Куприн — мой отец - Ксения Куприна

Последняя воля Аленушки была — покоиться между отцом и матерью.

Глава IV

СТРАНСТВИЯ

Куприн в Гатчине много и плодотворно работал. В газетах появляются рассказы из цикла «Листригоны». Он также работает над «Ямой». Но царская цензура не оставляет его в покое.

В 1908 году Петербургский цензурный комитет постановил «возбудить судебное преследование против Куприна за опубликование в сборнике „Зарницы“ (1908 г., кн. 1) рассказа „Свадьба“, в котором, по отзыву цензора, „в самом отталкивающем виде представлен русский офицер в его отношениях к местному еврейскому населению“.»

На допросе у следователя Куприн виновным себя не признал. С него была взята подписка о невыезде из Петербурга.

27 марта 1908 года в Малом театре состоялась премьера пьесы «На покое» по мотивам одноименной повести Куприна. Пьеса написана в сотрудничестве с писателем А. И. Свирским. Через три месяца эту пьесу ставит народный театр в Пензе.

В мае 1908 года в Гатчине Александр Иванович заболевает острой формой ревматизма и по настоянию врачей уезжает в Ессентуки для лечения грязями. Хотел работать над «Ямой», но боли ему не позволяют.

Оттуда он пишет моей маме, которая осталась в Гатчине, так как чувствовала себя слабой после трудных родов.

«Милая Сюзинка!

Соскучился ужасно, просто ужас до чего. Я тебя, моя маленькая, очень люблю, но и больше: ты мой хороший, нежнейший, добрый друг. Целую твои ручки.

Вот два портрета, которые снял с меня один милый сотрудник здешней газеты А. Я. Тронштейн. Нравятся ли тебе? Сидючий я подретушировал — очень уж подгулял. Пиши мне больше. Вчера не получал от тебя письма, и мне сегодня хуже. Очень ноги болят ревматической болью. Подумываю уже: не перевезти ли мне сюда тебя с Аксиньей? Разбираешь ли ты все мои письма? Я говорю о почерке. Пора бы и привыкнуть. Ах, если бы полегчало. Кажется, в месяц написал бы роман. Подумай, как хорошо бы это было. 10 000 за роман, 3000 за 2-е издание IV тома, 1000 издание четвертого тома, тысяча останется прежнего, а 1000 застыли в Ниве. Итого 156 000 на прожитие, 1000 — запас. За 8000 купили бы недвижимость с садом и огородом!!! Для Ксюшеньки. Целую тебя, обнимаю, желаю здоровья.

К доктору, к доктору обратись, моя родненькая.

     Твой Саша».

В июле 1908 года вышел в свет пятый том сочинений Куприна в «Московском книгоиздательстве».

Имя Куприна часто связывалось с разными скандальными инцидентами, в которых он и не принимал участия. О нем выдумывали массу анекдотов и небылиц. Или рассказывали истории, имеющие весьма отдаленное отношение к правде.

Пока Куприн лечился в Ессентуках, в Петербурге произошел отвратительный скандал — процесс кошкодавов. Богатый заводчик посылал лакея собирать в мешок кошек, которых затем привязывали к мебели по всему дому. Спускали на них собак. Несколько человек из литературной среды при этом присутствовали. И когда начался процесс, то стали обвинять Куприна, что он, дескать, также бывал на этих мерзких развлечениях. Куприн немедленно написал протест в газеты и был глубоко возмущен, так как он всегда любил животных, и никогда, повторяю, за все мое детство, отрочество и юность я не видела отца, обижавшим животное.

Шумная известность, а также независимый характер Куприна породили много врагов, пресса же тех лет была жадна на всякого рода сенсации и мелкие происшествия.

В середине февраля 1909 года Александр Иванович с семьей решает ехать в Житомир, где временно останавливается у своей сестры Зинаиды Ивановны Нат. Отец очень любил эту сестру, а также ее мужа лесничего, с которым часто отправлялся на охоту. От него он узнал много лесных тайн.

Позже, в конце 20-х годов, из Парижа Куприн напишет своей сестре:

«Весть о смерти Ната не потрясла меня, но огорчила до слез. Как много прекрасных воспоминаний связано в моей памяти с ним! Начиная с его первого курса в Петровской академии, а потом лесничества: Звенигородское, Куршинское, Зарайское. В них самые благодатные месяцы в моей жизни. Там я впитал в себя самые мощные, самые благородные, самые широкие, самые плодотворные впечатления. Да там же я и учился русскому языку и русскому пейзажу. Поистине в духовном смысле вы оба были моими кормильцами, поильцами и лучшими воспитателями».

Но вскоре, не желая обременять Натов, у которых было трое детей, мои родители сняли домик. По мере того как мы переезжали из города в город, с квартиры на квартиру, понемногу невольно обрастали скарбом. Каждый переезд становился сложнее и хлопотливее.

Отца и мать не покидала мысль купить где-нибудь небольшую усадьбу. Отец старался как можно больше работать, чтобы иметь возможность ее приобрести.

Он сообщал Батюшкову 10 марта 1909 года, что уже написал более пяти печатных листов, чтобы сколотить деньги на землю. Но на расстоянии сговориться с издателями оказалось очень трудно, случались всевозможные недоразумения, деньги не высылались. Куприну хотелось продолжать «Яму», а корректуры написанных глав не присылали вовремя.

Житомир не нравился Куприну. Он иронически пишет Батюшкову, что город населяют вовсе не люди, а деревянные идиоты, чиновники, отставные генералы, монахи и главным образом — маклеры.

Материальные дела становятся все хуже. Отец жалуется, что в то время, когда он мучительно обдумывал «Яму», приходилось бегать по Житомиру в поисках денег, «бебехи» были заложены. Чем больше Александр Иванович живет в Житомире, тем менее привлекает его жизнь в этом скучном украинском провинциальном городке. Он мечтает о Балаклаве, с которой у него связано столько воспоминаний, и пишет о том, что до сих пор, несмотря на все хлопоты, он не может поселиться в тех местах, откуда… был выслан в 1905 году.

Поскольку, расставшись с Марией Карловной, отец оставил ей домик в Балаклаве и право на все произведения, написанные до их разрыва, он, несмотря на свою известность, постоянно испытывал денежные затруднения. Он не умел работать систематически, и обязательства тяготили его. Часто он жаловался на издателей, говорил, что писатель — самый бесправный человек, которому достается решительно от всех: от публики, от административного начальства, наконец, от голода на старости лет.

В августе 1909 года, находясь в Житомире, Куприн был посажен под домашний арест за «старое дело» — в связи с публикацией в 1905 году очерка «События в Севастополе». Ему прислали бумагу из петербургской судебной палаты с приказом полиции взыскать 50 рублей штрафа или посадить на десять суток домашнего ареста, приставив городового. Александр Иванович предпочел последнее. Сделал он так, конечно, из озорства, решив, что для него это будет спокойнее: городовые не пропустят к нему никого — ни кредиторов, ни всяких начинающих писателей, ни прочих людей, мешающих ему сосредоточиться. Мама тоже была довольна, а городовые еще больше — им платили суточные, кормили и поили на кухне и не мешали заводить шашни с кухаркой.