Ковчег - Андрей Ливадный

Раб-сентал понимающе усмехнулся и протянул ему миску с голубоватыми гранулами.

Только много позже Рогман понял, какую недопустимую ошибку он совершил, впервые взяв эту ядовитую пакость.

Понимание пришло примерно через неделю.

Просто в какой-то из дней никто из узников этой страшной «школы» вдруг не получил обычной порции наркотического вещества.

Последствия не заставили себя ждать.

Уже на второй день после последнего приема голубоватых гранул Рогман увидел, как беснуется в своей клетке непомерно большая крыса.

Она бессмысленно кидалась на прочные стальные прутья, разбиваясь о них в кровь, пыталась грызть их, обламывая зубы, потом вдруг забилась в конвульсиях, изрыгая отвратительную пену…

Следом за ней нечто подобное произошло и с другими обитателями клеток.

Рогман, как оказалось, держался дольше всех. Он тоже почувствовал себя не лучшим образом. Сухость во рту, спазмы мышц лица, ноющая боль под коленями и жажда, жгучая, сводящая с ума жажда, хотя рот был полон свернувшейся клубком слюны…

Его мучили страшные галлюцинации. Сидеть на месте не представлялось никакой возможности. Стоило лишь на мгновение сосредоточиться на своих муках, и все: тело мгновенно выскакивало из-под контроля мозга, само по себе рвалось бежать куда-то, биться в кровь о прутья клетки… руки начинали рвать свою же плоть, в исступленном желании сделать хоть что-нибудь, хоть как-то унять непонятный, сжигающий изнутри огонь…

Ему хотелось одного — этих самых проклятых гранул. Впервые в жизни Рогман понял, что готов на все, лишь бы почувствовать под языком горьковатый катышек…

Когда бороться с самим собой уже не было никаких сил, в комнате появился Хозяин.

Остановившись подле стола, в центре помещения, он долгим, пытливым взглядом обвел клетки с узниками.

Как понял потом Рогман, крыса, кнурт и дикий были к тому моменту мертвы. В живых оставались сен-тал, он сам и два огромных нетопыря, рассаженных по разным клеткам.

Ургун подошел к клеткам с нетопырями и долго, пристально смотрел в глаза обессилевшим от ломки существам. Тогда Рогман еще не понимал, что тот беседует с ними. Сам он научился такому разговору гораздо позже.

Следующим был он.

Хозяин подошел к клетке Рогмана, который без сил лежал на полу, уставившись погасшим, бессмысленным взором в противоположную стену. Его одежда была изодрана в клочья и перемазана кровью.

— Ты будешь служить мне, клонг… — жутко усмехнулся Ургун, присев на корточки и заглядывая в глаза Рогману. — Каждый предмет, принесенный тобой из Сумеречной Зоны, будет вознагражден одной гранулой, — он разжал ладонь, и щекочущий запах наркотика полоснул обоняние Рогмана…

Еще минуту назад он собирался умереть, вконец обессилев от мук. Ему казалось: пусть с ним делают что хотят, как и в случае с Нейрой, последним задержавшимся в его сознании чувством было отвращение к мучителю и стойкое желание умереть, но не подчиниться…

Однако вся его решимость мгновенно растаяла.

Он не ведал, что творил. С диким рычанием Рогман вскочил, ударившись о прутья клетки. Из уголков его рта стекала слюна. Он дрожал всем телом, впитывая этот запах, а изнутри его уже сотрясали сладостные конвульсии ПРЕДВКУШЕНИЯ, и разум оказался бессилен перед этим.

Вытянув язык, он раболепно слизывал с волосатой ладони крупицы раздавленной в порошок гранулы, ненавидя, презирая себя за слабость…

Так он стал блайтером.

Через несколько дней его вместе с сенталом и двумя огромными летучими созданиями ночью, когда город спал, вывели через тайный проход на окраину Сумеречной Зоны и оставили там, предупредив, что их срок — ровно неделя, дальше неизбежно начнется ломка.

Из первой вылазки вернулись только Рогман и один нетопырь.

Сентал и собрат летучего создания навсегда сгинули на просторах Сумеречной Зоны, пополнив собой длинный список жертв этого страшного и таинственного места…

…Наваждение схлынуло вместе с последним отправленным в рот кусочком брикета.

