Школа на краю империи - Ян Анатольевич Бадевский

class="p1">Дверь подъезда распахнута настежь.

Вхожу и оказываюсь в тесном вестибюле, пропахшем общепитовской едой. Вижу длинный коридор с унылыми голубыми стенами, письменный стол и полную женщину неопределённого возраста, клюющую носом над раскрытой тетрадью в клеточку.

— Добрый день, — поздоровался я.

— Серёженька, — улыбнулась женщина. — На ночёвку?

— Ага, — не стал я спорить. — И покушать бы.

— Конечно-конечно, — женщина потянулась к ручке. — Только запишу тебя. Ты это… постельное уже две недели не сдаёшь. Постирать надо.

— Обязательно, — согласился я.

Сообщать о своём выселении я не хочу. Переезд вызовет нездоровый интерес и кучу дополнительных вопросов. А мне лишнее внимание ни к чему.

На груди женщины красовался бэдж:

Ничипорук

Марфа Игнатьевна

КОМЕНДАНТ

— У тебя там сосед новый, — сообщила женщина, делая пометку о продлении. — Не обижайте там её.

— Добро, — кивнул я, не сразу уловив подвох.

Комендантша протянула руку к деревянному стенду, сняла ключ с биркой «27» и протянула мне.

— Спасибо, Марфа Игнатьевна.

Несмотря на то, что меня тянуло к арке столовой, я решил сконцентрироваться на главной задаче. У меня есть вещи, их надо забрать. А для этого придётся посетить двадцать седьмую комнату.

Иду по коридору, но меня окликают:

— Ты куда? Живёшь-то на втором этаже.

Демонстративно хлопаю себя по лбу:

— Запамятовал, Марфа Игнатьевна.

Разворачиваюсь к лестничной площадке.

— Замордовали вас в этой гимназии, — пробурчала сердобольная женщина. — Не бьют хоть?

— Не бьют, — заверил я и юркнул в спасительный проём.

Комендантшу явно тянуло на задушевную беседу, а я ни черта не помню из жизни предшественника. Надо забрать вещи, быстренько перекусить и свалить из этого ПСП.

С верхних этажей слетела стайка детворы — всем по десять-двенадцать лет. Выглядели беспризорники вполне прилично — загорелые, в поношенных, но добротных шмотках. Футболки, шорты, сланцы. Ребята перебрасывали друг другу футбольный мяч и явно намеревались провести остаток дня за игрой.

В коридоре второго этажа было шумно. Двери нараспашку, дети и подростки ходят туда-сюда, ржут, задирают друг друга, грызут яблоки, пьют что-то оранжевое из стеклянных бутылок… Стеклянных, Карл! Никакого пластика, меня аж ностальгия проняла.

Останавливаюсь перед комнатой № 27.

Дверь плотно закрыта, внутри слышатся сдавленные крики и возня. Шлепок или удар… Такое ни с чем не спутаешь. Соседи решили выяснить друг с другом отношения.

Я бы и позже зашёл.

Вот только дел у меня по горло.

Прохлаждаться некогда.

Нажимаю ручку. Дверь отворяется, и я вижу неприглядную картину. Грубо оштукатуренные и выкрашенные голубым стены, некогда белый потолок, дощатый пол. Четыре двухъярусных кровати, расставленных вдоль противоположных стен. И распахнутое настежь окно. Вот там, на подоконнике, и происходила дичь, от которой у нормального человека волосы встали бы дыбом.

Пара здоровенных лбов зажали девушку моего возраста у окна с явно недобрыми намерениями. Один, длинноволосый и широкоплечий, прижал девчонку грудью к подоконнику, заломав ей руки за спину и широко раздвинув ноги. Второй, низкорослый и весь какой-то нескладный, пытался снять с несговорчивой подруги шорты, одновременно уклоняясь от пинков. Жертва истошно орала и брыкалась, но силы были неравны.

Я не стал ничего говорить.

Быстро покрыв расстояние, отделявшее меня от придурков, пнул ближайшего носильника по яйцам. Неудачником оказался стягиватель шорт. Бедолагу сразу скрутило, и прыти в нём поубавилось.

