Дзихаку/Jihaku (ЛП) - Камуи Гакт

Странно, но до поездки на Мадагаскар, я почти никого из них еще не знал. Но в любом случае, сейчас это великолепная группа.

Из этих 15 человек большинство можно назвать «главами». Это те, кто возглавляет семью. Есть и те, кто занимается политикой.

Если я включу в семью абсолютно всех, сверху до низу, получится довольно много народу. Здесь дело не сводится к формуле 1+1=2. Если каждый член семьи лично общается со всеми остальными, то размер семьи резко возрастет. Мы называем это «правило семьи», очень загадочное явление.

Однако нас объединило не это.

Люди, возглавляющие семью, всегда были рядом со мной, но со своими проблемами сражались в одиночку. Не потому, что им нельзя было показывать свои слабые стороны. Дело было в том, что у них хватало чувства ответственности на то, чтобы разбираться со своими проблемами самостоятельно и не важно, что вы об этом думаете, но когда отвечаешь за жизнь других людей, то и сам взрослеешь.

После начала сольной деятельности я стал много размышлять об этом и начал общаться с людьми, кто думал так же, как я. Вместе мы идем вперед. Никто из нас не может отступить или остаться в стороне. Если я остановлюсь, то и все остановятся. Так я думал когда-то.

Говорят, легче всего идти по жизни, сражаясь в одиночку.

В последнее время я много думал об этом. Идти по жизни, сражаясь в одиночку, может, и легче всего. Но те, кому при этом есть во что верить, они сильнее.

Раньше, до моего прихода в Malice Mizer, я мог сражаться как борец до полного изнеможения. И когда я падал без сил, меня утешало хотя бы то, что я предвидел свое падение.

Однако сейчас все по-другому. Я больше не должен сражаться в одиночку. Теперь у меня есть семья. Рядом со мной есть те, кто сможет поддержать меня.

Хотя было время, когда я считал, что это я поддерживаю их, на самом деле сейчас у меня появилось чувство, что это они поддерживают меня. Они — те, кто прикрывает мне спину. Если они будут со мной, я никогда не упаду.

Сейчас я считаю, что душа человека может стать такой сильной, как будто ее защищает волшебный амулет.

Самые близкие члены моей семьи чувствуют то же самое.

Раньше им приходилось сражаться в одиночестве, а объединение в семью дало им чувство, что они непобедимы. Есть семейные отношения, есть соперничество, и есть выбор — провоцировать друг друга или строить хорошие отношения.

Главная причина, почему я верю в них — потому что для них важно знать о тебе не только то, что может послужить темой для непринужденной беседы. Если ты поделишься с ними радостью, они от души порадуются вместе с тобой. Но о своих проблемах и о том, что мучает нас, мы не говорим.[21]

Вообще, почему так хочется рассказать о том, что тебя беспокоит и причиняет боль? Потому что от этого становится легче, правильно?

Если зализывать раны, боль, конечно, утихнет. Но как только ты прекратишь это делать, она снова вернется.

Поэтому, несмотря на боль, раны нужно как можно быстрее зашить. Пока накладываешь швы, это действительно больно, но когда сделаешь это, то окажешься на пути к выздоровлению. Так же и в отношениях между людьми.

У людей обычно хорошо получается поговорить о том, что причиняет боль, и зализать друг другу раны. Но когда кто-то несет тяжелое бремя, наша главная задача — помочь ему наложить швы.

Накладывать швы очень больно. Анестезии не существует, и никакие слова не помогут. Но когда все закончится, рана заживет, не оставив и следа. Такова реальность.

Например, у одного из членов моей семьи возникают проблемы. Он никому не может об этом рассказать. Но в одиночку ему не удается справиться с ситуацией.

В конце концов, мы узнаем обо всем через десятые руки. Но так как он ни с кем из нас не говорит напрямую, мы обязаны делать вид, что ни о чем не догадываемся. Не имея возможности объединиться, каждый из нас самостоятельно начинает думать, как ему помочь. Никто не говорит: «Давайте поможем ему все вместе!» Так что мы действуем довольно медленно.

Помогать кому-то напрямую — не единственный путь. Ты должен принять непростое решение, как сделать это лучше всего. В том случае это было необходимо.

