Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник - Леонид Резников

– Иа! – возмутился лопоухий.

– Да тихо ты! – зашипел Али-баба, зажимая обеими руками пасть ослу. – Или ты хочешь, чтобы нам обоим отрубили головы?

Осел вырвался из рук хозяина и попятился, испуганно мотая головой.

– Тогда молчи! – приказал Али-баба, приложив палец к губам.

– Иа! Иа! – понятливо закивал осел.

– О, наитупейший из ослов, – не на шутку рассердился Али-баба. – Если ты сейчас же не замолчишь, то, клянусь небом, я тебя… тебе… в общем, ты понял!

– Иа! – Ослик отступил еще дальше и спрятался за другим валуном, прикрыв глаза ушами.

Но Али-баба зря переживал, что кто-нибудь из разбойников обратит на них внимание. Разбойникам было вовсе не до того, а один осел не мог перекричать целый табун без устали ржавших лошадей. Так что пятикратное «иа» кануло в производимый «Коршунами пустыни» шум, словно песчинка затерялась среди подобных себе на морском дне.

Двое разбойников, находившихся ближе всех к пещере, о чем-то возбужденно разговаривали. Али-баба догадался, что один из них является главарем шайки, но кто конкретно, он никак не мог определить. Али-баба напряг слух, однако разобрать слов говоривших с такого расстояния не представлялось возможным. И тут самый молодой вдруг гаркнул: «Сим-сим, закройся!»

Земля в тот же миг задрожала, заходила ходуном, под каменной площадкой пронесся утробный гул, и вход в пещеру начал закрываться. Черное воинство, собравшись в три нестройных шеренги, крича песни и размахивая кривыми саблями, ослепительно блиставшими на солнце остро отточенными лезвиями, понеслось прочь от пещеры. Али-баба со страху припал к земле, дрожа всем телом, зажмурил глаза и обхватил голову руками.

Вскоре все стихло.

Тогда Али-баба осторожно приподнял голову и выглянул из-за камня. Куда скрылись разбойники, он понял далеко не сразу, но, хорошенько приглядевшись, молодой человек заметил в другом конце каменной площадки едва приметный глазу пролом в скале, скрытый растущими вдоль него деревьями с пышными зелеными кронами. Впрочем, Али-бабу сейчас мало волновало, куда направили своих быстрых коней «Коршуны пустыни». Гораздо больше его заинтересовала пещера, теперь отгороженная от мира скальной стеной. Казалось, она была монолитна, и никакой пещеры за ней вовсе не было. Теперь Али-бабе стало понятно, почему никто до сих пор не смог обнаружить логова разбойников.

– Иа! – опять подал голос осмелевший ослик, медленно приближаясь к хозяину.

– Ты прав! – согласился Али-баба, поднимаясь с земли и отряхивая потрепанную одежду. – Нам с тобой выпала большая удача!

– Иа? – Осел вопросительно поглядел на хозяина, вероятно, пытаясь уточнить, не сошел ли тот с ума.

– Не спорь! – упрямо топнул Али-баба. – Нам нужен новый топор?

– Иа, – вздохнул ослик.

По его унылой морде можно было заключить, что топор его интересует крайне мало. А вот от нормального стойла и вкусного овса он бы не отказался. Да и уздечку новую справить не мешало бы, а то в нынешней, чиненной-перечиненной, ему было крайне неловко перед знакомыми ослихами.

Но Али-баба то ли не понял лопоухого друга, то ли, занятый собственными мыслями, не расслышал сказанного.

– Пошли, – сказал он, взялся за поводья и потянул осла к пещере. Но ослик уперся в землю всеми четырьмя копытами, и сдвинуть его с места Али-бабе никак не удавалось. – Пошли, тебе говорят! Вот же упрямое животное! – напряг руки Али-баба. – Разбойники ушли и наверняка вернутся не скоро. Но все равно нам с тобой лучше поторопиться.

– Иа! – воспротивился ослик, отступая обратно к камню и напряженно мотая головой. Идти в разбойничье логово ему вовсе не хотелось.

– Ну и… шайтан с тобой! – в сердцах выругался Али-баба, махнул на осла рукой и один заторопился к пещере.

Ослик, подумав, засеменил следом, озираясь вокруг. Одному оставаться на открытом месте было еще страшнее, чем идти в пещеру.

Али-баба приблизился к скальному навесу и, немного помявшись, едва слышно произнес: «Сим-сим, откройся». Ведь не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: если команда «закройся» закрывает дверь в пещеру, то «откройся» – обязательно должна ее открыть. Али-баба, которого еще не до конца покинул страх, надеялся, что заклинание не сработает, и он со спокойной душой вернется к прерванной работе. Но, как назло, его слова возымели действие. Вокруг опять загрохотало, поднялась пыль, и стены пещеры разомкнулись, открыв зияющий чернотой вход в пещеру. Клубы дыма и столбы огня вновь изрядно напугали Али-бабу, и тот бросился ниц, зажмурив глаза. Но проходили долгие минуты, а ничего не происходило.

Тогда Али-баба открыл сначала один глаз, потом другой и прислушался. Вокруг все было тихо, если не считать рева пламени, огненной бахромой обрамлявшего с обеих сторон вход в пещеру.

– Иа!

Ослик, которому надоело стоять без дела, подтолкнул Али-бабу в бок, мол, давай иди, делай свои дела и побыстрее возвращайся, а то, неровен час, вернутся разбойники, и тогда нам обоим будет крышка.

– Да, ты прав, лопоухий. – Али-баба встал и медленно приблизился к пещере. Входить было боязно, и Али-баба, чтобы преодолеть робость, крикнул, сложив ладони рупором: – Эй, есть кто-нибудь?

– Будь… уть… ть… – донеслось затухающее эхо из пещеры.

– Эй!

– Ей… ей… – отозвалось нутро пещеры, передразнивая Али-бабу.

– Никого, – подбодрил себя Али-баба и, сделав глубокий вдох, переступил порог. Замер.

Ничего не произошло. Лишь эхо его шагов заметалось по пещере. Зрение Али-бабы понемногу приспосабливалось к сумраку, царившему в пещере, в то время как сами глаза дровосека все больше расширялись, принимая вид идеальных окружностей.

Пещера оказалась огромна по своим размерам. Ее высокий свод подпирали множество толстых каменных колонн. Из стен в разных местах вырывалось пламя, возможно, служившее для освещения пещеры. Кое-где в чашеобразные выемки из трещинам в стенах струилась вода. Ровные каменные полы устилали дорогие ковры, на коврах горками возвышались мягкие подушки. Меж подушек стояла дорогие кальяны и золотая и серебряная посуда, заваленная горами объедков, из чего можно было заключить, что разбойники вряд ли причисляли себя к аскетам.

Чего в пещере только не было! Али-бабе казалось, проще перечислить именно то, чего здесь не было, разве то, что наличествовало. Во множестве боковых ниш грудами были свалены драгоценности, деньги и разные дорогие товары. Разнообразным тканям не было числа – от грубых льняных полотен до тончайшего индийского шелка и изысканной парчи всевозможных расцветок. В больших кувшинах находилось масло – розовое, оливковое, хлопковое, подсолнечное. В малых – вино, чей запах дурманил голову незнакомыми Али-бабе хмельными ароматами. Распахнутые сундуки ломились от монет и драгоценных камней. От их блеска даже при тусклом свете слепило глаза. От ячменя, овса, пшеницы и прочих круп трескались мешки. Зерно, на радость мышам, сочилось тонкими струйками на