— Суукаа, — простонал мой озабоченный сосед.

И сполз на пол.

Я уже бил его приятеля по почкам.

Широкоплечий охнул и наотмашь попытался ударить неведомого обидчика, то есть меня. Девушку волосатый отпустил. Меня бы впечатало в кровать, да только реакция из прежних жизней не подвела. Нырнув под ручищу здоровяка, я рубанул коленом в открытый живот, добавил открытой ладонью в челюсть. И поставил точку этой же ладонью — ложбинкой между большим и указательным пальцами. Прямо в кадык. Не смертельно, но глаза имбецила выпучились, он захрипел и утратил всякую связь с действительностью.

Девушка испуганно обернулась.

— Ты его не убил хоть?

— Минут через десять оклемается, — спокойно сообщил я.

Конечно, ударом по кадыку можно и отправить в мир иной. К счастью, я умею рассчитывать углы и силу, так что несостоявшийся насильник выживет.

Девочка выглядит своеобразно.

Стройная, даже худая. Почти не видно груди. Максимум — первый размер. При этом очень красивые и длинные ноги. Джинсовые шорты, выцветшая красная футболка и обувь, подозрительно напоминающая земные кроссовки. Личико у девушки было очень миловидным. Так сразу и не определишь национальную принадлежность. Турчанка? Арабская кровь? Кожа не просто загорелая, она смуглая от природы. Густые чёрные брови, длинные ресницы, пухлые губы… и восхитительно курносый носик.

И — глаза.

Чёрные, в них проваливаешься, словно в бездонный колодец.

А дальше начинается шок-контент. Роскошная копна тёмных вьющихся волос… подрезана самым безбожным образом. Под каре. Только каре — явно не та история, с которой моей новой знакомой следует начинать свою жизнь. Ей бы отрастить гриву до пояса… но нет. И, самое главное, стрижка явно делалась не в парикмахерской. Слишком неровно и уродливо.

— Чего уставился? — выдало чудо с каре.

— Есть одно хорошее слово, — заметил я.

— Какое?

— Спасибо.

Выдав эту мудрую мысль, я утратил к спасённой всяческий интерес. Меня больше занимала другая проблема — где мои вещи.

— Козёл, — выдохнул нескладный коротышка, скукожившийся на полу. — Я тебя…

— Ты меня — что?

— Ууу… дай только встать.

Длинноволосый лежал на спине, хватал ртом воздух и благоразумно молчал.

Я присмотрелся к тумбочкам. Прямо недокомоды какие-то, а не тумбочки. Высокие, металлические, похожие на сейфы. С прорезями в дверцах и выемками вместо ручек. Каждая дверца пронумерована. Судя по заправленным кроватям, нас здесь четверо. А комната рассчитана на восьмерых беспризорников.

— Что ты ищешь? — заинтересовалась девушка.

— Свои вещи.

— Они же в боксах.

— И где мой?

— А ты не помнишь?

— Представь себе.

Девушка переступила через длинноволосого, обогнула меня и указала пальцем на нижнюю секцию дальней от меня тумбы.

— Хм. Уверена?

— Попробуй открыть.

— Чем?

— Жетоном самостоятельности.

Я потрогал кругляш, висящий на моей шее. Снял цепочку, повертел непонятную хрень в пальцах. По размеру — старая пятикопеечная монета. Я думал, что это медальон. А там выбиты мои имя и фамилия, сложный цифробуквенный код и невразумительная загогулина. Вроде китайского иероглифа, сросшегося с шумерской клинописью.

Забрасываю жетон в приёмную щель бокса.

Цепочку не отпускаю.

Внутри что-то щёлкает, сдвигаясь. Бокс открывается — и я вижу две полки со своими скромными пожитками. Плюс выдвижной ящичек, как в письменном столе.

— Как тебя зовут? — бросаю через плечо.

Помедлив, девушка представилась:

— Джан.

— Красивое имя. Спасибо за помощь, Джан.

— Ты ведь заснёшь, — раздался голос коротышки. — Мы тебя ночью придушим.

Я не ответил.

Снял рюкзак, расстегнул молнию, и переложил