Любовные реки, семейные берега (Архетипические сюжеты семьи и рода) - Дмитрий Соколов

3

А как это сделать? Вначале, когда дядя Петя и мама Наташа стали дружить, мама немного забыла про детей, и стала про них поменьше гадостей придумывать. Но потом, очень скоро, она спохватилась, что как-то мало детьми занимается. И поехала сочинять про них вдвое больше. Теперь Витеньку трактор переезжал по пять раз в день, а Светочка то падала в шахту, то ее уносил аист. Мама разгулялась.

Дядя Петя ничего про мамины занятия не знал, но чувствовал, что что-то происходит не то, когда мама задумывается и смотрит в никуда или в стенку. И губы у нее как-то при этом кривятся. Спросил ее раз, спросил другой, а она стесняется, про детские мучения не рассказывает. Как детей в одиночку мучить – это она понимала, а вместе пока ни с кем не умела.

4

А у дяди Пети были необыкновенные друзья, волшебные ягоды смородины. Все-таки он немного был волшебником. Виделся он с ними редко, потому что жили они далеко друг от друга: дядя Петя в городе, а ягоды в лесу. Но иногда, хотя бы пару раз в году, они виделись, иногда просто так, иногда по нужде. И когда они виделись, маленькие смородинки рассказывали дяде Пете всё что угодно, что он хотел знать. Потому что они сами очень много знали, почти что всё на свете.

И вот дядя Петя отправился в далекий лес, чтобы посоветоваться с ягодами про мама Наташу.

Долго ли, коротко, но дошел он до того леса, разыскал своих друзей, сел с ними у маленького лесного костра и задал свой вопрос.

5

«О дядя Петя! – сказал ему старшая смородинка, а остальные дружно закивали. – Вопрос твой хорош, но труден. С одной стороны, конечно, ничего сложного: возлюбленная твоя, когда смотрит в стенку, представляет, как детей ее мучают и убивают. И потому жизнь ей не в радость, даже несмотря на твою любовь, хороших детей и прочие милости. Эти фантазии отнимают у нее жизненный сок, потому что потом, чтобы снять их результаты со своих детей, она берет их на себя. Это грустная история, дядя Петя, и лучше бы тебе в нее даже не вмешиваться. Потому что зачем и почему она это делает – большая загадка, которую и ей-то разгадать трудно, а тебе совсем невозможно».

«А как же можно ей помочь?» – спросил дядя Петя.

«А никак, уважаемый дядя Петя. Такие вещи одни люди за других делать никак не могут. Не хорошо так одному существу глубоко вмешиваться в другое. Ты сам-то маме Наташе не уподобляйся».

«Ну хоть что-нибудь-то можно сделать, милые мои смородинки?»

«Ну, приведи ее сюда! Мы ей тогда покажем правду-маточку!»

На том и порешили.

6

Легко сказать, да трудно сделать. Маму Наташу легче было увезти на ПМЖ в Среднюю Зеландию, чем в лес по смородину. Она была очень городским человеком. Дядя Петя уже и пытаться бросил ее уговаривать. Прошел не то год, не то два. Жизнь как-то вошла в свои берега.

И тут десятилетний Витя поломал ногу. Играл на дворе в футбол, как-то споткнулся, полетел на камни и – боль, кровища. Его повезли в больницу, а мама Наташа стала плакать-убиваться. Дядя Петя сперва сидел ее утешал, а потом опять чувствует – что-то не то. Уже и из больницы позвонили, что с Витей все нормально, ногу ему прооперировали и наложили гипс. Уже и Света легла спать заплаканная и некормленая. Уже и ночь настала глубокая, всем спать пора, а мама Наташа все плачет, все убивается.

Расстроенный дядя Петя подсел к ней, обнял и говорит: «В чем дело, Наташенька?» И тут услышал странное: «Это я во всем виновата!»

Стал дядя Петя допытываться, а мама Наташа ему плачет, аж захлебывается: «Ведь я это все вчера видела! Как Витенька ногу ломает! Когда в футбол играл!»

И потихонечку рассказала ему, как ей картинки детских мучений и смертей все время в голову лезут. И что до сегодняшнего дня они вроде бы не исполнялись, а сегодня – вот, исполнилось! И теперь она чувствует, что это она виновата в травме Вити.

«Ого, подруга», – обнял ее дядя Петя, – «Так ты далеко зайдешь. А во второй мировой войне ты не виновата?»

И рассказал ей, что говорили ему смородиновые друзья пару лет

назад.

И слово за слово, уговорил поехать за помощью в далекий лес.

Конечно, когда Витя поправится.

7

Маме Наташе было страшно. Уже тем утром, когда они поехали в лес, еще до автобуса и электрички, ей было страшно и липко во рту, а потом все сильнее. Долго они добирались, долго искали смородину, и только к ночи расположились у костра. Тихо горел костер, тихо сидели люди, окруженные волшебными ягодами со всех сторон. Чем-то, наверное, мама Наташа была им интересна, потому что собралось к костру их великое множество.

