воспоминания… вроде как снимаются… смываются с души.

– В огненно-солнечной реке Смородине? – повторила юница слова из древнего предания дарицев.

– Ну, можно и так сказать, – глубокомысленно протянул Стынь, сейчас понимая, что сказывать ту самую правду не стоит.

– А я значит не душа, – чуть слышно продышала Есинька и сомкнула глаза, наслаждаясь теплом этого дня, легкими едва ощутимым касанием о тело любимого. – Я значит эта… как же они говорили… Ах, да, лучица… Внутри меня живет не душа, а лучица, потому я ощущаю эту раздвоенность, да?

Девушка смолкла, ожидая ответа от Бога, на слова, каковые она вельми хорошо разобрала, прозвучавшие из уст одной и второй женщины из видений. Впрочем, Стынь не ответил. Еси медленно отворила глаза и узрела в черных очах Зиждителя испуг… явственный, который точно блеснул крупными боками слез.

– Почему ты молчишь, Стынюшка? – нежно проронила юница, вкладывая в величания Бога всю свою человеческую чувственность.

– Ты чувствуешь раздвоенность… давно? – низким гласом поспрашал Димург и девушке показалось, дрогнул не только он, но и столь мужественные черты лица возлюбленного.

Стынь скоро перевел взор с лица девушки и взглянул на маленькую с ноготок голубую бабочку, нежданно возникшую над алым соцветием петушка, торопливо замахавшую своими махими крылышками. Он явно желал прощупать Еси, но так как это в категоричной форме запретил делать Отец, благоразумно погасил свое желание и перевел взгляд на порхающую бабочку, иль может божественной мощью его взора мгновенно вызванную. В этот раз, однако, не ответила Есислава, она почасту так делала… особенно если это касалось испытанного у манан, и также почасту переводила разговор в иное русло, оное интересовало лишь ее. Вот и сейчас, она, резко поднявшись, села и оглядела омывающую со всех сторон островок зеленую реку, вяло волокущую свои переполненные илом и потому такие тяжелые воды, с тем боясь потревожить общение двух находящихся на нем.

– Те женщины из видения, имена которых я не уловила, – молвила Есинька продолжая говорить о том, что тревожило ее. – Они называли меня по разному… лучица, госпожа, Владелина… Владелина… Я была в прошлой жизни ею… И если ты даже не ответишь Стынь, – дополнила свою речь девушка неотрывно уставившись на выскочившую из воды блеснувшую своей серебристой чешуей большущую рыбину. – Ничего не изменится. Я теперь уверена, что в прошлой жизни была этой Владелиной… Теперь понимаю, почему Боги ко мне приходят. Огнь, он наверно и есть Отец этой самой лучицы, моей души… естества.