Таящийся ужас 2 - Дэвид Кейс

Затем я прошел в отдел поэзии и притворился, будто увлеченно читаю какую-то книгу — я сделал это только для того, чтобы избавиться от этой женщины. Вообще же я ненавижу стихи. Не вижу в них никакой пользы. Но мне удалось перехитрить ее. Надеюсь, никто не видел, как я с ней разговариваю, поскольку от этого обо мне могло бы сложиться превратное мнение.

Ну вот, сегодня библиотекарша наконец-то проявила свою подлинную сущность! Как я и предполагал, она оказалась вконец аморальной женщиной. Ничего-то она не подозревала по поводу моей болезни — ей просто хотелось соблазнить меня! Думаю, она уже не в первый раз предпринимает подобные попытки. Да, у нее определенно был навык в таких делах.

Сегодня днем она пошла за мной в заднюю комнату. Кроме нас в библиотеке не было ни души. Я не слышал, как она подошла ко мне сзади, пока что-то читал, с трудом вглядываясь в строки — между стеллажами было слишком мало света. Совершенно неожиданно она оказалась рядом со мной. От изумления я даже вздрогнул, а она захихикала, спросив, не напугала ли меня, и прежде, чем я успел ответить, сказала, что бояться не следует. Глаза у нее были порочные, ясно говорившие о ее желаниях. Блестящие глаза, от которых я не мог оторвать взгляда.

Смотреть в эти ужасные глаза было то же, что смотреть на мерцающее пламя… как в гипнозе. Но почему, почему порядочный мужчина оказывается очарован всем этим злом, этим пороком, не находя в себе сил отвести взгляд? Неужели ужас от созерцания греховности столь силен? Как я ни старался, я не мог оторвать от нее глаз, а это несчастное создание явно истолковало мое отвращение как проявление интереса.

Она подошла ближе и что-то сказала, даже не помню, что именно. Так, ерунду какую-то пролепетала и глупо улыбнулась. Наверное, спросила, почему я такой робкий и застёнчивый. Я не мог ей ничего ответить, у меня просто не было сил с ней разговаривать. Помню только, что я раскрыл рот, желая сказать, как презираю ее, но слова словно застряли у меня в горле. И тогда она протянула руку, прикоснувшись к моей руке. Ее пальцы заскользили по моей ладони — это показалось мне прикосновением самого дьявола. Ледяная ненависть метнулась от руки к самому сердцу, все вокруг словно исчезло: и книги, и стены растворились в красном тумане. Единственное, что я мог видеть; это лишь ее омерзительное лицо, приближающееся — ближе, ближе — к моему лицу.

Кажется, она хотела поцеловать меня, и поцеловала бы, если бы я ее не ударил. Я вроде бы не отдавал себе такого приказа — ударить, — то есть это было чисто рефлекторное движение. Инстинкт самосохранения защищает человеческую душу столь же рьяно, как и телесную жизнь, и я должен был во что бы то ни стало остановить ее. И я что было сил ударил ее по лицу.

Раньше я никогда не бил женщину, но о данном случае не сожалею ни минуты. Это создание не имело права даже называться женщиной, не могло именоваться человеком. Она олицетворяла собой проклятие жизни — эта раздутая паразитка, присосавшаяся к мужским телам!

Ударив ее, я повернулся и пошел прочь. Она не стала преследовать меня. Даже слова не сказала. Мне кажется, удар оглушил ее. Возможно, она даже упала. Не знаю, я не стал смотреть. Просто покинул библиотеку и пошел домой. У меня до сих пор дрожат руки. Мерзкое, конечно, было ощущение, никогда не смогу его забыть. Единственная моя надежда на то, что я сотворил доброе дело, своей силой и решительностью показав ей: не каждый мужчина готов пасть под натиском ее извращенных желаний.

Только что я пережил сильный шок. Надо же, какое невероятное совпадение. Я как раз закончил свои ежедневные записи в дневнике и пошел вниз, чтобы послушать по радио последние известия. Оказалось, кто-то убил ту самую библиотекаршу. Диктор сказал, что ее нашли между стеллажами в задней комнате библиотеки. От мощного удара у нее оказалась сломанной шея. Должно быть, все произошло в том самом месте, где она пыталась околдовать меня своими дьявольскими чарами. Скорее всего, все произошло именно при таких же обстоятельствах, что и со мной. Да, наверное, у нее была привычка приставать к мужчинам в этой самой комнате, неотвязно преследовать их своими бесстыжими притязаниями. Видимо, после того как я отказал ей, она сильно растроилась, отчаялась или, не знаю уж что там еще почувствовала — мало ли что испытывают похотливые женщины, когда сталкиваются с мужчиной, способным оказать отпор. В общем, мне представляется, что после меня она завлекла в свою ловушку кого-то еще и для надежности решила усилить натиск, — и надо же, какое совпадение, этот мужчина, убийца то есть, так же как и я, оказался истинно нравственным человеком, ответившим должным образом на ее гнусные домогательства. Убивать ее он, скорее всего, не собирался, хотя она и заслуживала смерти, и ударил, по-видимому, точно так же, как я, разве что самоконтроль у него оказался послабее моего и удар получился слишком сильный. Думаю, все именно так и случилось. Разумеется, я могу и ошибаться, однако, как бы там ни было, женщину эту мне ни чуточки не жаль. Даже к лучшему, что она умерла.