Запинаясь, мама Наташа рассказала о том, что уже много лет у нее в голове погибают ее дети, что она не знает, почему это происходит, и что она хочет от этого избавиться.

Настала тишина.

«Женщина, – сказала одна смородинка, – мы можем тебе показать разные пути, откуда могли взяться твои видения. Нам это легко. Тебе же, скорее всего, будет трудно. Но, извини, уж прими как оно есть. Все, что ты здесь сейчас увидишь и услышишь, взято у тебя из головы».

8

И первое, что увидела мама Наташа, было поле мертвых детей. Мальчики и девочки лежали вповалку на бесконечном поле, и все девочки был как ее дочка – только разного возраста – а все мальчики были ее сыном. С этой картиной все было понятно: здесь валялись все ее фантазии про детей, только не по одной, как она их сочиняла, а все сразу. И было там – так ей показалось – сорок тысяч детей.

Мама Наташа пошла через поле, и постепенно мертвые дети становились все младше, и поэтому она поняла, что движется назад по времени. И когда дети стали попадаться совсем редко, пустое поле заполнилось кустами, которые становились все выше и скрыли весь остальной мир. За кустами, на маленькой поляне, стояла огромная женщина. Возле нее тоже лежали дети, и она то и дело хватала одного из них и отправляла в рот. Просто так хватала и съедала. Мама Наташа окаменела от ужаса, и этот ужас уловила «Большая Мать». Она повернулась и сказала: «Ну да, ем. А что? Я породила, я могу и убить. Почему нет?»

У мамы Наташи все закружилось перед глазами от этой жуткой логики. «Я породила, я могу и убить.» Действительно, почему нет? Один слабый голосок говорил где-то внутри: «Не ты породила!», но мама Наташа тогда еще не знала, что не мать рождает ребенка, но он проходит через нее, как через пустоту. Другая мысль ее была: «А где же отец?»

9

И тут появился отец. Отца своих детей мама Наташа когда-то, конечно, любила, но уже давно и сильно ненавидела. Он обхватил ее своим взглядом, крепким, как клещи, и она в ответ загорелась своей прочной, испытанной и родной ненавистью. В жизни она бы принялась смирять себя, стыдиться и ломаться, но тут она ненавидела страстно и прямолинейно. Мужчина, казалось, ничуть не смущался ее чувствами. Он смотрел мимо нее за ее спину; она обернулась и увидела, что оттуда шли их общие дети. Отец звал их и им улыбался; он, этот подонок, звал их к себе! Мама Наташа как будто выросла и с огромной удесятеренной силой схватила своих детей руками и притянула к себе. Они были какие-то мягкие и хилые, потому что от ее хватки принялись ломаться прямо в руках, как куклы из спичек или папье-маше.

Стоявшая неподалеку «Большая Мать» кивнула: «Можно и так. Убей его детей, раз не можешь убить его самого!»

10

Все исчезло. Мама Наташа пошла неизвестно куда, и кусты в ее глазах сменились деревьями, огромными дубами. В дубах были дупла, а там жили очень легкие, почти бестелесные сущности, которые летали по воздуху, мягкими сгустками перенося себя то вокруг стволов, то вовнутрь.

«Лучше бы тебе, мама Наташа, не знать, кто это такие», – говорил какой-то внутренний голос.

«А кто?» – бездумно спросила она.

«Дети твоих абортов», – так же мягко произнес голос.

Это могло бы быть ужасом, но почему-то было мягкой и тихой картиной. Души их летали как пчелы по теплому лесу, и их нежные полеты сливались с игрой света и теней под кронами деревьев.

«Но как же они относятся к моим детям? К моим живым детям?»- вдруг подумала Наташа.

«А точно так же, как ты к ним, – сказал мягкий голос. – Если ты их любишь, то и они тебя любят. И твоих детей. А если ты их не любишь – ну, тогда извини!»

«Да как же я могу их любить?» – хотела спросить мама Наташа, но слова будто застряли в горле. Ответ был очевиден: если она «да как же», то они – тем более «да как же.»

11

И последним, самым чудесным видением одарили ее волшебные ягоды. Она оказалась в пустыне перед какой-то простой вещью. Может быть, это был стул, или дорожная палка, или глиняный горшок. Мама Наташа посмотрела на эту вещь, увидела что-то простое и неинтересное, и отвернулась. Но вокруг была пустыня, причем не какая-нибудь песчаная географическая, а вообще-пустыня, пустое место, ни-че-го. Все, что было настоящего – это был этот дурацкий простой предмет перед ней. Волей-неволей Наташа опять посмотрела на него. Вот была она – и он.