Можно ли быть успешным всегда? Никто не знает. Но когда мы сталкиваемся с этим, то не сидим, восклицая «ах, бедняга!». Это просто недостойно. Говорить «ах, бедняга» человеку, который сражается изо всех сил — это не проявление сочувствия. Так можно сказать лишь о том, кто уже дошел до предела, упал и не может продолжать бороться. Думаю, именно поэтому мы не зализываем друг другу раны, а действуем, несмотря ни на что.

Кто-то считает, что мы не можем называться семьей, потому что у каждого из нас свой бизнес. Но общее дело — не обязательное условие для этого. Важно то, что если что-то случится, мы можем рассчитывать на настоящее взаимопонимание, кроме того, мы можем здорово проводить время вместе. Однако без веры друг в друга у нас ничего не выйдет.

Каждый раз, когда кто-то из членов моей семьи оказывается в беде, я не сижу рядом с ним, вздыхая: «О, я так тебе сочувствую», а говорю: «Ты можешь это сделать!». Но чтобы так говорить, я должен сам стать более сильным.

Это здорово: жить, как будто у каждого из нас есть волшебный амулет.

Как если бы, попав в беду, ты мог просто достать из кармана амулет, способный защитить тебя.

Думаю, нужно жить именно так.

Глава 4.1. Первая любовь, первая девушка

Иногда я задумываюсь: может, я не должен писать про любовь? Конечно, любви в моей жизни было предостаточно.

Впервые я влюбился в детском саду. Мне было 6 лет…

Она была моей воспитательницей. Она была наполовину японка, очень красива и очень стильно одевалась. Когда она была рядом, я, почему-то, был очень счастлив.

Наверное, это была всего лишь «щенячья любовь», но для меня это было очень важное чувство.

Тогда, в 6 лет, я, конечно, толком не понимал, что значит «любовь». Но ведь это очень важное слово?

Когда у нас в детском саду заканчивались занятия и другие дети шли домой, я один оставался. Я хотел еще хоть немного побыть с воспитательницей. Это недолгое время я находился с ней рядом и любовался ее фигурой.

Однажды за ней пришел молодой человек. Когда она увидела его, ее лицо засияло. Когда она была со мной, ее лицо было совершенно другим. Я в первый раз увидел ее улыбку.

Она сказала мне заговорщицки:

— Это наш секрет, хорошо?

Она прижала палец к губам и казалась смущенной. Потом она и ее бой-френд бодрыми шагами вышли за дверь.

Я был совершенно подавлен.

Я понял, что я пока всего лишь ребенок. И еще я осознал, что она никогда не станет моей девушкой. Это было унизительно. В первый раз я захотел поскорее вырасти.

Впервые у меня появился кто-то, кого я мог назвать своей девушкой, когда мне было 10 лет. Ей было 13 или 14, значит, у нас была разница в возрасте 3–4 года. Она жила по соседству.

Из-за того, что в то время у меня был рост около 160 см, я был самым высоким в классе и, как мне казалось, выглядел взрослым.

Наши отношения не были простыми. Скорее — с приливами и отливами. Хотя мы ходили на свидания, это были, в основном, прогулки по окрестностям или по руслу высохшей реки. У нее была собака, и она брала ее с собой. Это добавляло нашим свиданиям несерьезности. Потому что мне было всего 10 лет.

Но все-таки мой первый поцелуй был не с ней. Это было в 6 лет. Из-за этого я немного повзрослел.

К отцу в гости приходил друг. Он приводил с собой девочку. Ей тоже было 6 лет.

Кажется, это случилось, когда мы с ней играли в прятки в подвале. Я помню все очень смутно, но в саду совершенно точно лежали бочки, подпертые камнем. Да, я уверен, там были бочки.

Я спрятался в них, и она нашла меня… Нет, наверное это она пряталась в бочках, а я нашел ее.

Мы оба были возбуждены. Когда я залез в бочку, почему мое сердце так забилось? В этом тесном пространстве я был втайне необыкновенно поражен ею.

Мы играли и решили попробовать залезть в бочку вдвоем. Там было темно и пахло металлом. Снаружи проникал свет. Если я поворачивался, я видел ее. Наши тела идеально помещались в бочке. Ее дыхание отзывалось эхом. Воздух вокруг нас был очень влажным.