Хроники Финского спецпереселенца - Татьяна Петровна Мельникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На второй день подсчитывали, сколько денег накидали. Когда бумажные деньги были подсчитаны, приступали к мелочи. К великому удивлению, среди серебра и меди, было не мало железных пуговиц. Очевидно деньги кончились и под шум великих страстей и пуговицы пошли в ход, лишь бы брякнуло в решете. Вокруг решета подогревали свои страсти только мужчины, а женщины дарили свои подарки специально для невесты. Это было: отрез на платье или пальто, одеяло, подушки, полотенце с вышивкой, платки, рубашки и т.д. Невесте дарили одежды столько, что этого хватало на несколько десятков лет. После свадьбы молодые могли сразу завести свое хозяйство, кроме денег и одежды, дарили лошадь и корову.
ЦЕРКОВНЫЕ ПРАЗДНИКИ
Хорошо помнятся те детские годы, когда настал какой-нибудь божественный праздник – Рождество, Пасха и т.д. Отец запрягает коня, наденет на него самую лучшую сбрую и нас ребятишек посадит в сани и повезет в церковь, где по всему залу были установлены скамейки, на которых во время службы все верующие сидели. Поп прочитает очередную молитву, предназначенную в честь этого праздника. Затем пели церковные песни, а дьячок ходил между рядами и собирал деньги. У него в руках была длинная палка, в конце которой был прикреплен матерчатый мешочек, куда верующие клали деньги. После окончания церковной службы, по приезду домой, у нас собиралась вся родня отцовская. Было у него пять сестер и три брата, когда они все вместе съедутся со своими ребятишками, так весь дом ходуном ходил. Отцовские сестры были замужем в разных деревнях: Марково, новая деревня «Дальняя поляна», старая мельница и Гайталово. Их тянуло в родные стены, где они родились и откуда в люди вышли, проще сказать домой. Порядок был такой – взрослые сидели в одной комнате, а ребятишки в другой, так как взрослые в честь праздника рюмки по две выпивали водки, а ребятишкам это не положено было видеть, а после этого пили чай с пирогами, начиненными различными ягодами.
После 30-х годов у нас закрыли все церкви, в нашей деревне была деревянная церковь, Католическая, а в деревне Марково – Лютеранская. Большинство народа всех окружающих Финских деревень ходили в Лютеранскую церковь. После закрытия церквей, в нашей деревне из церкви сделали клуб. Теперь каждое воскресенье возили на лошади киноаппаратуру и киноленты. Билеты были недорогие, но денег особых в деревнях не водилось. Если кто хотел посмотреть кино бесплатно, то он обязан был одну часть крутить вручную динамо-машину. Кинокартины были немыми и состояли из шести частей, каждый раз набирали шесть человек, добровольцев крутить динамик, а остальные пять частей тогда ты мог смотреть как обыкновенный зритель. Охотников всегда было достаточно, хотя это не совсем легко было в наши годы. После окончания кинокартины, начинались танцы, порой до первых петухов. Многие верующие ругались на нас, называли нас антихристами: «Вот увидите, когда-нибудь, в один прекрасных моментов, пол в церкви провалится, и вы все окажитесь в аду».
Через некоторое время киномеханик пришел к нашей соседке, на квартиру. Здесь жила Маша Пирхонен со своими детьми, муж её помер от чахотки. После смерти мужа она пристрастилась к спиртному – начала по маленькой, дошла до большого. У нее была взрослая дочь Эльвира, неплохая из себя, но по деревенским меркам. Дети страдали из-за родителей. Все говорили: «Она из неблагополучной семьи», – поэтому на неё смотрели, как на человека второго сорта. А на самом деле – при чем здесь она, если у неё мать была не путная. Вот теперь, пройдя огромный жизненный путь, мы смотрим на это другими глазами. Сама она была симпатичная, фигура стройная, походка плавная, высоко поднятой головой, груди упругие, как у годовалой телки, только что проросшие рога подпирали платье, придавая ей женственность. В праздничные дни она выглядела, как полевой цветок. Когда я строгал стружку, она ходила к нам её складывать. Мы с ней целыми днями находились вдвоем. А какими глазами она смотрела всегда на меня – они были ясные, прозрачные, кристально-чистые, свет из них излучался из самой глубины души. Они просто говорили или задавали немой вопрос мне ежедневно: «Что же ты молчишь?» Я безусловно разговаривал с ней, но далеко не тех слов, которые она ожидала услышать от меня. Я это прекрасно понимал, в моих словах не было душевной теплоты, которой ей так не хватало. Всему причиной были вышеуказанные старые предрассудки, но былого не вернешь. «Имеем – не ценим, потеряем – плачем».
Киномеханик сразу же нашел общий язык с нашей соседкой, так как стал её постоянно угощать спиртным. Деньги у него всегда были, продаст какие-нибудь старые входные билеты, а выручку клал себе в карман. Покойный муж её был намного старше, и последние годы он с трудом передвигался, лицо было желтого цвета. Однажды она своих детей оставила ему, а сама вышла замуж за одного старого холостяка, но в семье нового супруга такую невестку не приняли и скоро ей пришлось вернуться назад. После его смерти для нее настала вольготная жизнь, никто не мешал. Она заглядывала со стороны на многих мужчин и завидовала, что какая-то незавидная замухрышка имеет порядочной мужа, а она – полнокровная женщина, должна жить одна.
После очередного киносеанса, киномеханик и хозяйка дома опять сели за стол и начали прикладываться по маленькой, а дочь Эльвира осталась на танцах в клубе. Пока дочери не было дома, мать с квартирантом договорились, что она отдаст свою дочь замуж на него. Вдруг кто-то в дверь постучался – она вышла открывать, а тут – как тут стоял за порогом один из её любовников, который изредка делал визиты. Заходи, дорогой, чего стоишь на улице, мы
