Надолго, может, навсегда - Олег Корабельников

- На нас люди смотрят, - сказал Климов.

- Пусть. Надоест смотреть и перестанут.

- Ты почему распускаешь слухи о нас с тобой?

- А тебе стыдно жить со мной, да? Конечно, я такая плохая, некрасивая, старая, ты стыдишься...

- Не стыдно. С меня взятки гладки, я ведь мужик...

- А я баба, да? Послушай, если ты меня еще раз назовешь бабой, я запущу в тебя тарелкой.

- Я не называл, - начал было сопротивляться Климов, но потом спохватился и добавил: - Прости, больше не буду. С языка сорвалось.

- Умница ты моя, - быстро успокоилась Люся. - Идеальный муж.

- Почему муж? - машинально удивился Климов.

- А разве мы не поженились? Ты ведь обещал.

- Не помню. Откуда ты взяла?

- Подлец! - воскликнула Люся.

- Тише ты, ради бога, - сказал Климов. - Дома поговорим.

- А мне стыдиться нечего. Пусть тебе будет стыдно. Я уже всем рассказала, что мы скоро поженимся и на этой неделе пойдем подавать заявление. Уже и на свадьбу позвала. А ты в кусты, да?

- Дома, милая, - сказал Климов, - договорим дома... Ну, хорошо, хорошо, пойдем в загс, разве я отказываюсь?

- Конечно, отказываешься. Знаю я ваши уловки. Наобещаете сначала, а потом...

Дома, когда Люся отлучилась, Климов обратился к соседу:

- Послушай, давай не будем ругаться. Глупо, в самом деле, соседи, мужики, а травят друг друга разными глупостями. Зашел бы в гости, выпили, поговорили по душам. А то все через потолок.

- Через пол, - поправил сосед.

- Да не все ли равно? Для тебя пол, для меня потолок, главное, что через барьер. Не по-соседски это.

- Угу, - согласился сосед. - Только ведь меня нет на свете. Я же бог! Ты сам так говорил, а теперь и я в себя уверовал. Не к лицу богу являться простому смертному.

- Да какой ты бог! - махнул рукой Климов. - Сидишь целыми днями дома. Ни ангелов, ни облаков, ни чудес. Таких богов не бывает.

- Еще как бывает! - возразил сосед. - Просто меня нет на свете. Я же тебе говорил об этом.

- Не хочешь ли ты сказать, что я тебя сам придумал?

- Наглец, - вздохнул сосед. - Он воображает себя превыше бога. Он полагает, что может сотворить самого бога. Богородица нашлась!

- Ну вот, - огорчился Климов. - Опять начинается. Что за упрямый старик! Надоели мне твои софизмы. Неужели ты не можешь по-простому? Как мужик с мужиком?

- Ты хотел сказать: как бог с мужиком? А какие могут быть разговоры между нами? Ты мне о хоккее, а я тебе о квазарах, ты мне о делах семейных, а я о тектонических сдвигах. Ничего не поделаешь, интеллектуальная и социальная несовместимость. Вот так-то, Клизма! Ты уж сиди в своей конуренке, доживай свой век тихо-мирно, метаморфируй потихонечку да не позволяй подружке на шею садиться.

- Это уж мое личное дело.

- Эге! Будто бы к богу обращаются с общественными делами! Только и слышишь со всех сторон: дай, помоги, спаси, прибавь зарплату, верни мужа, сделай меня красивой... Тоска. А сам ты что у меня просил? Жену? Так давай, валяй. Я свое дело сделал.

- А тебе тяжело помочь?

- Нельзя. Детерминизм нарушится. Причинно-следственный механизм. Тебе не понять.

- Но ты хоть объясни, в чем дело?

- Ну вот, если каждой собаке объяснять, для чего ее будут резать... Я же тебе сказал: живи полегонечку, метаморфируй на здоровьичко...

- Да на кой черт мне твоя метаморфоза? - не выдержал Климов.

- Болван, - сказал сосед. - Это же еще одна степень свободы. Неужели непонятно? Ей-богу, пацан и пацан.

- Опять твоя диалектика?

- К сожалению, не моя. Она сама по себе. И ты никуда от нее не денешься, живи, развивайся, отрицай самого себя - иначе смерть. Ищи свою жену.

- При чем здесь она? Неужели ты думаешь, что она полюбит меня с другим лицом и телом?

- Не исключено.

- Но ведь она полюбит другого человека, не меня, не Климова? Если у меня другое тело, то я уже не я? Зачем мне это? Я от ревности изведусь.

- Изведешься, - подтвердил сосед. - Ничего не поделаешь. Диалектическое противоречие между духом и телом. Это даже богам не под силу.

- Тогда для чего все это?

- Не знаю... Интересно ведь. Ты попробуй, может, что выйдет.

- Эх ты, всезнающий и всемогущий... Самозванец ты, а не бог...

Климов знал, когда примерно она заканчивает работу и на каком автобусе едет домой. Еще утром он начал придумывать причину, по которой мог бы отлучиться, не вызывая нареканий Люси. Сейчас, вступив в новую полосу жизни, приходилось многое оценивать по-другому. Раньше он мог уходить из дома в любое время и на любой срок, жена никогда не оскорбила бы его упреком. Мог бы, да не хотелось. Он мог позволить себе так много, что сама возможность исполнения любого каприза вызывала неудержимую скуку. Теперь все было не так. Ревнивая и подозрительная Люся заставляла смотреть на простые и доступные вещи с тайной завистью, и недосягаемость их окрашивала былую свободу в романтические цвета.

Он подошел к Терентьеву и предложил ему обменяться на вечер пальто и шапками. При этом он так подмигивал и показывал пальцами разные фигуры, что Терентьев легко согласился. В обед он сообщил Люсе, что вечером должен уйти на пару часов, чтобы обговорить с приятелем возможность получения новой квартиры. Лгать он не умел, и, скорее всего, Люся быстро догадалась об обмане, но не стала сразу обвинять его, а прикинулась заинтересованной, начала расспрашивать о подробностях, в которых он запутался, и вот тогда-то, когда он сам разоблачил себя, она холодно попросила его выйти в коридор, и там, оглянувшись по сторонам, ударила по щеке.

Климова не били с детства, и хотя эта пощечина боли особой не причинила, но показалась ему обидной и незаслуженной. Он не полез в глупую драку и плакать тоже не стал, а передернул зябко плечами и, повернувшись, молча пошел в свою комнату.

К концу рабочего дня вездесущий Терентьев подошел к нему и, как всегда, похохатывая и похлопывая по плечу, сказал, что он знает все, что весь Люсин отдел на ее стороне, но он сам за Климова и считает, что спуску давать не надо, а лучше всего спокойно дождаться вечера и дома, без свидетелей, пару раз врезать строптивой бабенке промеж ушей, отчего она сразу же его зауважает, будет больше любить и впредь подобных глупостей совершать не станет. Климов спокойно выслушал совет и, памятуя о прошлых уроках, послал Терентьева открытым текстом. Тот уважительно взглянул на Климова, одобрительно хмыкнул и ушел.

Когда Климов в одиночестве вышел к автобусной остановке, его догнала Люся, крепко взяла под руку и сказала так:

- Теперь ты не отлучишься от меня ни на шаг. Я посоветовалась с девочками, и они мне сказали - ни на шаг!

- Прекрасно! - сказал Климов. - Но почему ты решила, что этим можно меня удержать?

- Удержать? Тебя? Больно ты мне нужен! Да я, если хочешь, таких, как ты, десяток найду.