Элен тоже слушала новости и поинтересовалась, не в то же самое время я находился в библиотеке. Я сказал, что это произошло, наверное, вскоре после моего ухода, — естественно, я ни словом не обмолвился насчет моих предположений о случившемся. Ведь это лишь внесло бы дополнительную путаницу, так как я уверен, что жена не смогла бы по достоинству оценить личность убитой и только расстроилась бы… Она сказала, что мне надо сходить в полицию, поскольку я могу помочь следствию. Но если я никого и ничего не видел, чем я могу им помочь? Мне не хотелось вмешиваться, а кроме того к этому неизвестному мужчине я не испытываю ничего, кроме самой искренней симпатии. Разумеется, убийство — омерзительное преступление, но при определенных обстоятельствах и оно может быть оправдано. Когда по моральным принципам человека наносится столь сокрушительный удар, совсем нетрудно потерять контроль над собой и совершить нечто такое, что в нормальном состоянии не пришло бы ему в голову. Едва ли я смог бы объяснить это Элен. Она недостаточно умна, чтобы понять, что в определенных ситуациях буква закона оказывается попросту неверной. А потому я лишь сказал ей, что вряд ли смогу оказать правосудию какую-то помощь, с чем она согласилась.

Впрочем, я чувствую, что она все же подозревает меня в попытке уклониться от служения общественным целям.

Что ж, полиция, наверняка задержит того человека. Скорее всего он сам явится с повинной, когда как следует обдумает случившееся и поймет, что это было вполне оправданное убийство, точнее, обычная самооборона или преступление, совершенное при смягчающих обстоятельствах, а потому суд, когда выслушает его рассказ, не вынесет ему слишком сурового приговора. Пожалуй, как-то его все-таки накажут, ибо закон есть закон, хотя я лично считаю, что таким человеком следовало бы скорее восторгаться, чем наказывать. Вся его вина состоит в том, что он не смог сдержать себя, как я. Но, в конце концов, я ведь незаурядный человек и не вправе ожидать, что все остальные будут столь же волевыми и сдержанными.

Сегодня утром за завтраком у нас с Элен состоялся довольно странный разговор. Какое-то время она явно собиралась мне что-то сказать, но никак не решалась. Я предположил, что это имеет какое-то отношение к концу месяца (а срок действительно приближался) или к камере, а возможно, к идее посещения доктора. Но это оказалось не так.

— Они все еще не поймали убийцу, — сказала Элен.

Она определенно имела в виду человека, убившего библиотекаршу. По-видимому, полиция пока не обнаружила никаких улик. Трудно, наверное, раскрыть непреднамеренное убийство, поскольку в нем отсутствует ясный мотив, а в данном случае, похоже, это вообще был посторонний человек, совершенно не знавший библиотекаршу. Я поймал себя на мысли, что не хочу, чтобы этого человека арестовали на основании всего лишь юридического закона, поскольку его деяние было продиктовано высшим законом морали и нравственности.

— Возможно, и вообще не поймают, — заметил я.

— А ты в самом деле считаешь, что тебе не надо сходить в полицию и сказать, что ты был там? — спросила она.

Я поинтересовался:

— Зачем?

— Ну… ты ведь был там примерно в то же время, что и убийца. Ведь ее убили еще до того, как ты пришел домой. Ты мог бы что-то рассказать им…

— Я уже сказал тебе: мне ничего не известно.

— Но ты ведь… ты не боишься пойти в полицию? — спросила она, глядя куда-то в сторону.

Не представляю, с какой стати это взбрело ей в голову. Чего мне бояться?

Я еще раз повторил, что ничего не знаю, и добавил, что, как я надеюсь, этому человеку удастся избежать наказания, поскольку библиотекарша, очевидно, была порочной и испорченной женщиной. Я не стал рассказывать Элен про ее «подходы» ко мне, хотя, мне кажется, она и сама догадалась, потому что очень странно посмотрела на меня, после чего встала из-за стола и вышла из комнаты. Странно как-то она вела себя. Наверное, все дело заключалось в ее воспитании.