«Мечта…» — с неизъяснимой горечью мысленно повторил он, подбирая с ладони последние крошки безвкусной массы. Это слово виделось ему, будто маленькое живое существо, что постоянно присутствовало рядом, бежало теплым комочком где-то у твоих ног, и, в конце концов, являлось именно тем, ради чего стоило жить…

Странное, сосущее чувство в груди, именно оно оказалось сильнее страха перед физическим страданием. Стандартный срок был коротким — неделя. А до подножия Перевала Тьмы — три с половиной дня пути. Ровно столько, чтобы прийти к подножию, взглянуть в туманную, сумеречную высь и повернуть обратно, к проклятому Городу…

Рогман был упрям. Однажды он попытался начать восхождение, наплевав на срок, переоценив свои силы. Получилось из рук вон плохо. Он задержался на целые сутки, карабкаясь по вздыбленным в незапамятные времена стенам Мира, метр за метром приближаясь к Мечте, а когда понял, что на подъем нужна неделя, не меньше, и скрепя сердце повернул обратно, то было уже поздно.

Цепь натянулась, карая ослушника, и он упал, раздираемый ломкой, в одном дневном переходе от Города…

В тот раз ему повезло, после стычек с дикими окраину Сумеречной Зоны патрулировали отряды солдат. Его подобрали и отволокли к хозяину, изрядно избив по дороге.

С тех пор прошло уже немало времени, но Рогман не возобновлял попыток восхождения, накрепко запомнив полученный урок.

Это не значило, что он отказался от таких попыток вообще. В душе он знал, что рано или поздно Перевал Тьмы покорится ему. Просто он не хотел стать сморщенным трупом с ввалившимися щеками и пустыми, глядящими в никуда глазницами. Он хотел жить и потому поклялся сам себе действовать наверняка…

…Вздохнув, он в последний раз взглянул на туманные высоты, размышляя о том, какими они были, Мрачные Боги, что обрушили в этом месте стены Мира? И если они столь могучи, то как удалось простым смертным низвергнуть их?

На эти вопросы не было ответа. «Хотя, быть может, тайна Мрачных Богов как раз и скрыта за манящими вершинами Перевала Тьмы? — размышлял он, поворачивая назад. — Кто знает?..»

Звук срывающейся воды стал отчетливее.

Рогман остановился, прислушиваясь.

Его глаза пытливо смотрели в сумрак, пытаясь поймать движение смутных теней. Рогман знал, что пустота Сумеречной Зоны — это лишь обман, иллюзия. Пустые Сектора на самом деле населены, и достаточно плотно. Тут обитало около тридцати видов животных, а растений, различной плесени да мхов — хоть отбавляй.

Наконец он расслабил мускулы и вздохнул. При этом его взгляд разительно изменился: глаза потускнели, и в них, кроме естественного разочарования, проскользнула глубокая, затаенная печаль.

Рогман вновь пошел на звук капающей воды.

Под босыми ногами тихо похрустывали осколки облицовочного пластика, который давно облупился со стен, обнажив решетчатый каркас. Изредка дорогу перегораживали свисающие с низкого потолка ржавые гнутые балки. В некоторых местах по стенам, оставляя рыжие потеки, каплями сочилась вода. Железо в Сумеречной Зоне болело ржой сплошь и рядом. Свет был тусклым и неверным.

«Идеальные места для охоты…» — осматриваясь, подумал Рогман. Он знал, что здесь можно встретить не только огромных крыс, но и целый выводок ленивых шерстобрюхов или, на худой конец, просто насобирать притаившихся среди потеков воды под потолком жирных слизняков…

Единственное, чего не знал молодой, но уже битый и калеченный жизнью раб, — зачем Падшие Боги создали это место.

Огромное, исковерканное пространство простиралось перед ним. Настолько большое, что нигде, в какую сторону ни посмотри, не увидишь стен Мира, которые терялись в сумраке, столь далекие, что об их присутствии можно было лишь догадываться. Впрочем, наличие стен не вызывало никаких сомнений, а их отсутствие, пусть воображаемое, казалось столь невероятным, что даже не принималось рассудком.

Однако он не мог отделаться от чувства тайной уверенности, похожей на скрытое знание: что-то было не так в этом гиблом, пораженном давним гневом Богов Мире… но вот что? Понимание этого каждый раз ускользало от Рогмана, хотя частенько ему казалось — он сейчас поймает, ухватит кончик той нити, что даст ему наконец ответ на вопрос: зачем существует Мир? Почему он устроен именно так? Где смысл?

Рогман мог поклясться, что ни один, даже самый просвещенный, обитатель Города ни разу не задавал себе подобных вопросов. Для тех, кто называл его клонгом, презренным рабом, таких вопросов попросту не существовало. Есть, пить, спать, работать, развлекаться… — разве в этом был смысл?

Хуже всего бывало Рогману в такие моменты, когда он находил останки своих соплеменников.

Такое случалось крайне редко, количество страшных находок он мог пересчитать по пальцам, вспомнить в мельчайших подробностях.